В шкафу пахнет озоном

1

12-го февраля 2010 года, в пятницу, А. П. Сидоров купил шкаф. Обычный платяной шкаф. «Соира-мебель».

Того самого цвета «тёмный орех», какого любят у нас в России делать платяные шкафы.

— Слишком тёмный орех, — сказал Сидоров. В магазине «орех» казался ему светлее. Ему даже показалось, что вместо выбранного шкафа ему привезли какой-то другой. Он достал из кармана рубашки счёт-фактуру с приколотым на скобку кассовым чеком и сверил: нет, шкаф тот. Артикул, название («Шкаф плательный «Вискора-М32»), цена — всё совпадало.

— Название нелепое, — сказал Сидоров. — Как у винтовки. Нет, как у ракеты с ядерной головкой. Ну, чего ты от них требуешь? Названия не писатели придумывают. — Он припомнил строчку из рекламного буклета: «Фабрика «Соира», производящая плательные шкафы «Вискора»…»

Итак, в единственной комнате Сидорова появился платяной шкаф, громоздкий, тёмно-коричневый, высокий — под самый потолок. У Сидорова и раньше был платяной шкаф — но после того как у того отвалилась одна из дверей, он нанял бригаду грузчиков, которые вынесли и увезли шкаф.

Шкаф «Вискора-М32» женщины назвали бы функциональным, — и это значило бы: шкаф вместителен, туда войдёт много одежды. И ещё это значило бы, что, имея функциональный шкаф, женщина имеет возможность обновить гардероб, то есть начать покупать много одежды, чтобы наполнить ею полупустой шкаф. Небогатый А. П. Сидоров научился до тонкостей разбираться в женских уловках; все женские хитрости он изучил на ближайшем расстоянии и классифицировал, — и умел каждую из хитростей объяснить, назвать точным существительным и ядовито раскритиковать. Сидоров был трижды женат и трижды разведён. Жёны у него не задерживались, они находили его невыносимым закоренелым спорщиком и одновременно считали скучным человеком. Он смеялся в ответ и говорил, что спорщик не может быть скучным, а жёны — одна за другой, на расстоянии друг от дружки в несколько лет, — сердились и отвечали: о боже, он снова спорит, он опять возражает! Да, говорили жёны, спорщик не может быть скучным, но ты можешь, — и он разводился с очередной из них, считая, что все они его не понимают и понимать не желают. И он был, в сущности, прав. На свете был, пожалуй, единственный человек, понимавший полностью Сидорова: сам А. П. Сидоров.

— Функциональный, — сказал Сидоров.

Он распахнул двери шкафа и подумал: «Какой, однако, большой. И вправду — функциональный. Но ведь у меня он будет пустовать. Нет, это неверная, негативная мысль. Скоро я разбогатею. А разбогатев, перестану делать ленивым студентам английские переводы. Как я устал от глупых студентов и от нефтегазовой тематики!.. Когда только кончится в России эта треклятая нефть! Прирастать Сибирью?.. Угу: вместо того, чтобы расти, к чему-то приросли!.. Нет; я разбогатею; я не прирасту, я вырасту. Они ещё узнают, кто такой Сидоров. Издатели наконец поймут…»

Сидоров принюхался. Запах ламината? Лака? ДээСПэ? Какого-нибудь мерзкого химического состава, которым пропитано это ширпотребовское прессованное древесное крошево?

Нет. Не лака и не химического состава.

В шкафу пахло озоном. Как после грозы. В шкафу стоял свежий и сухой, щекочущий ноздри запах. Такой, какой почему-то боязно вдыхать. Это, наверное древняя боязнь, догадался А. П. Сидоров. Берущая начало от страха человека перед силами природы.

— Перед тёмными силами, — сказал Сидоров. — Тёмными, как этот шкаф.

От мыслей о тёмных силах Сидорову стало страшновато. Ничего удивительного: и современный человек, строитель небоскрёбов, боится грозы, грохота в небе и электрических молний. Инстинкт самосохранения даёт о себе знать. Это нормально. Вот бесстрашие — ненормально.

Но вообще-то, сказал себе А. П. Сидоров, я стою напротив открытого шкафа, а не под открытым небом. Надо мною белый потолок, а не чёрное небо с малиновыми тучами, оглушительным громом и белыми молниями. И передо мною платяной шкаф, а не шаровая молния. Как его там?.. «Вискора-М32». Как винтовка, то есть как ракета с боеголовкой.

— В шкафу пахнет озоном, — сказал вслух Сидоров. — В шкафу пахнет озоном, — повторил он. — Какие-то новые таблетки или порошки от влажности? Силикагель, или как его там? Или дизайнеры встроили прибор на батарейке — против моли? Или установили освежитель воздуха — как в машинах?

Сидоров зажёг в комнате свет — хотя было два часа дня, и в небе светило солнце, и окно не было задёрнуто шторами, — и стал осматривать нутро пустого платяного шкафа: от пола до потолка. Ни кнопок, ни приборов, ни лампочек, ни индикаторов, ни каких-нибудь вентиляционных отверстий он не заметил. Тогда он осмотрел шкаф снова, начав с дверей и проверив навесы и крепления, и потрогав зачем-то головки винтов, и покрутив стальные ручки — дешёвую подделку под бронзу (облезет, наверное, через месяц).

— В шкафу пахнет озоном. Не понимаю, — вздохнул он. — Но я должен понять. И я пойму!

Неразгаданные загадки с детства не давали Сидорову покоя. Если он не мог решить задачу по арифметике, то ни в коем случае не звал на помощь отца или мать. Он не любил просить и тем более умолять. Как это было бы унизительно и недостойно!.. Нет, он с детства был горд. Не будь он горд, он не сделался бы писателем. Без гордости и честолюбия в литературе делать нечего. Пятиклассник А. П. Сидоров мог просидеть за письменным столом до десяти, одиннадцати вечера — и всё же решить задачу, а потом, радостный, возбуждённый, долго не мог заснуть, и трудно вставал в школу. Шарады и головоломки из «Мурзилки», а затем из «Пионера» и «Костра», из «Юного техника», из «Науки и жизни» тоже не давали ему покоя — он терзался, пока не находил правильного ответа или отгадки. Одноклассники потешались над ним, подбрасывая ему разные ребусы. Позднее однокашники-студенты смеялись над ним, подсовывая ему кроссворды с длинными словами по горизонтали и по вертикали, — и дали ему прозвище «Клуб знатоков». Именно путём шарад, ребусов, кроссвордов, задачек и загадок, шахматных и шашечных этюдов Сидоров пришёл к писательству. Он начал с того, что сам составлял кроссворды — и как-то незаметно перешёл к составлению сюжетов. (У Джека Лондона, как известно, тоже было колесо сюжетов). Писалось Сидорову легко: он придумывал сюжетную загадку, как ему казалось, увлекательную и познавательную, облекал её покровами тайны, набрасывал финал-развязку, — и сочинял повесть или рассказ, представлявшиеся ему в виде уравнений со многими неизвестными, однако с известным ответом-развязкой, и, действие за действием, решал это уравнение — и процесс решения и был, собственно, литературным творчеством. А почему нет? Откуда это профессиональное высокомерие у прозаиков и особенно у поэтов? А. П. не считал писательство чем-то качественно иным, по трудовой сущности отличным от слесарного дела, педиатрии или рыбной ловли на блесну.

Неудобоваримые мебельные названия — «Соира», «Вискора-М32» — как раз потому и мучили Сидорова, что он их не понимал. Мучили до тех пор, пока он их не расшифровывал. «Соира»? «Совместное объединение изготовителей российской…» Чего? «Арт-мебели». Теперь всё «арт». Ящик из-под водки, кирзовый сапог — и те арт.

«Вискора-М32». «Витебская серия корпусной арт-мебели «Модерн», предмет №32».

И теперь ему страстно хотелось разгадать явившуюся новую загадку. Почему в шкафу пахнет озоном? Почему не пахнет на улице (отодвинув пару горшков с геранями, Сидоров открывал окно и принюхивался, и в небо глядел), в комнате, на кухне, в подъезде (он высовывал нос из квартиры и принюхивался), в ванной и туалете, — а только в шкафу?

Он позвонил в мебельно-торговую фирму, думая, что ему подсунули бракованный товар, но, не дождавшись ответа, положил трубку. Мебельные менеджеры, белые воротнички, над ним посмеются. «Вы хотите сказать, что в шкафу гроза? Что в шкафу сверкают молнии? А на шкафу, свешивая чёрные костлявые ножки, сидит чёртик с рожками?»

— Я сам, — сказал Сидоров. — Сам разберусь. Мне не нужны подсказки, и никогда не были нужны. Я всегда справлялся сам. Я никогда не подглядывал на последние странички журналов — с отгадками.

От этой мысли он почувствовал себя бодрее, увереннее.

2

Сидоров был писателем. Писателем из тех, кого Достоевский неприятно называл господами талантами средней руки.

Впрочем, эта средняя характеристика, данная Сидорову, понятно, не Достоевским, а некоторыми (точнее говоря, многими) редакторами из журналов и книгоиздательств, не принималась Сидоровым всерьёз.

Нет, нельзя сказать, что Сидорова не издавали — но его печатали так мало, что это в подлинном, большом литературном смысле выглядело хуже, чем если бы его вовсе не печатали.

Мы уже говорили: он был горд. И честолюбив в придачу.

Но какой литератор не видит себя на самой верхушке литературной пирамиды? Кто из пишущей братии не мечтает взобраться на прозаический или поэтический — или, на худой конец, литературно-критический, — Олимп, и оттуда крикнуть на всю планету: «Я — Бог»? Кто из тех, кто сотню часов в неделю просиживает за письменным столом, мучительно корпит над за рукописью, стучит клавишами пишущей машинки или утомляет глаза перед дешёвым низкоконтрастным монитором, не желал бы иметь десять миллионов читателей, десятимиллионные тиражи и десять миллионов какой-нибудь относительно надежной валюты на банковском счёте? Кто из словесных тружеников не мечтал бы о фантастической литературной карьере и о подлинно писательской жизни, жизни на весь мир — о какой точно знал бы, что она для него самая счастливая и самая, пожалуй, невероятная?

Не вы ли этого хотели? Не вы?

Ах, вы? Что?.. Вам так много не надо? Достаточно и одной сотой от того, что тут перечислено?

Ну, значит, никакой вы не писатель. Если вы думаете, что вы всё же писатель, то вы заблуждаетесь. Не отравляйте себе жизнь, и прекратите думать о писательстве.

Стройте высотные дома за Полярным кругом или сажайте яблони на Марсе. Или станьте биржевым брокером.

Литература — стезя не ваша.

Сидоров-то хотел всего того, чего вы не хотите. Или чего вы хотите, но только на одну сотую. Сидоров, видите ли, был из тех, кому подавай или всё — или ничего. И он упрямо рассчитывал взять всё.

И тут ничего не поделаешь. С самонадеянными прозаиками и поэтами вообще трудно что-либо сделать. Из прозаика не сделаешь землекопа — он будет копать ямы и рыть канавы, но это будет не землекоп, а его литературная разновидность: землекоп-прозаик. Сидоров писал, писал, — писал уже тринадцать лет, с 1997 года по 2010 год, — и страстно желал всего того, чего полагается желать писателю. И не на какую-то мелкую одну сотую — а полной мерой!

<…>

Это был фрагмент. Скачать повести, романы и рассказы Олега Чувакина можно по этой ссылке.