Четырнадцать тысяч одна

14001, рассказ Олега Чувакина, четырнадцать тысяч одна, человек, читатель, Вселенная, космос, звёзды, галактики, свобода

I

Олег Чувакин
Олег Чувакин
Человек. Автор. Редактор. Пишет себе и людям

Они пришли за ним в восемь часов восемь минут. Должно быть, этим утром он у них первый. Разлепив веки, Шеломов вгляделся в будильник на тумбочке. Поморгал, вызывая слёзы. По сетчатке, словно по экрану, всё ещё плыли книжные строчки.

Квартирный звонок верещал, с дребезгом умолкая и тотчас приказной рёв возобновляя. Давила на кнопку рука, упрятанная в рукав униформы, рука, оканчивающаяся коротким пальцем. Воображение подкинуло Шеломову образ охотника целиком: толстый служака с малиновыми щеками и выпученными круглыми глазами, с резиновой дубиной, наручниками и газовым парализатором на ремне.

— Полиция! Оперуполномоченный Бухтеев! Открывайте! Именем президента! — донеслось через стальную дверь и деревянную повеление.

Задверные типы говорят разное. Именем короля, именем революции, именем закона, теперь вот именем президента. Причина же их появления никогда в истории не менялась. Как не менялось в лающих выкриках охотников повелительное наклонение. Как не менялась и сама сущность власти. Выщелкнуть умных людей из общества, упрятать их подальше, сгноить или обезглавить. «Да» — стабильности, «нет» — эволюции.

Сколько страниц было прочитано ночью? Четыреста? Пятьсот? Захлопнув один том, Шеломов с жадностью схватил другой, того же автора. Чтение настолько увлекло его, что он вновь почувствовал себя мальчишкой, который лучшие часы детства провёл в запойном поглощении повестей и романов, посылая мысленное спасибо тем писателям, что одаривали читателя щедрым посулом: «Продолжение следует».

— Даём вам десять минут. Не откроете — распилим двери!

Быть может, он недоплатил налогов или штрафов. Или отправил в глобальную сеть что-то неположенное, что пометили маркерами снующие по закоулкам Интернета полицейские программы-роботы. Или раздобыл запрещённую цензорами книгу. Или недостаточно долго смотрел на прошлой неделе телевизор. Или нечётко нарисовал галочку в бюллетене на выборах. Так или иначе, но за ним пришли. Рано или поздно за всеми приходят. Вот именно: рано или поздно. За ним пришли поздно. Иными словами, опоздали. Опоздали на одну книгу.

— Шеломов, мы знаем: вы там! Сведения проверенные.

Не исключено, что донёс сосед. Житель смежной квартиры. Или его жена. Супруги, чья спальня вон за той стеной. В комнатах этой семьи книг не найдёшь. Зато телевизоры гудят сутки напролёт.

— Не пытайтесь уйти в окно. Мы контролируем все входы и выходы!

Реплика охотника вызвала у Шеломова улыбку. Из верхнего ящика стола он вынул папку. Список прочитанных книг он вёл на бумаге, не в компьютере. Вёл много лет, со школы. С первого класса. С того самого дня, когда ему выдали в библиотеке читательский билет. Там, в библиотеке, одна тётенька посоветовала ему записывать названия и авторов прочитанных книг. Нынче Шеломову пятьдесят семь лет, и список прочитанного занимает у него пухлую папку, точно рукопись романа.

— У тебя пять минут!

Потный палец вдавливает кнопку звонка.

Развязав тесёмки папки, Шеломов, ощущая под ладонью шершавую гладь листа, записывает книгу за номером 14000 и за нею недочитанную книгу — за номером 14001.

Author picture
Не спешите заказать редактуру. Не швыряйтесь деньгами. Сначала покажите свой рассказ или отрывок романа

Кому показать рассказ или роман? Писателю! Проверьте свой литературный талант. Закажите детальный разбор рукописи или её фрагмента.

Четырнадцать тысяч. Магические число, толстовское. Четырнадцать тысяч книг насчитал в библиотеке яснополянского сочинителя Иван Бунин.

Минувшей ночью по числу прочитанного Шеломов догнал Льва Николаевича.

— Три минуты! — В стальную дверь замолотили, забухали кулаки. Тяжело ударил ботинок. И снова с электрическим треском взревел звонок.

Большая часть четырёхкомнатной квартиры Шеломова, три комнаты, превращены в библиотеку, отданы бумажным книгам. От пола до потолка — книги, книги, книги, с любовью убранные на полки, за стёкла, охраняющие тома от нашествия пыли. Жилище своё Шеломов прозвал книжным домом.

— Две минуты, баран! — И полицейский добавил площадной брани.

Что за власть без ругани, арго, команд и окриков? Что такое власть, как не собрание организованных хулиганов?

В прихожую просочился табачный дым. Когда на площадке курят, от дыма не спасают и двойные двери.

— Ещё минута, тупица!

Соседи за стеной, конечно, наслаждаются скандалом. Ждут, когда подозреваемого (или уже обвиняемого?) выволокут на лестницу, приложат дубинками и закуют в наручники.

Четырнадцать тысяч. Та женщина из библиотеки, что научила его записывать на листках имена прочитанных книг, была умницей, мудрым была человеком, глядящим в звёзды.

— Тридцать секунд, кретин! Савельев, жужжалку!

— Есть, товарищ капитан! Расчехляю!

Встав посреди самой большой библиотечной комнаты, Шеломов с удовольствием оглядел книжные полки, опоясывающие стены, задержал взгляд на знакомых корешках за голубоватыми стёклами. Странное ощущение, подумал он. Ощущение прощания. Это, конечно, инстинктивное. За окном занимался рассвет. Собираться, класть в чемодан главные книги, хватать необходимые вещи, рассовывать по карманам деньги, документы, банковские карты ему ни к чему.

Он закрыл глаза и представил, как всё произойдёт.

И оно произошло.

II

Обладавший завидной реакцией капитан успел схватить Савельева за шиворот. Тот, вооружённый жужжалкой, вскрывающей двери как консервные банки, сделал по инерции шаг и, как показалось Бухтееву, едва не сорвался в распахнувшуюся пропасть. Жужжалка Савельева что-то задела, рассыпала сноп огненных искр, взвизгнула и заглохла. Обнимающий Савельева капитан и третий полицейский, Оськин, отпрянули от белой черты, возникшей в точности там, где прежде путь им преграждало стальное дверное полотно. Локти Оськина стукнулись о соседнюю дверь, закрывавшую квартиру на краю площадки. Охнув от боли, полицейский выронил дубинку, и та покатилась по ступенькам.

От порога, за которым полицейские рассчитывали сцапать подозреваемого, и до плинтусов соседских квартир, лишившихся стен, проступили, а потом ясно обрисовались мерцающие белые грани стереометрической фигуры. Нутро жилья гражданина Шеломова точно охватили светодиодным шнуром. Пространство, занимаемое ранее квартирой, быстро заполнял полупрозрачный молочный туман, прибывавший из ниоткуда.

У стены слева — вернее, у светящейся линии, обозначавшей стену, ведь обои, штукатурка, кирпичная кладка бесследно исчезли, их будто аккуратно срезали и унесли, — стояли и моргали соседи, таращились на невиданное. Муж и жена. Она в ночной рубашке, с раскрытым ртом, с распрямляющимися примятыми кудряшками, он в майке, семейных трусах, с вывалившимся поверх трусов животом. И тоже с раскрытым ртом. У кой-кого не задалась суббота! Мужчина в майке закрыл рот и дотронулся до клубов тумана. Полицейский заметил, как пальцы его упёрлись во что-то, согнулись. Нащупав невесть что, он отдёрнул руку.

Капитан Бухтеев задрал голову. Сосед с верхнего этажа стоял босыми ногами на расстелившемся вместо пола полупрозрачном тумане, обведённом мерцающими нитями. Словно декоратор на Новый год постарался! Только Новому году в июне делать нечего. Босой человек перебирал пальцами ног — это капитан видел ясно. Потом житель верхнего этажа присел и коснулся тумана рукой. И взял да прошёлся по невидимой плоскости. Любопытный!

— Что это? — спросил он непонятно у кого.

— Мне откуда знать? — ответил Бухтеев. Он вдруг осознал: подозреваемого-то он не задержал. То есть упустил. То есть от начальника отдела ему влетит. И что он напишет в рапорте? Гражданин Шеломов растворился вместе со своей жилплощадью, превратился в зыбкий туман? Придётся, видимо, вызывать ФСБ. Пусть кремлёвские ищейки наберут туману в коробки, пройдутся лазерами по невидимым стенам, ковырнут инструментом мерцающие грани и напустят сюда секретных учёных!

— Это что получается? — сказал гражданин из квартиры слева. — Нас теперь все видеть будут?

— И меня будут, — сказал сосед сверху.

— Тебе какое горе? Ковёр там бросил, и готово! А нам? Новую стену строить? И звукоизоляции никакой!

— Кто нам компенсирует?! — завопила его супруга. — Мы, между прочим, граждане добропорядочные! И бдительные. Не какие-нибудь!.. — Голос её сорвался на визг.

— Этажом ниже потолка нет, — заметил верхний. — Но люстра висит…

Сержант Оськин осторожно коснулся ботинком невидимой плоскости, где прежде лежал паркет. Подошва опустилась на что-то твёрдое.

— Вау! — воскликнул Оськин на манер представителя враждебного иностранного народа.

— Оськин, — приказал оперуполномоченный, — вызови-ка вторую машину. Савельев, собери свидетелей. Этих вон всех.

— Е… есть, т-товарищ к-капитан-н-н!.. — Голос впечатлительного Савельева дрожал, хрипел, вибрировал и заикался, а зубы постукивали, норовя откусить кончик языка.

III

Шеломов включил на кухне электрический чайник, подогрел воду и заварил чай, помешивая развернувшиеся в воде листья ложечкой. Сотворил шоколадные конфеты с орешками и вафлями. Глядя на звёздные просторы за окном, выпил одну чашку чая и другую. Вокруг висела, тихонько позванивая в ушах, особая тишина, какую способен различить разве что книгочей со стажем длиною в жизнь. Напевая радостную песенку, Шеломов вымыл посуду. А теперь — под душ! Обливаясь в ванной холодной водой, он чувствовал себя нетерпеливым мальчишкой, которому подавай все подарки, подавай исполненье обещаний в одно мгновенье, сейчас и разом, на целую жизнь вперёд. Перешагнув чугунный бортик, Шеломов хорошенько, до красноты растёрся махровым полотенцем. Посмотрел в зеркало и поймал улыбку. Укрыл горящую кожу чистым бельём, затем натянул новенькие джинсы и надел свежую рубашку. Почистил туфли. Прихватил недочитанную книгу. В сердце его колокольчиками звенел неподдельный восторг.

Сначала он открыл деревянную дверь, а за нею железную. Полицейская жужжалка провела на металлическом листе рваную кривую — будто кто-то сердитый спичкой о коробок чиркнул. Оставив книгу в прихожей, Шеломов, не страшась ничего, шагнул за порог, туда, где чернели и синели, окрашивались то малахитом, то изумрудом бескрайние глубины космоса, озаряемые белыми, жёлтыми, оранжевыми огоньками звёзд и розово-сиреневыми спиралями галактик. Космос, словно твердь, поддерживал его, мягко обнимая за подошвы. Откуда-то потянуло пломбиром в вафельном стаканчике, шинами старого школьного велосипеда, натёртыми об асфальт, золотистой библиотечной пылью, почтовыми марками, яблоневым цветом и юной мечтой, позабытой на деревенском чердаке. Да ведь так пахнут звёзды! Шеломов сделал шаг, второй, третий. Он прогуливался по тёмной тропе, а над головою, по бокам, под ногами сияли космические миры. Тропа протягивалась в бесконечность, вилась лентою во Вселенную, пронизывала зигзагами неисчислимое множество сверкающих галактик, а по сторонам её росли яблони, груши, сливы, зеленели лужайки и скатывались с пригорков ручейки.

Из прихожей выплыло кресло с дожидавшейся книгой. Четыре деревянные ножки беззвучно опустились на тропу. Шеломов сел, устроился поудобнее. Красноватый, с рыжиной каминного пламени свет Арктура упал на страницы открытой книги. Слишком ярко, надо бы убавить. Сейчас, сейчас… Тропа, кресло, комнаты с кухней и ванной отдалились от звезды-гиганта, передвинулись в пространстве. Вот так в самый раз. Шеломов отыскал главу, на которой остановился ночью. Какое-то время он читал, а потом положил ладони на страницы и закрыл глаза.

Вот оно. Чистое, беспримесное ощущение. Настоящее открытие. Наконец Шеломов осознал, что такое свобода. Постиг неуловимый смысл трудного, почти недоступного пониманию слова. Абстракция усваивается только тогда, когда обретает очертания, воплощается в предметную явь.

У свободы есть математическая формула. Количественное выражение. Четырнадцать тысяч одна книга, разделённая на полвека судьбы. По крайней мере, формула действует для него, Шеломова. Большие расстояния измеряются вовсе не километрами, не парсеками.

Лишь та мысль свободна, что творить способна, подумал он в рифму.

На обед у него были сваренные вкрутую яйца под майонезом, зелёный лучок, сухарики из духовки, пряный горячий борщ и яблочная шарлотка.

© Олег Чувакин, январь—февраль 2018
Четырнадцать тысяч однаЧетырнадцать тысяч одна

Fantasy Passages. Jonn Serrie. Из альбома «And The Stars Go With You» (1987).

Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «Четырнадцать тысяч одна»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

9 отзывов

  1. Мой новый рассказ, дорогие читатели! Четырнадцать тысяч одна. 14001. Текст для настоящих ценителей книг, для тех, кто не представляет жизни без книжек и всем сердцем верит в космическую силу слова.

    1. Рассказ прекрасный. Уж больно в тему. А настроение у меня … хуже некуда… Спасать хочется и книжки, и себя. В реальности… Жаль, что как в рассказе не получится…

  2. «Откуда-то потянуло пломбиром в вафельном стаканчике, шинами старого школьного велосипеда, натёртыми об асфальт, золотистой библиотечной пылью, почтовыми марками, яблоневым цветом и юной мечтой, позабытой на деревенском чердаке. Да ведь так пахнут звёзды!»

    Как это прекрасно! «14001» — мой любимый (на сегодня) рассказ из тех, что с хорошим концом. Из вашей рубрики.

    1. Спасибо, Оксана! Моя рубрика мне тоже нравится. А со строк о звёздах начинается главная страница сайта. Я её как раз сегодня переделал.

  3. Тут все прекрасно, мне даже трудно описать всю череду чувств, я попробую так: немного Оруэлла, немного Азимова, много Бредбери и много Булгакова. Это все мои писатели, а вам удалось волшебным образом совместить их, или даже не их, а их настроение в одном коротком, но таком емком рассказе. Вы действительно очень хороший писатель, Олег.

    1. Спасибо, Нетта! Рэй Брэдбери — один из моих учителей-рассказчиков.

  4. Шикарно! Погружаешься в атмосферу, параллельные, литературные миры они такие…

Отзовитесь!

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.

Как стать писателем?
Как обойтись без редакторов и курсов?
Author picture

Возьмите у меня всего один урок. Я изучу ваш текст и выдам вам список типичных ошибок в стиле, композиции, сюжете. Вы одолеете их все при мне.

Станьте самому себе редактором!