Дед Мороз 2017 года

Зимний лес, деревья, снег, рассказ Дед Мороз 2017 года, Олег Чувакин

Имена, должности, законные акты
не вымышлены, а предсказаны.
Всё описанное произойдёт
в ближайшем будущем.

1

Олег Чувакин
Олег Чувакин
Человек. Автор. Редактор. Пишет себе и людям

— Читай вслух, Тата, — сказал Василий Родионович. — Чему быть, того не миновать. И прошу: не делай такое страшное лицо. Не порть свою красоту.

— Я воды глотну, — отозвалась Тата и ушла от дедова компьютера на кухню.

Василий Родионович на диване не шелохнулся. Над его седой головой тикали старые, ещё советские, настенные часы. Тикали, напоминая о ходе времени, о том самом времени, которого, как утверждают физики, не существует. Наверное, в понимании физиков и праздники вроде Нового года — чистая нелепость.

У вернувшейся Татьяны на щеке блеснула мокрая дорожка. У письменного стола Тата подтянула джинсики, одёрнула кофточку и не села, а упала на креслице на колёсиках. Креслице аж вздохнуло. Двадцать шесть лет девочке, а до сих пор принимает жизнь как четырнадцатилетняя. Живая, остро чувствующая натура. Василий Родионович, которому недавно стукнуло семьдесят, глядел на её узкую спину в зелёной вязаной кофточке, на тёмно-русые волосы, собранные в хвостик. Если Дед Мороз традиционно блондин, то Снегурочке для контраста следует быть брюнеткой.

— «Прощай, сказка!» — прочитала Тата.

2

Прощай, сказка!

Интерфакс. Москва, 18 декабря 2017 г., пн.

Государственная Дума приняла во втором чтении дополнительный пакет так называемых антитеррористических законов. Третье чтение, как заявили «Интерфаксу» в думском комитете по нравственности, пройдёт до 25 декабря. Ожидается, что до Нового года законодательные акты подпишет президент.

Напомним, законопроект «О пресечении западной пропаганды в РФ», разработанный инициативной группой парламентариев во главе с единороссом тов. Желиборко, включает в виде приложения список как переводных, так и оригинальных художественных произведений, подлежащих цензурному запрету с целью устранения негативного влияния, распространяемого на Россию государствами Запада через своих перманентных агентов в виде прозаиков, поэтов, художников-иллюстраторов, переводчиков, издателей, работников радио-, теле- и киноиндустрии и прочих лиц, прямо или косвенно участвующих в информационной войне. Согласно документу, с 29 декабря текущего года в РФ предполагается ввести запрет на «разлагающий элемент европейской пропаганды» (цитата из преамбулы), а именно «плутовские» сказки западных писателей: Андерсена, Гофмана, братьев Гримм и других (прилагаемый список уточняется).

Второй законопроект, входящий в дополнительный пакет антитеррористических законов, устанавливает запрет на Деда Мороза (он же Морозко, Трескунец, Студенец, Карачун и т. п.) и аналогичных персонажей западных народов — от всемирно известного католического Санта-Клауса до его местных разновидностей: Юлениссена, Йоулупукки и прочих. Если, по мнению авторов законопроекта, европейские клаусы нарушают российскую православную традицию, то языческий Дед Мороз и его производные и вовсе противоречат христианским ценностям.

Законопроекты прокомментировал «Интерфаксу» депутат Госдумы от фракции КПРФ Борис Евгеньевич Дьяков.

«Интерфакс»: Товарищ Дьяков, причисление Деда Мороза к собранию террористов — несомненно, новаторский шаг в законодательстве. Что думает фракция коммунистов по поводу запрещения популярного новогоднего персонажа?

Author picture
Не спешите заказать редактуру. Не швыряйтесь деньгами. Сначала покажите свой рассказ или отрывок романа

Кому показать рассказ или роман? Писателю! Проверьте свой литературный талант. Закажите детальный разбор рукописи или её фрагмента.

Борис Дьяков: Мы в полном составе поддерживаем инициативу «Единой России». Что касается моральной оценки упомянутого персонажа, то тут двух мнений быть не может. С точки зрения православия культ Деда Мороза относится к языческим верованиям, противным христианской религии. В русской литературе отрицательную оценку злобному Деду Морозу — «Морозу-воеводе», любителю «кровь вымораживать в жилах» и «мозг в голове леденить», — дал ещё поэт Некрасов. Кстати, соответствующая поэма Некрасова будет подвергнута цензуре либо исключена из списка литературы, допущенной для среднего школьного образования. Планируется устранить из школьной программы все упоминания о морозном языческом культе. Кроме того, тема забвения в финале поэмы представляется нам проповедью не только пессимистических, но и откровенно упадочнических настроений.

«И.»: С каких пор коммунисты стали религиозными? Разве они не выступают против «опиума народа»?

Б. Д.: Вы либо склонны ставить провокационные вопросы, либо ошибаетесь по незнанию. Коммунизм и христианская религия — суть единое целое. На это указывал ещё товарищ Бертран Рассел, один из немногих прогрессивных мыслителей загнивающего Запада. Остальное — искривления и частности, мало общего имеющие с истинной доктриной коммунизма.

«И.»: Уточните, пожалуйста.

Б. Д. Извольте. Советский режим, в 30-х годах прошлого века вернувший детям ледяного божка, вовсе не был коммунистическим, как считают реакционные историки. Идеал подлинного коммунизма проступает в развитой рыночной экономике с её приоритетом общественного согласия, но отнюдь не в так называемом социализме, являвшемся целиком продуктом сталинских отклонений и состоявшем в нещадной эксплуатации трудящихся, включая наиболее позорный лагерный вариант. Товарищ Ленин, создавший новую экономическую политику (нэп), термина «социализм», как известно, избегал, характеризуя постреволюционный строй как государственный капитализм. Мелкое же производство и услуги отдавались при нэпе частникам. К этой модели мы и приближаемся сегодня. Тем не менее, наша партия далека от идеализации образа Ленина, слепо повторявшего за Марксом то, что тот тоже за кем-то повторял. Вместе с тем мы признаём, что христианская религия, в царской России густо замешенная на языческих обрядах и праздниках, а потому основательно искажённая, являлась настоящим «опиумом народа». Люди верили не в бога, а в волшбу и предметы.

«И.»: Спасибо, Борис Евгеньевич.

Грядущий запрет сказок «Интерфаксу» согласился прокомментировать и сам инициатор законопроекта.

— Вы почитайте, что он пишет, этот Ганс, то есть Андерсен! — заявил председатель думского комитета по нравственности Ростислав Желиборко. — Возьмите «Огниво» или сказку про двух Клаусов. Это же что такое? Есть жанр плутовского романа, а у Андерсена — плутовской рассказ! Столько лет нам морочили головы писатели с Запада! Отныне дурному влиянию будет положен конец! Мы считаем своим долгом оградить российских детей от разлагающей западной писанины. От моды на стяжательство и вседозволенность! Какие же это сказки? Судите сами: рубят там топорами матерей, а потом продают их трупы на базаре! На органы! Кого мы воспитаем на таких сказках? Этими сочинениями могут восхищаться лишь ненормальные!

Корреспондент попытался уточнить, читают ли в Думе те сказки, которые запрещают. Товарищ Желиборко в ответ заметил, что на следующем заседании комитета поднимет вопрос о запрещении информационного агентства «Интерфакс». По его словам, журналисты должны формулировать вопросы не деструктивно, а конструктивно. «Задача прессы — сплачивать народ и власть, а не разобщать», — сказал он.

3

Дочитав новость, Тата осталась в креслице. Сидела перед монитором и думала.

Было время, когда законы вступали в силу спустя десять дней после обнародования. Год назад подобную оттяжку в Думе сочли проявлением бюрократизма, тормозившего развитие гражданского общества, и отменили. Президент отмену одобрил. С тех пор законы обретают силу на другой день после их подписания главой государства, за каковым немедленно следует публикация документа в парламентской сети «Двуглавый орёл» и на сайте Кремля. Ускорилось и прохождение законопроектов в Думе: если в первом десятилетии XXI века три чтения занимали месяцы, то сейчас между чтениями проходили считанные дни. Зачем тянуть, зачем подвергать будущий закон рискам политического обсуждения? К чему раскалывать общество на сторонников и противников? Депутаты поручили составление проектов юристам и экспертам, а для чтения наняли ридеров, пересказывавших думцам содержание вкратце. Таким образом, голосуя за проект, депутат следил за основной линией, не отвлекаясь на частности.

За вторым чтением антитеррористического законопроекта, в котором «фигурируют Дед Мороз, а также зловещие имена Андерсена, братьев Гримм и некоторых их эпигонов вроде известного либерала и западника А. С. Пушкина» (так говорилось на страничке Р. Желиборко в парламентской сети), неминуемо последует чтение третье, а потом на одобренном документе появится подпись президента. Последнее чтение, по замыслу Желиборко, нужно было лишь для тщательной проверки списка враждебных имён и при необходимости пополнения его двумя-тремя сказочниками, укрывшимися от бдительного ока парламентариев.

— Новый год без Деда Мороза! — прошептала Тата.

Дед поднялся молча, скрипнув диванной пружиной, полез на кухне в шкафчики, сковородку на плиту поставил — ужин готовить.

А Тата думала. Нет, уже не о законах и депутатах. Думая, она ощущала присутствие Василия Родионовича. Дедушка всегда знал, о чём она думает, что вспоминает. Раньше, бывало, она сердилась, велела деду вылезти из её мозгов, прекратить копошиться в мыслях. Позднее поняла: Василий Родионович и не «копошился». Благодаря чудесным способностям он чувствовал Тату. Чувствовал, а не лез в её голову. Он не умел читать мысли, а видел линии. Он был Дедом Морозом, а не телепатом.

Он пришёл в её жизнь, когда ей было четырнадцать.

4

То было плохое время. Однако была в нём и счастливая перемена. Чудо, в которое мало кто поверит, случилось 29 декабря. (А теперь этим календарным числом государство собирается запретить Новый год!)

14-летняя девочка, лежавшая на матрасе в чулане хозблока, твердила себе, что чуда не произойдёт, чудес вообще не бывает, это просто чёртово детство играет, доигрывает своё, бесится в глупенькой голове, и всё в мире обман, самообман и проклятье, — но тут же горячо в чудо верила, его к себе призывала, притягивала.

Уставившись в потолок, она думала, что умирать легче, когда веришь в чудесное, пусть даже оно невозможно. Оно невозможно при жизни, зато придёт после смерти. Человеку, которому смерть представляется не собственно актом умирания, исчезновения в виде слияния с планетой, а таинственной дорогой, полной звёзд и покоя, чудо кажется исполнимым — не здесь, так там, в космической вечности.

Семнадцатилетний сынок директрисы детдома подкараулил её вечером 28 декабря у хозблока, когда она возвращалась из душевой. Аркаша стоял у косяка, дверь была открыта, и он впихнул Тату сильным плечом в тёмное пространство, где пахло краской и пылью. Чужая ладонь залепила ей рот, а потом его залепил пластырь. «Чтоб не заорала сдуру». Дверь Аркаша захлопнул ногой.

При тусклом свете маломощной лампочки он повалил девочку на матрас, дожидавшийся на полу. «Будешь дёргаться, свяжу верёвкой».

Она не дёргалась. Дёргался он. А она терпела, отвернув голову и глядя на стеллаж, на пыльные банки с краской и лаком. С края одной полки свисал моток верёвки.

«Ты мне понравилась, — сказал Аркаша, надевая брюки. — Иногда мы будем… Я защищу тебя от других. Поняла?» Он подцепил пальцами край пластыря на её губах, отчего её голова оторвалась от матраса. «Вставать не собираешься? Как хочешь. Никто тебя не хватится. Вон на полке одеяло… На Новый год наряжу тебя Снегуркой. Внучкой Деда Мороза!..» Он хихикнул.

Истерзанная Тата осталась в чулане, среди банок, кистей, валиков, рулонов рубероида, швабр, верхонок и рабочих халатов. Тут же, на крючках в стене, висели красная расшитая шуба Снегурочки и синий тулуп Деда Мороза (из кармана торчала скомканная борода). Пустые, обвисшие рукава тулупа казались поддельными. Если и есть на свете Дед Мороз, то не здесь. Здесь только Аркаша и его мамка — мощная тётка, которая, если ей пожаловаться, скажет: «Радуйся, что Аркаша глаз на тебя положил». Подруги постарше, которых Аркаша «попробовал» раньше, поучали младших, определяя жизнь как «суку» и советуя «в случае чего» смириться. Директриса, чей муж трудился в городе на должности помощника прокурора, презрительно называла детей «нормированными». Тем, кто у власти, говорили девочки постарше, можно всё, а у тех, кто в детдоме, прав нет. Прав нет, и человека нет. Или привыкаешь, или…

Тата взяла одеяло, погасила свет и упала на матрас. Уставившись в потолок, она плакала и молилась. Молилась Деду Морозу — как самому настоящему богу. Богу, живущему где-то в бескрайнем чёрно-синем космосе, с его бесчисленными звёздами и шарами планет.

В чулане детского дома, этой неразличимой песчинки на карте вселенной, Тата шептала: «Если за три дня мне не поможет Дед Мороз, я… я уйду». И она взглядывала на верёвку на стеллаже.

Рано утром, когда все ещё спали, она вышла в туалет и вернулась обратно. Позднее в чулан заглянул Аркаша. Хмыкнул. «Ты не такая, как все. Жрать хочешь?» Не дождавшись ответа, принёс тарелку с кашей. Тата есть не стала.

А когда отшумел топот ног на обед, в чулан вошёл он — тот, кому она молилась ночь и половину дня. Тот, в молитвах кому она истратила, наверное, слёзы на всю жизнь вперёд.

Был он высок, статен, плечист; на седой бороде, росшей от ушей, тускло поблескивал в коридорном свете иней. В руке старик держал посох, на плечах у него был дедморозовский тулуп, а на голове красовалась кумачовая шапка с белой оторочкой. Тата сердцем почувствовала: на пороге — Дед Мороз. Не актёр из театра или студии при доме культуры, не переодетый и загримированный Аркаша, а настоящий, единственный в мире Дед Мороз. Нельзя было и подумать, что густая борода лопатой была ненатуральной, на резинке. Пахло от пришельца декабрьским снегом и ветром. К Тате пришёл тот, кого она звала, кому слала слёзные молитвы — сквозь потолок, сквозь крышу, сквозь слои атмосферы. Только он мог найти её тут. Только Дед Мороз певучим баритоном мог сказать: «Я пришёл за тобой, моя девочка. Я услышал тебя. Мы сейчас же уходим отсюда. В счастливую жизнь».

Она скоренько собралась (под нехитрые её вещички Дед Мороз выдал ей свой подарочный мешок) и покинула детдом вслед за своим спасителем: прошла, почти пробежала в пальтишке по коридору, пересекла холл, где на угловом диване у стола развалилась директриса (усмешка на губах, папка в руках), и выскользнула из первых и вторых дверей в зиму; Дед Мороз не пропускал её вперёд, но сам, своими крупными руками, распахивал тяжёлые входные двери, казавшиеся оттого не деревянными и стальными, а картонными. За забором пускало сизый дымок такси. После такси был поезд, и был другой город.

«Как же это так быстро? — решилась спросить в купе Тата. — Документы ведь оформлять надо, чтоб забрать кого из детдома…» «Деньги, милая, деньги, — ответил Дед Мороз. — Известный ускоритель!.. Зови-ка меня Василием Родионовичем. Или нет — дедушкой. Линия твоей судьбы удивительна!» — сказал он. И вроде бы вздрогнул.

Больше дедушка не говорил о линии, а Тата не задавала лишних вопросов. Лезть с расспросами её отучили ещё в детдоме. Да и чудо было боязно спугнуть!

К весне Василий Родионович Морозов выправил нужные бумаги, усыновил Татьяну и дал ей свою фамилию. Она, по возрасту годившаяся спасителю во внучки, продолжала звать его дедушкой. Василий Родионович прописал Тату в своей трёхкомнатной квартире, где она заняла комнату-библиотеку: шкафы, полки, письменный стол у окна. За ним она учила уроки, стараясь получать по всем предметам «отлично». В комнате-библиотеке с тысячей прекрасных книг Тата провела остаток школьных годов и почти всё студенчество. Сняв потом квартиру и переехав, она часто у деда гостила.

Иногда Дед Мороз будто читал её мысли: внутри Татиной головы как холодная позёмка пробегала. Василий Родионович объяснил, что мысли он не читает (не умеет), а лишь наблюдает за линией судьбы. Когда-то один человек передал ему дар Деда Мороза. С тех пор он слышит по всей стране зов детей и выполняет новогоднюю миссию, состоящую вовсе не в раздаче конфет и игрушек, как многие ошибочно полагают. «На белом свете очень много страдающих детей, Тата, — сказал дедушка, — и кому-то из них я могу помочь. Кому-то, увы, не могу. Не могу помочь тем, изменение чьей линии попортило бы линии соседние. Но к тем, чья линия уводится в сторону без опасных последствий, я еду непременно».

Василий Родионович был подлинным, единственным в России (на Руси, он любил говорить) и, разумеется, чудесным Дедом Морозом. Фальшивых дедов-морозов с искусственными бородами много, а настоящий — один. Седобородый Василий Родионович происходил не из Лапландии и не с Северного полюса; он был обыкновенным русским человеком, жителем города областного значения, к которому перешёл божественный дар от другого русского человека. Придёт время, и дедушка передаст кому-нибудь чудесные способности.

В первый же день в квартире Дед Мороз покинул Тату. Уже тогда она узнала, что в декабре и январе ему приходится много летать и ездить по стране. Ведь именно в это зимнее время загадываются самые сокровенные детские желания; губы мальчишек и девчонок шевелятся, взывая к мечте.

Деньги на поездки дедушка добывал от торговли. Он владел большим магазином игрушек на окраине города — столь популярным, что у обеих касс там частенько выстраивались очереди. Конкуренты не могли взять в толк: откуда народная любовь к магазину, если его хозяин не даёт рекламы, пренебрегая газетами и телевидением, да и торгует далеко от центра? Однако торговле Деда Мороза не была страшна конкуренция. Там, где действует чудо, законы экономической теории не работают.

В год, когда Тата поступила в университет, дедушка начал брать её на выезды. Она путешествовала с ним в наряде Снегурочки: долгополой шубке с узорами и блёстками, шапочке, рукавичках. На обувь дедушка купил ей северные кисы.

Видя, как дети становятся счастливыми, как их доверчивые глаза блестят от восторга, как они оглядывают себя с таким удивленьем, будто заново родились («Недаром же Новый год», говорил баритоном дедушка), Тата, вспоминавшая себя у порога страшного чулана, лила слёзы радости, пачкая растекавшейся тушью щёки, и дедушка деликатно советовал ей не злоупотреблять косметикой.

Для сотворения счастья, для изменения линии дедушке требовался живой контакт с мальчиком или девочкой. Он приезжал, звонил в квартиру или стучался в деревенские двери или окошки и заглядывал в глаза («подмораживал плохое», так он говорил) тому, кто звал Деда Мороза. Тому, чью горькую линию дедушка мог подправить, не искривив идущих параллельно судеб и не навредив ходу истории. Василий Родионович по-своему видел это, ощущал линии будущего — не статично, а динамично; Тата представляла, как эти линии, словно тончайшие шёлковые нити, тихо волновались, трепетали, оказавшись на его крупных шершавых ладонях. Детские судьбы Дед Мороз разглядывал сквозь прорехи времени внимательно, как какой-нибудь учёный ботаник срез листочка в микроскоп.

5

После ужина Тата снова залезла в компьютер. То, что она считала главным, по всей стране мало кого взволновало. Обитатели социальных сетей и газетных форумов в массе своей не возмущались законопроектами, которые вот-вот получат силу законов. Законов, из-за которых Дед Мороз превратится в преступника. В террориста! О сказках Андерсена — и вовсе молчок. Хотя тут-то всё ясно: книги умирают, люди крепко пристрастились к телевидению. Но как можно молчать, когда запрещают Деда Мороза!.. Впрочем, люди молчали и тогда, когда законопроекты проходили в Думе первое чтение. Дедушка тогда сказал, что люди привыкли слушать, а говорить они боятся. «Боятся превратиться в пособников террористов-язычников».

Дедушка опять сидел на диване. Над ним тикали часы. Отсчитывающие, думала Тата, минуты, часы, сутки, оставшиеся до последнего думского чтения — и до запрещения Деда Мороза. Навсегда!

— Разве дети перестанут загадывать желания и мечтать? — спросила Тата у деда. — Разве для них исчезнет Новый год? Праздник веры в счастье? Дедушка, разве девочки и мальчики, глядя на ёлку, не потребуют Деда Мороза и Снегурочку? Неужели из-за какого-то закона мы откажемся от того, к чему давно привыкли?

— Ты права, тысячу раз права, Татонька…

— Какой прок в моей правоте? Какой прок в детских желаниях, дедушка? Законы примут, и никто из родителей не пустит Деда Мороза в квартиру или дом! А без этого у тебя ничего не получится. Иные ещё и в полицию позвонят, если сунешься! По закону все, кто вызовет Деда Мороза, станут соучастниками преступления!

— Наказываемого по всей строгости антитеррористических законов, — заметил Василий Родионович.

— Дедушка, разве не огромная глупость — плодить такие запреты?

— Умные люди воспитывают, глупые — запрещают. Можно остановить танк, бронепоезд, потопить крейсер, сбить бомбардировщик или ракету с ядерной боеголовкой, но нельзя остановить человеческую глупость.

«Нельзя, — думал он, — если ты не Дед Мороз».

— Пусти-ка, Татонька, меня за компьютер. Появилась у меня одна задача в Москве.

Сняв с полки том Андерсена, Тата выскользнула из комнаты. Скорее всего, дедушка торопится перед запретом исполнить чьи-то желания, помочь кому-то, спасти кого-то.

У сетевой информационной службы Государственной Думы Василий Родионович запросил, планирует ли депутат Желиборко, глава комитета по нравственности, находиться в такие-то дни на рабочем месте. Думских ответов люди ждали месяцами, а то и годами, поэтому Василий Родионович предусмотрительно сопроводил запрос переводом 5000 рублей на указанный на сайте счёт для взяток. Через полчаса пришёл ответ. Информационная служба подтверждала, что депутат Желиборко будет трудиться на благо Родины в обычном режиме по 29 декабря включительно. Просителю даже напомнили, что 30 и 31 декабря — суббота и воскресенье. И любезно сообщили, что по Интернету заявки не принимаются, и граждане, желающие посетить депутата, оформляют пропуск по адресу: г. Москва, ул. Охотный ряд, дом 1, северный вход, лично, по предъявлении паспорта и (по мере возможности) дачи должностному лицу взятки.

Нажав кнопку «спасибо», Дед Мороз перешёл на сайт «Аэрофлота» и заказал билет на утренний рейс 20 декабря. 19-го, во вторник, у него имелись кое-какие дела в городе (следовало выправить судьбы двум ребятишкам), а в среду лететь было в самый раз.

6

В самолёте под болтовню акающего москвича-соседа, занимавшего кресло «B», Василий Родионович начал задрёмывать.

— Мне кажется, — говорил москвич, — система взяток в государстве даёт сбой. Ей элементарно не хватает логики.

— Так-так, логики, — говорил дед, умевший отвечать сквозь дрёму и даже сквозь сон, часто одолевавший его в утомительных новогодних дорогах. Он мог спать с открытыми глазами и в любом положении, сидя, стоя и двигаясь. Однажды он заснул в вагоне-ресторане поезда, хлебая щи.

— Простой пример! — тарахтел москвич. — Утром мне понадобилось вернуться в Москву. Я полез в Интернет за билетом — и что бы вы думали? Программа потребовала у меня взятку!

— Само собой, — отвечал Василий Родионович.

— Само собой, — согласился москвич, — но всем ведь известно, что билеты эконом-класса могут продаваться авиакомпаниями и агентствами со взятками, а билеты бизнес-класса — без взяток. Они и без того сверхдорогие.

— Так оно и есть, любезнейший.

— И всё бы ничего, но со взяткой билет эконом-класса стоит столько же, сколько билет бизнес-класса!

— Ничего удивительного.

— Простите, какой же это «эконом»? Если за те же деньги можно получить лучшее место и лучший сервис?

— Опция взятки включается в системе лишь тогда, когда все билеты бизнес-класса проданы. Обыкновенная логика машины, — ответил дед, всё глубже погружаясь в сон. Ответ был слишком прост, чтобы ради него просыпаться. Москвичу следовало бы заняться философией. — Нынешнее общество, — сказал старик, — живёт исключительно машинной, программной логикой. В соответствии с ней из модели общественного сосуществования исключается всё постороннее или создающее помехи. И наоборот, включается всё то, что способствует избранной обществом линии. Похоже, вы даже не проверили, есть ли другие билеты. Несмотря на чувство протеста, вы взяли то, что вам предложили. Система приучает к ответу «да», к согласию и смирению. Её основная идея — консолидация общества. Правда, это своеобразная консолидация. Автоматическая. Объединение кивающих кукол. Когда-то люди боялись, что мир захватят роботы. Смешно и грустно, но люди сами превратились в роботов.

— Там нельзя не проверить, какие есть билеты, — возразил пассажир. — Ну, мне пришлось, конечно, нажать пару кнопок… Но такая сумма, разницы почти нет…

— Вы были возмущены, и всё же сказали машине «да». И в следующий раз скажете «да», и уже с меньшим возмущением, — заметил дед, начиная видеть сон. — Вы давно смирились с главным: с тем, что взятка — часть рыночной экономики. Я не исключаю, что вы и ваше начальство относитесь к тем передовым мыслителям, что считают взятку эффективным методом ведения хозяйства и элементом, позитивно влияющим на оказание взаимных услуг и в итоге на человеческое сожительство…

— В нашей компании широко практикуются взятки, — подтвердил пассажир. — Взять, например, товары на складах, логистику…

Во сне Василий Родионович шёл по ночной городской улице. Шёл не в тулупе Деда Мороза, а в обыкновенном пальто. Улица была пуста. Заснеженный тротуар, девятиэтажки с обеих сторон, розоватый свет фонарей. Впереди, во мгле снегопада, — магазин игрушек. Василий Родионович остановился, запрокинул голову — так, что шапка съехала на затылок, — и вдруг оторвался от земли и стал потихоньку подниматься вверх, к серым облакам и космосу. Огни города внизу расплывались, меркли. На высоте снежинки обретали лиловые и чёрные тона. Поняв, что видит своё будущее, близкую смерть, дед, под болтовню москвича, тараторившего о методике задержки товарных поставок и бухгалтерских спецсчетах для взяток, подумал, что его судьба подчинена не машинной, а вселенской логике — такой, с которой ни одной программе, ни одному думскому комитету не совладать, не справиться.

7

Под пасмурным московским небом высилась десятиэтажная громада Думы. Два герба отражали трудную историю Родины: на фронтоне — герб советский, с каменными колосьями, серпом, молотом и звездой, а над парадным подъездом — медный золочёный герб с двуглавым орлом, символизировавшим не только взоры на восток и запад, но и преемственность России царской и России демократической. По крайней мере, так утверждали кремлёвские политики. Логично, если вспомнить о дрейфе президентской модели правления к самодержавной. Тата считала это парадоксом, но дед не видел в грядущей смене строя ни противоречия демократии, ни народного горя. Народу всё едино — что самодержавие, что президентство. Принцип согласия, выведенный в числе прочего из успеха пропаганды, свёл на нет значение голосования. Дружно говорить «да» на выборах и референдумах — ровно то же, что соглашаться с царём на троне. Имелась и финансовая выгода: при отказе от выборов федеральному бюджету выйдет экономия. Политическим же плюсом являлась пресловутая консолидация: если пять-шесть конкурирующих кандидатов на выборах порождают среди электората небольшую смуту, то самодержавие и принцип престолонаследия, которые, скорее всего, введут к 2020 году, разногласия автоматически исключат. Кому первым сесть на царство, решат члены правительства и депутаты (народные избранники), поэтому демократический подход в некоторой степени сохраняется. Иные СМИ уже пробовали на вкус словосочетание «самодержавная демократия», пускали его в оборот. И вся Россия знала, на чью голову заказана в лучшем ювелирном доме страны корона.

У обоих торцов здания высились стальные конструкции с баннерами. Мода на рекламные щиты у административных строений распространилась в России с января этого года, когда вступили в силу законы, получившие общее название прогрессивных: поправка в конституцию о приоритете общественного согласия перед плюрализмом мнений и свободой слова, пакет законов о взятках и регулировании тарифов на взятки и новые редакции трёх кодексов: КоАП, Уголовного и Налогового.

Баннер справа был оформлен по нынешней моде без пестроты, в минималистском стиле. Лозунг, выполненный на белом поле синим рубленым шрифтом, взывал к патриотизму:

Гражданин, помни: взятка — посильный вклад в процветание Родины!

На щите слева старинная поговорка приобретала очевидный поучающий подтекст:

Сделал дело — гуляй смело!

Зазывные баннеры у Думы создавали возбуждающую, почти сказочную атмосферу. И то верно: индивид, у кого водились денежки, мог добиться здесь многого. Человечество ведь давно считает деньги чем-то вроде промежуточной ступени на лестнице, ведущей к чуду.

Поперёк широкого Охотного ряда покачивалась на ветру алая растяжка с белыми буквами:

Взятка — святое дело!

Штендер у парадных дверей Думы напоминал посетителям о необходимости записаться на приём и получить пропуск. Стрелка указывала на северный вход.

Дойдя до нужных дверей, дед прочёл на табличке:

Северная канцелярия. Выдача пропусков, предоставление справок, приём взяток

Внутри бросался в глаза плакат с фотографией чиновника, с печальной улыбкой разводившего руками. Сообщение было предельно лаконичным:

Без взятки — строго по очереди!

Канцелярия представляла собой ряд пронумерованных застеклённых будок с общей стеной. Дед встал у свободного окошка.

— Ваш паспорт! Фамилия депутата? Цель посещения? — засыпал его вопросами служащий. — Взятка?

— Она самая.

— Взятки в законе сделали жизнь намного проще, — сказал человек за стеклом. — Не правда ли, гражданин? Бюрократизм остался в мрачном прошлом!

— Лучший способ победить коррупцию — узаконить её, — ответил Василий Родионович.

— Да вы философ!

Дед Мороз молчал, а чиновник писал в разрешении на пропуск, в строке «Причина посещения», имя существительное новейшего времени: «Взяткоприношение» и добавлял в смежную графу: «НДС не облагается».

— По тарифу или по очереди?

Василий Родионович положил на денежную тарелку пять тысяч рублей. Служащий приобрёл кисло-разочарованный вид и стал похож на чиновника с плаката.

— Почему так мало подаёте, гражданин? Вам на январь?

— Мне срочно.

— Пятнадцать тысяч рублей. Перед носом же тарифы.

Правее окошка и выше, совсем не перед носом, висел прейскурант на посещение депутата. Он был в духе эпохи краток:

5000 рублей — запись в очередь на две недели вперёд.

10000 рублей — на следующую неделю.

15000 рублей — срочная запись.

Граждане! Без взяток — строго по очереди!

Василий Родионович положил на тарелку ещё одну купюру, десятитысячную.

Лицо чиновника просияло. Он взял деньги и выдал просителю пронумерованную квитанцию, талончик на приём и пропуск.

— На двадцать второе число.

— Послезавтра? — Василий Родионович, как тот пассажир в самолёте, чуть не возмутился. — Я просил срочно. И заплатил.

— На сегодня или завтра даётся при возможности. А возможности нет. На сегодня всё расписано, а завтра у товарища Желиборко творческий день. Вечером в зале заседаний он произносит речь по поводу антитеррористического пакета. Мы, гражданин, никого не обманываем. Написано же: «срочная запись». Без уточнений. Вот ваш паспорт. Приходите ещё! — радостно сказал тип за стеклом. — Следующий!

Оставалось использовать запасной вариант. Василий Родионович подошёл к окну с края. Здесь давали справки.

— Тариф за справку — тысяча рублей, — сказала женщина.

— Мне бы узнать, в какое время со стоянки выезжает машина депутата Желиборко. Сегодня. И её номер.

— Информация личного характера не тарифицирована и предоставляется только за взятку, — ответила служащая. — За двадцать тысяч я отвечу вам, а за тридцать отвечу с удовольствием.

В переводе с московского языка этого означало, что за двадцать она солжёт. Точнее, допустит крошечную ошибку, из-за которой всё сорвётся.

— Если вы планируете убить депутата, то за триста тысяч я сообщу вам кое-какие дополнительные подробности, — сказала женщина в окне. — Ещё полмиллиона — и товарищ Желиборко не узнает, что вы сюда являлись.

— Речь о жизни, а не о смерти. Даю тридцать, — сказал дед и дал.

Женщина продиктовала номер машины, назвала её марку и озвучила время.

— Через пятнадцать минут, между прочим, — заметила она. — И вернётся только к вечернему голосованию.

8

Пока старик раздавал служащим северной канцелярии взятки, на улице подул ветер, суливший ясную погоду. За оградой стоянки Василий Родионович наметил место для операции — широкий поворот к проезжей части, где депутатская машина могла остановиться, не помешав свободной циркуляции транспорта других депутатов.

Дед Мороз достал из кармана пальто сложенный пластмассовый флажок, предусмотрительно купленный в аэропорту «Внуково». Флажок был китайского производства и содержал орфографические ошибки. Начертанный на нём призыв, который следовало понимать как «Хочу дать взятку», приобрёл поэтому лёгкий кавказский акцент: «Хачи дат взиатку». Впрочем, дед не сомневался, что депутат поймёт обращение верно.

Служебный белый «Тигр II» городской модели, водитель которого, несомненно, не впервые видел у дороги товарища с флажком, остановился, не доехав до просителя нескольких метров. В заднем окошке показалась физиономия охранника:

— У тебя одна минута, дедуля!

Василий Родионович заторопился к рокочущей машине — к той точке бифуркации, которую он ясно увидел, забирая из детдома Тату. На заднем сиденье ждали румяный парень в бушлате с коротким автоматом и депутат Желиборко.

— Нам передали, что появится чудной старик, — чуть подавшись к окну, сказал депутат. — С белой бородой до пояса. Василий Родионович Морозов, я не ошибся?.. Борода не приклеенная?

Охранник моментально выбросил руку из окошка и дёрнул за бороду. Василий Родионович даже позы не переменил — так и стоял, вглядываясь в Желиборко.

— Мощный старикан, — проворчал охранник. — Как дуб стоит.

— Вы напоминаете мне Деда Мороза! — воскликнул депутат. — Неужели оппозиционер? Из какого движения? Или в частном порядке протестуете? Учтите, публичные протесты запрещены! Кстати, это мысль!.. Надо будет внести в законопроект дополнение: запретить в России белые бороды…

«Эмоциональный какой, разговорчивый, живенький, — думал дед, словив наконец взгляд вертлявого депутата, приморозив его и совершая задуманное, — Татоньке понравится!»

— Эй, дед! Чего вылупился? — Румяный охранник забеспокоился. — А чего пять тыщ-то подаёшь?.. Избраннику-то народа? Председателю комитета? За такие деньги на депутата только взглянуть разрешается!

— Мне взглянуть и надо. — Дед Мороз выпрямился, огладил бороду. Депутат в глубине машины замигал оттаявшими глазами.

— Старикан чокнутый, проваливай! — крикнул охранник.

Стекло скользнуло вверх; Василий Родионович увидел в нём своё искажённое бородатое отражение.

Глядя вслед уезжавшему «Тигру», он ощутил себя ужасно усталым и старым, словно ему внезапно стукнуло девяносто. Сильно болела голова. Что ж, он знал, что так будет. Василий Родионович отдал председателю комитета всю свою небесную энергию. Ту, что поддерживала его, направляла и открывала путь к чудесам.

Больше ему здесь делать нечего. Метро, маршрутное такси, аэропорт, вечерний рейс. Двухчасовой сон в самолёте. Только бы не оказалось по соседству говорливых пассажиров: отныне его сон будет сном заурядного старика.

Хрустя по снежку на тротуаре, пытаясь разогнать головную боль, Василий Родионович представлял, как преображается думская институция: один за другим депутаты отращивают бороды до шеи, до локтей, а кто постарше — и до колен. Бороды чёрные, рыжие, серые и, конечно, белые. Что-то старинное, боярское виделось Василию Родионовичу в будущем мудром собрании. «Сегодня депутаты, завтра, глядишь, бояре…» Ну и, разумеется, царь в Кремле. Самодержец — на троне, при шапке Мономаха, с державой и скипетром…

Едва слышно дед пробормотал что-то о языческих символах и на ходу поднял голову. Тучи разбегались, на голубой небесной полянке приветливо желтело солнышко.

9

Вечером следующего дня Василий Родионович сидел в гостиной своей квартиры. Устроив руки на широких подлокотниках кресла, он с удовольствием косился на Тату, занимавшую другое кресло. С открытым ртом, будто подросток, Тата смотрела в телевизор. Оператор как раз дал крупным планом лицо депутата Желиборко. Шла прямая трансляция с думского заседания — с того самого, на котором председатель комитета по нравственности ранее обязался произнести речь об антитеррористических законопроектах. Он и произносил.

— Без Деда Мороза русская культура обеднеет! — вещал он с трибуны, одетый в чёрный костюм, красную шапку Деда Мороза, а вместо галстука украшенный мишурой. — Скажу больше — не сможет существовать! Да что культура! Русский дух — вот что, товарищи, навсегда пропадёт без величественного белобородого Трескуна, которого ждут новогодней ночью ребятишки! Есть сведения, — с ясной дрожью в голосе сказал Желиборко, стаскивая красную шапку и утирая ею потный лоб, — что законопроекты о запрете Деда Мороза продвинуты прихвостнями Вашингтона, тайно молящимися на новый мировой порядок! Что эта гнусная инициатива — результат происков оппозиционных прозападных неолибералов, врагов русской идеи, засевших в рядах Думы и около них и получающих взятки не законным путём, а от американского Госдепа! Нас одурачили, товарищи! Предлагаю голосовать против законопроекта!

— Дедушка! — Тата не отрывала глаз от экрана. — Твоих рук дело?

— Татонька, отныне Дед Мороз — он, Желиборко.

— Что? — Она повернула голову.

— В Москву я летал ради встречи с Желиборко. С человеком, чья звучная фамилия происходит от имени Желибор — желающий борьбы. Я передал ему морозный дух. Приходит время, Тата, и старый Дед Мороз отдаёт дар другому человеку. Одно поколение сменяется другим. Так устроена жизнь, Тата. Я не вечен.

Последнюю реплику старика заглушили аплодисменты в динамиках телевизора. Думское собрание ревело от восторга: Желиборко сказал, что идею о необходимости Деда Мороза он способен подтвердить практикой, да практикой не простой, а чудесной. Депутат пообещал осчастливить нескольких детей-горемык в новогоднюю ночь, переменив их судьбу.

— Дети — наше будущее! — бросил главный нравственник в бушующий зал.

Василий Родионович поклясться был готов, что, говоря о чуде и детях, депутат глядел не в зал, а сюда, в квартиру Морозовых, в глаза тому, кто вчера стоял у «Тигра II» с пластиковым флажком.

— Дедушка, ты хочешь сказать, что Новый год и сказки спасены? — спросила Тата, глядя на экран. — Депутаты проголосуют против законопроектов? Те самые депутаты, которые проголосовали за запрещение сказок, а Деда Мороза записали в террористы? Ну, допустим, Желиборко — Дед Мороз… Не знаю, смогу ли к этому привыкнуть… Но остальные? Думаешь, Желиборко всех сагитирует?

— Нет, — ответил Василий Родионович. — Маханье руками, красная шапка — так, спектакль. Точнее, дань старомодной традиции. В сущности, одежды Деда Мороза, в которых я посещал своих маленьких клиентов, — тоже спектакль. Чудеса я мог бы творить и без шапки с мешком.

— По-твоему, депутаты поверят в обещанное чудо? Но ведь твои чудеса, дедушка, часто растягиваются на годы…

— Ты всё такая же наивная, Тата! Желиборко купит всех. Официально даст всем взятки. Всей партии. Да и другим фракциям кое-что перепадёт. Этот человек жадничать не станет. Он же теперь Дед Мороз. А взятка — открытое и законное объяснение перемены решения. Ни партийных, ни моральных споров — просто массовая раздача взяток. Об этом и в газетах напишут, и по ТВ передадут, не сомневайся. И у России на сотню миллионов подрастёт ВВП. Ровно на столько, сколько перетечёт из одного кармана в соседние. Из кармана Желиборко в карманы вон того и этого, и всех прочих. Кому-то меньше, кому-то больше — согласно ранжиру, рангу и жиру. И в бюджет налог на взятки поступит, как положено по закону.

— И партия провалит законопроект, за который недавно полной фракцией голосовала?

— Провалит, Татонька.

— Дедушка, разве это не парадокс?

Василий Родионович покачал головой.

— Важно уяснить точку зрения, Тата. Если рассуждать с точки зрения общественного согласия, то для депутатов важно прийти к единому решению и вести страну в светлое будущее, обходясь без споров и демонстративных уходов из зала. Было время, когда экспрессивные партийные вожди швырялись в зале заседаний стаканами и прикладывались кулаками к носам оппонентов… Нынче всё иначе. Для идеологии так называемой развитой рыночной экономики, поставившей во главу угла принцип согласия, не имеет значения, принимают депутаты закон или отвергают. Главное — делать это единодушно. А народ неизбежно примет то, что подготовили для него депутаты. Запретят думцы «Девочку со спичками» или братьев Гримм — стало быть, запретят. Оставят разрешёнными — значит, оставят.

Он сходил на кухню, заварил себе и Тате чая. Подал ей чашку, сел в кресло.

— У нас с тобой, Тата, остался ещё один вопрос. Твоя свадьба.

— Свадьба?

— Ростислав Желиборко — твой суженый. Линия твоя мне давно известна. У Снегурочки должен быть Дед Мороз. Мне на этом свете осталось недолго. И не возражай… — Он отпил чая, не сказав, что отправится в вечность, уйдёт в чёрно-лиловое небо уже этой зимой. — С Дедом Морозом, заседающим в Думе, да ещё и руководящим комитетом по нравственности, за новогодние праздники можно быть спокойным. Не исключаю, что жених и тебя в депутатский корпус пристроит. Детям, верящим в сказку, нужны свои люди в Думе.

— А он ничего. Энергичный какой! И лицо у него доброе…

— Люди меняются. Особенно когда им доводится превратиться в Деда Мороза. Тут поневоле станешь другим человеком.

— Татьяна Желиборко… — Тата пробовала, как это звучит.

Она и не думала спорить с дедом. Если он сказал, что пора ей замуж и что жених её — на экране телевизора, так тому и быть!

— Желиборко видит судьбы людей? — спросила она. — Как ты?

— Видит судьбы детей, которые к нему обращаются, — поправил Тату дед. — А я больше их не вижу. Мой дар перешёл к нему без остатка.

— Дедов Морозов не может быть двое, так, дедушка?

— Так, Татонька. Я теперь обычный старик.

— Только не для меня!

Новоявленный Дед Мороз в телевизоре разглагольствовал о введении Дня защиты сказок, а его коллега по комитету, сидевший в первом ряду, молотил пальцами по планшету на коленях, — наверное, транслировал речь товарища Желиборко прямо в парламентскую сеть «Двуглавый орёл».

Василий Родионович допил чай.

— Сегодня депутат, а завтра, глядишь, Дед Мороз!

Старик не сказал Татоньке, что в ту минуту, когда он передавал Желиборко бессмертный дух Деда Мороза, ему открылось будущее, связанное с линией председателя комитета по нравственности. Корона, изготавливаемая ныне лучшим ювелирным домом России, в 2020 году отправится в кремлёвский музей, а мастера дел бриллиантовых получат срочный заказ на украшенную каменьями шапку по размеру головы Желиборко. В первый же год царствования Ростислав I получит в народе прозванье царя-чудотворца. Будут звать его и Дедом Морозом. А жену его с любовью станут величать Снегурочкой.

— Пойду-ка я часы заведу, — сказал Василий Родионович.

© Олег Чувакин, 2014
Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «Дед Мороз 2017 года»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

29 отзывов

  1. Сейчас разместил сегодняшнюю редакцию рассказа (от 25 апреля). Читайте!

  2. Ох, спасибо! Какая прелесть! Чудесное фэнтези, тавтология, наверно,… ну, пусть..)))

    1. Спасибо, Наталья! Похоже, у меня появился новый постоянный читатель.

  3. Вечером 23 декабря рассказ был опубликован на сайте журнала «Новая литература». Благодарю редакцию и особенно Самаю Ахмедову!

  4. Образец самолюбования и хамства. О рассказе «Дед Мороз 2017 года» пишет в «Фейсбуке» Роман Борисов, он же Парисов:

    Роман Парисов. Самолюбование и хамство

    Роман Борисов (Парисов). Самолюбование и хамство

    1. Олег Чувакин И у Вас, очень здорово, получается! Честно говоря, мне, очень понравилось… что ещё, можно почитать, из Вашего творчества?.. B|

    2. Спасибо! Можете просто погулять по моему сайту. А если хотите участвовать в обсуждениях и узнавать о новинках, подписывайтесь на авторскую страничку в «ФБ»: https://www.facebook.com/ochuvakin/. Эта страничка — путь к дружбе с Дедом Морозом. :)

    3. Олег Чувакин А я как — то… с ним, (Морозом) не ссорился… Обязательно по читаю!.. (иной раз, «своих» тем не хватает… так вот, может быть… Ваши… слямзю?).

  5. Какой непроходимый бред…
    Именно так и разрушают российскую государственность — позывами верить, что кто-то другой её спасёт.
    В данном варианте автора — Дед Мороз будет спасителем.
    Эй, вы балАболы!
    Хватит трепаться, за дело беритесь, а то все по домам с дачами расселись.

  6. Замечательно! Спасибо, уважаемый Олег!!! (Столбняк от зависти скрежещет зубами).

  7. Замечательно, уважаемый Олег! (Столбняк из -за чёрной зависти скржещет зубами!).

    1. Спасибо, Александр! Заходите в гости. Сибирский бородатый Дед Мороз всегда рад вас видеть.

  8. :) ))))))))) Вооо! Деревенская фантастика, Олежек, само то! Всё у тебя, мне кажется, для этого есть! И какой простор открывается! Осознай и давай шедевры на гора! Жду… :)

    1. Я-то сам как был мальчишкой, так и остаюсь. Борода вот только выросла…

  9. Мурашки нехорошие промчались…а ведь сказка-ложь, да в ней намек, — в моей стране Дед Мороз уже под негласным запретом. Еще чуток, того и гляди закон примут о декоммунизации Мороза Ивановича.
    Надеюсь все же на Чудо!

  10. Здравствуйте, Олег! Я с таким удовольствием гуляю по Вашему сайту! Особенно, когда хочется отдохнуть от нашего несказочного суетного настоящего. Какая чудная сказка! Спасибо Вам.

Отзовитесь!

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.

Как стать писателем?
Как обойтись без редакторов и курсов?
Author picture

Возьмите у меня всего один урок. Я изучу ваш текст и выдам вам список типичных ошибок в стиле, композиции, сюжете. Вы одолеете их все при мне.

Станьте самому себе редактором!