Лучи заходящего солнца

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Об авторе: Оливер Далв (псевдоним), 23 года.

---

 

Разбирая старые вещи на чердаке нашего детского дома, я случайно наткнулся на письма моего младшего брата. Ума не приложу, как они туда попали. Мне тогда довелось проходить армейскую службу по контракту в южных странах, и нам нравилось писать друг другу. Отчасти по необходимости, потому что часто не было иной связи, отчасти из любви к этому делу. Я отвлекался от повседневных дел и представлял, что нахожусь не в ***, а где-то в Греции, у подножия древнего храма, где царит тишина и спокойствие. Йен же всегда больше любил писать, чем говорить. Думаю потому, что мог стереть то, что написал. Мне повезло сменить армейскую форму на деловой костюм, но я до сих пор с радостью вспоминаю те дни и то чувство, когда наш посыльный приносил мне его письма. Как же давно это было! Не перечитать их было бы для меня непростительной ошибкой. Некоторые я приведу здесь, в частности те, которые касаются Киры.

 

 

22 ноября **** года

 

Ах, дорогой братец, я уже скучаю. Я не называю тебя лучшим другом, потому что ты — мой единственный друг, а это, я думаю, звучит приятнее. И зачем тебе сдалась эта армия? Как было бы здорово нам проводить время в этом огромном городе, полном удивительных, интересных и странных людей. И это вовсе не вредит моей учебе. Я обещал тебе окончить академию с отличием, значит так и будет. Не сердись, если мои письма будут короткими, я буду брать количеством. Погода сейчас пасмурная, все никак не могу привыкнуть к этому серому оттенку, преследующему этот город большую часть года. С родителями все хорошо, но они опять начали говорить о моей военной карьере. Никогда им не сдамся, а если сдамся, то пропащий я человек!

 

 

24 ноября **** года

 

Добрый день! Не знаю, попаду ли я, говоря это, но если да, знаю, что ты улыбнешься. Смотрел по телевизору репортаж о ***. И зачем ты только туда поехал? Столько боли, смерти и горя. Надеюсь, с тобой будет все в порядке. Зная тебя, думаю, ты хочешь принести им мир, что-то светлое, но там уже давно не помнят, что это, и будут благословлять даже его эрзац. Мое отношение к этому ты знаешь — все социальные, политические и экономические проблемы всего лишь последствия потери одухотворенности человека. Помнишь Киру? Моя первая любовь. Да, тогда я безумно ее любил, хотя сейчас для меня это слово означает нечто другое. Так вот, я написал ей. Не знаю точно почему, возможно, интерес. Злоба на нее давно прошла, и я стал задаваться вопросами: «Какая она теперь?», «Чем занимается?», «Как живет?». Прошло уже пять лет. Ты, как никто другой, знаешь, как сильно я изменился. Мое прошлое — это другая жизнь, полная нелепостей, глупостей и непонятной драмы. В общем, мы переписывались, было весело, как будто бы старые приятели. У нее есть молодой человек. Я рад за нее, она, как и все, достойна счастья.

Ты же знаешь, что я живу один? Снимаю комнату в центре, недалеко от учебы. Тебе бы она понравилась: высокий потолок, с замысловатым панно; позолоченная люстра, с претензией на ампир, в контраст остальному убранству, стиль которого вообще нельзя выразить; лиловый ковер, наступая на который, погружаешься по щиколотку (скажу по секрету, что люблю лежать в нем, читая какого-нибудь «классического» француза); огромная деревянная кровать, весящая, пожалуй, тонну; старинный комод, пахнущий революцией, и всякие другие мелочи. Больше всего радует пара огромных готических окон, выходящих на Запад. Так что в день, когда этот город впустит в свои объятья солнце, мой взгляд будет радоваться потрясающему закату. По твоему совету начал читать Сомерсета Моэма.

 

 

1 декабря **** года

 

А почему злятся дети? Потому, что не получают то, чего хотят. Как мало понимания в восемнадцать лет и как многому предстоит научиться. Скажу тебе честно, мне стыдно за те эмоции. Но прошлого не вернешь, да и я предпочитаю настоящее. Под конец года стало много учебных дел, но они легко мне даются, пусть и без особого желания. За окном сейчас проделывает свой замысловатый танец первый зимний снег. Мне почему-то всегда казалось, что снежинки, хоть они и спускаются целым роем, выглядят очень одиноко. Прямо, как люди. Этот белый покров скоро преобразит город, сделав его более приятным для моего требовательного глаза, вечно скучающего по редкому солнцу. Я пригласил Киру на коньки, сразу сказав, что мы старые друзья. Не люблю недосказанность. Она не пошла, потому что занята на работе, а то редкое свободное время, что остается — проводит с молодым человеком. Никогда не поверишь, кем она работает — поваром. Готовит! Она сказала, что нашла свое призвание, и ей это очень нравится. Завидую ей. Это один из самых чудесных моментов жизни — найти свое дело, приносящее удовлетворение и, возможно, спокойствие. Этот практичный мир купли-продажи кажется мне низким, не то чтобы я презирал деньги, ты знаешь, что это не так, просто мне больно смотреть, как люди жертвуют лучшей частью своей души ради них. Надеюсь, я смогу найти другой путь. Я нашел ее фотографии — очень приятные, некоторые даже красивые; я понял, что за пять лет ни разу не смотрел их.

Гуляли с приятелями, напился и рассказывал стихи какой-то девушке. Как говорят, ей понравились.

 

 

31 декабря **** года

 

Нет, нет и еще раз нет! Армия — это не мое. Эта постоянная муштра, ограничения, подчинения, как будто она впитала в себя худшие черты коммунизма. 1984, увольте! Лучше уж стать чиновником, хотя я еще лелею надежду обнаружить в себе талант к письму. Правда, практикуюсь в этом исключительно в письмах к тебе, так что прости за нередкую патетику. Кира поздравила меня с Наступающим Новым Годом. Мне сделалось очень приятно, потому что было неожиданно. Мы редко переписываемся, но очень душевно. Я ее как будто не знал раньше, не понимал. Да и мог ли тогда? Помимо обычных шуток, мы говорим на серьезные темы, в основном то, что близко мне. Как мне кажется, она позволяет мне вести диалог туда, куда я хочу. Вроде нет никакой инициативы, но я чувствую что-то странное. Дочитал Моэма, особенно понравился роман «Острие бритвы». Увидел много родственного. Кстати, хочу пойти в библиотеку и начать читать Уильяма Джеймса «Научные основы психологии». Сразу, как только сдам все экзамены.

 

 

2 февраля **** года

 

Здравствуй, брат! У меня такое странное настроение, жаль, что тебя нет рядом. Вроде, светит солнце, и на улице так красиво, а во мне какая-то грусть. Через неделю начнется практика в государственном учреждении, надеюсь, она отвлечет меня. С Кирой переписывался лишь раз, вновь звал гулять, но она отказалась по той же причине.

 

 

28 февраля **** года

 

Сегодня ее День Рождения! Я не мог подумать, что вспомню эту дату. Она поздравила меня на 23 февраля, хотя до этого я писал ей только в январе. Может это странно, что я так все анализирую? Почти каждое ее «движение», которое касается меня. Мне было очень приятно. Посоветуй что-нибудь, мне кажется, я запутался. Пожелал ей того, о чем сам грежу и считаю важным.

После прочтения «Основ Психологии» начал читать труды Фрейда, Юнга. Даже подумать не мог, что это так интересно и… жизненно. Тем не менее, стараюсь сбавлять градус художественной литературой, которая читается на одном дыхании после этих трактатов.

 

 

2 марта **** года

 

Так я и сделаю, правда, с приятелями мне не так уж и интересно, хотя на выходных часто кутим. Надо погрузиться в самообразование, отвлечься. Практика оказалась не совсем серьезной, поэтому буду ходить каждый день в библиотеку, освою эту привычку, ведь к июню надо будет подготовить выпускную работу. Пиши мне чаще, потому как мои письма будут простыми пересказами книг.

 

 

29 марта **** года

 

Сегодня Кира мне написала, и я почувствовал, что это начало чего-то. Она спросила: «Ты скучал?». Боже, что за странные вопросы? Я думал о ней, врать не буду. О ее лице с алыми, пышными, как бутон розы, губами, с прямым носом и чудесными синими глазами, которые сияют, как море в лунную ночь. Помнишь, как мы в детстве сбегали ночью из дома, чтобы поплавать в темноте, не было ни страха, ни сомнений. Сейчас море притягивает меня с той же силой, с какой я его боюсь. Скучал. Да! Ведь не надо врать самому себе. Она ответила, что тоже. Признаюсь тебе честно, меня к ней не тянет, но всегда внутри как будто что-то щелкает, когда она дает о себе знать. Это же может быть простым любопытством? После окончания академии, я думаю уехать отсюда. Меня здесь ничего не держит, крепких знакомств я не имею, а серые тона этого города, порой, приводят в невыносимое уныние. Помнишь, как говорил отец: «Рожденные на берегу моря навсегда связаны с ним братскими узами!».

 

 

14 апреля **** года

 

Это будет страшно и интересно. Встреча спустя пять долгих лет. Я написал Кире и уже завтра мы встретимся. Сидя в библиотеке и читая книгу, меня то и дело одолевали мысли, приносящие образы нашей будущей встречи. Строки в толстом научном труде, обитом синей тканью, то исчезали, то появлялись, но тоненькая нить глубинных рассуждений автора уже давно была потеряна. Я впервые так нервно захлопнул книгу, и мой взгляд приковало имя автора, выведенное желтовато-белыми нитями на немецком языке. Это красиво? Одобрил бы это Юнг? Просторное помещение зала впервые гнало меня прочь, а зеленый интерьер этого храма с барельефными сентенциями великих людей на серых, кажущихся тысячелетними стенах впервые отталкивал. Я вычитал одно любопытное слово — конгруэнтность. Теперь я знаю, что более всего ценю в людях. И в тебе! Стоит ли писать, что погода ожидается пасмурная, дожди, но мне плевать.

P.S. Куда тебя в итоге перебрасывают? В *** наступила тишина?

 

 

16 апреля **** года

 

Хотел написать все вчера, но пришел поздно и просто свалился с ног. Мне понравилась встреча. Кира была такой яркой, точно от нее исходило свечение, а вокруг серость и влага города. Дождь мелко моросил, как будто ему было стыдно за то неудобство, что он доставлял, но серые облака не обладали той же скромностью и не выпускали приятных желтых лучей из-за своих широких плеч. На удивление не было неловкости. Наши разговоры текли плавно, как спокойный луговой ручей, но иногда течение ускорялось, появлялись пороги, как будто мы попали в воды бушующей горной реки. Это меня радовало. Я совершенно точно говорю тебе, что совсем ее не знал. Это новый человек — интересный, веселый, искренний и, как мне показалось, устоявшийся. На фоне моих метаний относительно будущего, Кира выглядит еще спокойнее, чем, возможно, есть на самом деле. Поэтому она представляется мне старше своих лет, и у меня нет обычного снисходительного взгляда сверху вниз. Это очень приятно. А как она изыскана! Это сложно описать, скорее надо просто ощутить. Ты же ее помнишь, можешь ли ты сказать тоже самое, или я предвзят? Разве не обладает она грацией, некой утонченностью, которая позволяет ей носить любой наряд и выглядеть притягательно и мило? Этот внутренний блеск, выражающийся в глазах и улыбке, придает человеку гораздо больше обаяния, чем любой дорогой костюм.

Мы прошлись вдоль канала, и вышли на набережную. Пару раз Кира случайно ткнула в меня зонтиком, хотя я сам виноват — подходил слишком близко. Мы часто смеялись без видимой причины, хотя говорили зачастую серьезно и, как мне показалось, довольно честно. Холод и сырость все же загнали нас в кафе, где мы выпили сидра. Мы начали менять кафе одно за другим, менять напитки; в итоге проведя почти весь день вместе за разговорами, историями и смехом. Я люблю обращать внимание на мелочи, и мне понравилось, что ее телефон лежал всегда экраном вверх. Это, как будто означало проявление доверия. У меня, может, и нет друзей, зато много знакомств. С уверенностью могу сказать тебе — это мое лучшее знакомство!

 

 

27 апреля **** года

 

Привет, Дружище! Твое новое место, как я понял, лучше старого. Мне кажется, военным для поддержания правильной моральной установки надо почитывать, помимо «Искусства войны», Ницше. Вот уж после кого эта стезя покажется не абсурдом и пережитком, а правильным путем развития. Мы с Кирой часто общаемся, уже три раза гуляли. Все указывает на то, что я теряю голову. Так странно, мне было так хорошо в своём одиночестве, которое, словно домашний камин с манящим красным танцем, грело меня. А теперь я не могу заснуть, часами мои мысли вращаются вокруг одного человека, как вечные спутники своей родной планеты, которая не отпускает их, но и не даёт приблизиться слишком близко. Оттого ли, что тогда их гибель неизбежна? Я не верю в это. Ее «весточки» взрывают что-то в моей груди, сердце начинает биться сильнее, меня всего трясёт. Я могу ходить по своей комнате кругами, не обращая внимания ни на светящее солнце в полюбившихся теперь окнах, ни на ковёр, на котором некогда так приятно было лежать. Я всегда ищу зеркала, чтобы взглянуть на себя, оттого ли, чтобы обрести уверенность, которая внешне ещё сохраняется, или чтобы увидеть пелену своих глаз? Но вижу лишь блеск, рвущийся из глубины. Эти демоны взбираются оттуда, но не крадучись, а стремглав, гонимые начавшимся там пожаром. И, только увидев, я влюбляюсь в каждого из них, словно это первые спелые плоды взращённого мной дерева. Болен ли я? Конечно! А разве может быть иначе? Из всех болезней — эта необузданнее и приятнее всех. Хочу рассказать тебе мысль, пришедшую мне в голову во время чтения (да, я ещё читаю, и это единственное, что меня держит в руках). Речь идёт о знаке и символе. Разве ранняя юношеская любовь — не есть просто знак чувств: легких, понятных, зачастую низких? Зрелая же — совсем иначе. Здесь любовь выступает как символ, объединяя рациональное и иррациональное, неся в себе что-то необъяснимое, сакральное, лежащее за гранью сознания. Можем ли мы контролировать то, что не понимаем? Или же это простая интерпретация психикой химии тела? Тяжело видеть в этом единственную причину, когда испытываешь некую нуминозность рядом с Кирой.

Ты рассмешил меня своим рассказом о выяснении значения слова «конгруэнтность». Без интернета — без рук. Я люблю твои советы за их абстрактность и прошу их снова. Признаться ли мне ей?

P.S. Правильно ли отказываться от самообмана и жить в гармонии со своими ангелами и демонами? Пока — это только сильнее раскачивает лодку.

 

 

5 мая **** года

 

Знал бы ты, как я ждал твоего ответа! Твои мысли схожи с моими, когда я стараюсь отбросить пылающие внутри чувства. Тем не менее, правильного поступка не существует. Я сделал намного больше, чем позволяла мне совесть и слишком мало, чтобы что-то решилось. Кира все знает — это облегчило жизнь мне, и, думаю, осложнило ей. Мы много говорили об этом. Ей со мной интересно, весело и комфортно. Она говорила миллионы приятных мне фраз, заставлявших думать о моей скорой победе, но более ясно говорило сияние ее глаз. Эти голубые озера, с бьющимися в них черными сердцами, красочнее всего давали понять о моей значимости. Я, однако, вижу, как прошлое ее гложет, эти призраки не дают ей понять меня сегодняшнего, не дают жить настоящим и увидеть возможное будущее. Она думает, что мы лишь можем повторить то, что было. Корабль вновь обречен затонуть. Понять ее легко, но как же она не права!

Я, подобно вихрю, ворвался в ее личную жизнь, полную гармонии и порядка, подобно землетрясению, разрушаю то, что она построила, чтобы возвести что-то новое. Но смогу ли я? Что могу я ей дать? Ненавистные мне мысли заводят в практическую сторону. Или любви достаточно?

 

 

6 мая **** года

 

Прости мне последний абзац предыдущего письма. Оторви и сожги его!

 

 

15 мая **** года

 

Здесь прекрасная погода, тепло и светло. Серые краски давно уступили место ярким желтым оттенкам. Во время заката, лучи заходящего солнца мягко проникают в мою комнату, осторожно скользят по величественной люстре и кремовым стенам и наполняют меня жизнью.

Завтра я увижу Киру.

 

 

17 мая **** года

 

Вот и все. Она ни разу за все время не сказала, что любит его, но остается с ним. Я знаю, что мы любим друг друга. И всегда будем любить. Понять ее не сложно, пусть будет синица в руках, чем журавль в небе. Я уважаю ее выбор.

 

 

18 мая **** года

 

Смотря вчера на закат, я решил все-таки пойти в армию. Решу все вопросы с академией досрочно и уйду. Надеюсь, ты будешь мной гордиться!

P.S. Сейчас будет много дел и не уверен, что смогу писать из армии. Используй по возможности интернет для связи.

 

 

23 июля **** года

 

Ура-ура-ура! Свободное время! Не знаю, может я плохо освоился, но времени писать не нахожу, да и почта здесь плохая. В отличие от твоих условий — есть стабильный интернет. Слышал, ты скоро возвращаешься — это отлично. Жаль, что мы не увидимся, впервые пожалел, что служу на другом конце страны. Пиши, звони, как приедешь! Обнимаю.

P.S. Если тебе интересно, иногда общаюсь с Кирой. Она хороший человек.

Это было его последнее письмо. Я вернулся, когда он уже три месяца служил. Мы виделись с ним лишь один раз, когда он решил продолжить служить по контракту и приезжал в город уладить дела, с этим связанные. Спустя год он погиб, попав под артиллерийский обстрел.

 

 

Помню, как через три месяца после этого мне позвонила Кира. Помню, ее волнующийся голос, спрашивающий все ли хорошо с Йеном, потому что от него давно нет вестей. Помню, как говорю, что мой брат умер. Помню, как в ответ слышу трясущиеся звуки, говорящие, что ее сыну, Йену, сегодня исполняется один год. Помню, как ее «спасибо» звучит как проклятье. Помню гудки. И помню, как ни в одном из писем не сказал брату, что нужно бороться за то, что любишь.

 

© Оливер Далв