Писатель сидит за столом и думает о Деде Морозе. Дед Мороз существует: сию минуту писатель сделал метафизическое открытие, доказал недоказуемое. Имя писателя будут отныне упоминать рядом с именем Декарта, а то и самого Беркли.
«Ба, да я счастливый человек! Не исключено, что счастливейший из людей. Всё, чего я в молодости желал, сбылось, — размышляет он. — Абсолютно всё, и сверх того. Я пишу, меня читают, каждый Новый год приходится отвечать на мешок писем. Письма читателей — самые дорогие подарки! Неповторимые. Желать больше нечего. Я даже знаю, кто мой Дед Мороз. Вовсе не тот старик в синей шапке, с бородой от ушей».
Отодвинув стул, писатель подходит к окошку. За чуть приоткрытым окошком минус тридцать градусов, деревья в палисаднике обведены инеем — точно художник ночью пастелью поработал. Приглушённо хрустят за забором чьи-то подошвы. Кто-то трагически, театрально смеётся. Пускает голубой дымок грузовик. Механически взвывает поодаль снегоход. Вздрагивает в палисаднике юный кедр, роняя с длинных иголок ком снега. На рябину, стряхивая снежные пушинки, садится тяжёлый красногрудый снегирь. «Ти-пи! Ти-пи!» — зовёт тоненьким певучим голоском. Тотчас на соседнюю ветку опускается его пернатая подруга с серой грудью колесом. На дощатом заборе возникает рыжий кот, мечтательно возводит очи рябине. На кота начинает гавкать брехливая соседская цепная дворняга. Кот и глазом не ведёт. Деревенская жизнь идёт своим чередом.
Возвратившись к столу, писатель записывает эти строки. О Деде Морозе, сбывшихся мечтах, инее, палисаднике, снегирях, коте. Немножко зимних деталей в канун Нового года не помешает. Каждая такая деталь — словно игрушка на ёлку.
На ум писателю приходит ёлка из чеховского рассказа. Ёлка, украшенная благами жизни: от карьеры, счастливых случаев и подходящей брачной партии до кукишей с маслом, щелчков по носу и прочих неприятностей и вывертов судьбы, год за годом сгибающих прямой позвоночник гордого и полного надежд юноши в сколиозный хребет заматеревшего неудачника, похожий на вопросительный знак.
Писатель продолжает писать. Сейчас он запишет главное. Такова его работа — записывать главное. В поисках главного его и читают. В каждом рассказе должно совершаться пусть малое, но открытие. Любой рассказ, хоть самый короткий, таит строчки, ради которых он и затевался. Текст, окружающий эти строчки, есть нечто вроде рамы для картины.
У писательского Деда Мороза родина не Великий Устюг. У него, собственно, нет родины: декабрьский чудотворец-космополит рассыпан крупицами-разумами по всему миру, а то и по всей вселенной. Кто знает, не прочитывают ли книг земных скрытые друзья, прописавшиеся в районе Канопуса! Нет, писательский Дед Мороз — не старик с искусственной бородой, говорящий затверженными частушками. Он, собственно, и не старик вовсе. Тут не разберёшь, потому как у него и лица-то определённого нет. Каждый миг оно меняется; возможно, Беркли изрек бы, что каждое из присущих ему лиц есть воплощённый идеал помыслившего, и каждый оживший на мгновенье объект наличествует постольку, поскольку его воспринимает творящий разум, укладывающий слова в строчки. Писатель, сидящий сейчас за столом, от столь ограниченного солипсизма далёк; он, отщёлкивающий рассказ за рассказом в бескрайнюю сеть, опустошающий мешок с дарами, слишком щедр, чтобы помыслить весь мир проекцией собственного воображения, даром что творец. Воображение — великая сила, пользоваться ею учил осторожно Клиффорд Саймак. Но писателям безраздельно она не принадлежит. Штука тут вот в чём: как писатель творит читателей, так и читатели вылепляют писателя. Это симбиоз! Иначе не может быть, ибо писателя без читателей не существует; то была бы тень без хозяина. Здесь открывается зыбкий философский тоннель, переход, ведущий от субъективного идеализма к объективному, к диалектике. Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства, — в эту религию верили Маркс и Энгельс. Писатель создаётся читателями точно так же, как детьми изготовляется зимою снеговик. Скатывается шар за шаром, поднимается белая фигура, приделаны руки-крюки, сунута морковка вместо носа, вставлены близорукие глаза-угольки. Чтобы не растаять, писатель вынужден строчить в мае и июле зимние рассказы. Зимой, чтобы не замёрзли читатели, он фантазирует на летние темы, выдаёт солнечные сюжеты. Встретить писателя, бредущего сквозь декабрьскую метель в шортах и сандалетах, — случай совершенно обыкновенный.
Видите? Дед Мороз без тулупа, в клетчатой рубашке!
И вот вам половина открытия: кто такой писатель, как не Дед Мороз? Он воображает, он одаривает воображением, и ему поют снегири, и на него глядят коты.
Остаётся крохотный шажок ко второй половине открытия. Писателю, как и читателю, нельзя без Деда Мороза. Писатель капризен как ребёнок, он тоже требует Нового года! Его Дед Мороз — любимый читатель, нашедший любимого писателя. Такому Деду Морозу не обязательны борода и усы. Шапки с оторочкой и посоха у него тоже, скорее всего, не припасено. Впрочем, повторяться ни к чему. Тайна раскрыта: писательский Дед Мороз — это вы, дорогой читатель. Это образ десятков, сотен, тысяч читателей, слившийся воедино или поворачивающийся, как лица в хороводе.
Это любой человек на Земле и во Вселенной, открывающий книгу, написанную тем, кто ждёт Деда Мороза.
Дед Мороз для Деда Мороза. Подлинное чудо, оживлённое разгулявшимся воображением!
Только ли писатели, только ли читатели?
Кому показать рассказ или роман? Писателю! Проверьте свой литературный талант. Закажите детальный разбор рукописи или её фрагмента.
Всякий из нас — Дед Мороз. Миллиарды дедов морозов крутит планета Земля. Всякий человек способен дать немного чуда всякому и может взять немного чуда у всякого, ежели самому не хватает. И в тот день, в тот новогодний вечер, когда каждый землянин ощутит себя Дедом Морозом, готовым одаривать, печаль повсюду утихнет, а кукиши с ёлок навеки исчезнут.
Вселенский круговорот даров. Нескончаемый праздник, отмечать который особо, пожалуй, нет нужды.
Вот какое открытие сделал писатель, задумчиво глядя то в окошко, то на стену, с которой на него безмолвно смотрят портреты ушедших писателей, совершивших на своих страницах немало чудес.
© Олег Чувакин, 24 декабря 2016
7 отзывов
Бог мой, как тут все переплелось=))! Сразу вспомнилось высказывание Б.Пастернака о том, что «философия должна быть скупой приправой к искусству жизни. Заниматься ею одною так же странно, как есть один хрен». =))) Очень понравилась «Новогодняя фантазия»=)! Спасибо, Олег!
Привет от Деда Мороза, Татьяна! :)
Неее… совершенно не согласен! Что за фигня — праздник, который не надо праздновать? Олег, праздновать ,ой, как надо! Всегда! Иначе время станет безликой массой и мы просто станем жующим стадом…пусть отморозков, но всё же…
Приписка мелким шрифтом: Данное утверждение не касается жителей Парижа /в ожидании шуток со словом «приписка» и навеянных им рифм :D
…ещё б понять чё сказанула… причём Париж, когда Привоз? :)
ну, Париж — всегдашний праздник…. :)
Ира Ногина …когда едем? Я готов… :)