Текст прислан на конкурс «Художественное слово» 15.04.2017 г.
Об авторе. Галина Соловьёва. «…27 лет, высшее образование. Пишу соло под своим именем или в соавторстве с Валерией Василевской. В 14 и 16 гг. вышли два сборника по результатам конкурсов в ЛА «Новые писатели», в них включены четыре наших рассказа. В этом году готовится к изданию моя фантастическая повесть «Ишь, малявка!»
Жары-птицы
Задал сосед мне задачку… Сначала к себе пригласил:
— Разговор к тебе, Игорь, есть. Заходи, уваж старика.
Сразу сделалось любопытно. Павел Ильич Орлов — человек необычной судьбы. Был одним из первопроходцев, что осваивали Млечный Путь, что открывали планеты, заселенные гуманоидами. Что работали дипломатами и первыми донесли до чужеродных умов идею Большого Союза, призванного защищать миролюбивые расы от нападений захватчиков вселенского диапазона.
От полетов сосед отошел, наверно, лет тридцать назад. С тех пор сочиняет фантастику. Идешь под окнами — слышишь, как диктует секретарю с микрогьютерными мозгами. А потом остроумные фразочки повторяют артисты фанткрюзов. Забавно.
Старик открыл, улыбнулся, но не навязчиво. Сам знает — сожженные губы ответной улыбки не вызовут, смотреть на них как-то неловко. Пожали руки. Хозяин проводил меня-гостя в комнату, сам пошел на кухню за чаем.
А в комнате — целый музей. Кругом стеллажи с фолиантами, отдельно — его книги, строем. Макеты космической техники, летающие планеты, крикливые фотоэтюды друзей из далеких миров…
Освежающим айко с Камилы наслаждались не торопясь. Сосед смущенно признался: почитает сухой закон, привык за долгие годы в суровых условиях космоса. Я поддакнул: у нас те же правила. Ни пить, ни курить, ни видеть в упор красоту сокурсниц. Кто проштрафится — отчисляют, дисциплину куют с Земли.
— Когда улетаешь?
— В августе. — Я был горд назначением на Зоху, распетушился, начал излагать суть и цель экспедиции. Старик слушал. В глубоких морщинах читалась сосредоточенность и невысказанная печаль.
— А вернешься когда?
— Сами знаете, возвращение не планируют. Придется сновать меж планетами.
— Вот именно, долго сновать. Родителям объяснил?
Я сглотнул:
— Прощаюсь, со всеми. Но все равно ухожу.
— Почему же ты, как последний… Зачем девушке дуришь мозги?
Неожиданный переход от одобрения к критике неприятно задел самолюбие:
— Алене? Она не овца. Ну, целуемся. А перспективу я, понятно, не обещал. От скуки со мной развлекается. Сама говорила.
— Правда? А что ей еще говорить? Вчера целую ночь рыдала вот здесь, под моим окошком. Подруге своей признавалась, что любит тебя, будет ждать. И, знаешь, в признаниях Алены великая слышалась сила. Такие женщины ждут. Они сохнут и умирают, не пустив под солнцем росточка. Такую судьбу ей желаешь?
— Не желаю!
Я отвернулся, скрывая прилив торжества. Гордячка втюрилась по уши! Не дело, конечно.
— Пройдет, — решил я самодовольно. — Медицина умеет справляться с бессмысленными порывами. Вы подали нам пример.
— Не подавали. — Старик посмотрел на меня печально. — Когда на «Кентавре» погибла вся команда от рук ревнивца, командование было вынуждено принимать кардинальные меры. С тех пор мужчины и женщины летают на разных посудинах. И употребляют пилюли от физического влечения. Не от любви, от секса.
Любовь наземные умники додумались регулировать от нуля до двенадцати баллов. Проблемы и недоразумения выскакивают в трубу, стоит употребить таблеточку с заветной циферкой «0».
Да не каждый захочет, Игорь, от муки своей избавиться. Ты это должен понять.
Я понял: пора уходить. Но сосед положил на плечо отяжелевшую руку:
— Послушай меня. Единственному тебе расскажу, как было. Ты в инструкциях прочитаешь историю экипажа во главе с командиром Орловым в казенном, опошленном виде. Постарайся понять нас, сынок.
Старик подошел к стеллажу и подал мне фотографию пятерых землян в серых скафах:
— Тридцать лет назад «Королев» курсировал меж планетами, контролировал состояние оборонных полей Союза. Вот, Игорь, наша команда. Мексиканец Альваро Гарсия, американец Джеймс Прайс, индиец Ахиго Шетти, японец Кимура Кэзуо и твой покорный слуга. Я был средь друзей самым старшим, к тому ж, принимал участие в установке каждого поля. Потому и стал командиром.
Застряли мы как-то на Баузере, ждали подход туннеля. Сам знаешь, туннели безвременья все у Баузера перекрещиваются, словно дороги в Риме. Предприимчивые узеры сумели этим воспользоваться: испокон веков привечают космических путешественников. Условия создают под защитными куполами, чтобы каждый из гуманоидов как будто в свой мир попал, душой отдохнул и телом. Для землян — тенистый лесок, голубое озеро с пляжем, коттедж с открытой верандой. Само собой, наша пища, натуральная, не из тюбиков. И воздух… Какой там воздух! Вдыхаешь его, и пьянствуешь.
Проходит два дня. Диспетчер с лицом, как у рыбы-молот, извещает: к орбите подходит корабль с Земли «Жар-птица». Все было бы замечательно, но на «Птичке» летают женщины! А нам бюрократы приказами запретили общение без строгой служебной необходимости, боятся второго «Кентавра». Где им понять, как дорог родной человек, с Земли!
Прифасонились, подключили очистку воздуха в шлемах, встречаем на космодроме. «Жар-птица», сверкая боками, изящно сделала круг и ловко села в гнездо. Дверь неслышно отъехала в сторону, и на белый бетон ступили… Мы застыли, разинув рты. Давно ли серые скафы, обвисшие унисекс, сменили на серебристо-зеленую «кожу кобры», обольстительно облегающую изгибы легких фигурок? Пять женщин, пять легких пери, приближались к нам, словно ветер колыхал стебелечки трав в деревне, в поле, на Родине… Наверно я на секунду потерял ощущение реальности, и воздух пахнул в лицо душистым запахом сена, и мать звала у крыльца… А потом сумел разглядеть за отблесками круглых шлемов личики индианки, японки, мулатки, испанки, как будто бутоны диковинных, раскрывшихся солнцу цветков.
Но чуть впереди шла славянка. Пшеничные волны локонов окаймляли открытый лоб, мягкий взгляд простирался в душу. И еще не услышав имени, еще не поняв человека, я поверил, что полюбил.
Эвелина, моя Эва Мнишек… Мы были вместе три дня.
Завтракали всей компанией под пение птиц на террасе, а потом разбредались парами, гуляли в березняке, и даже купались, и даже ночами, горячими, звездными, засыпали в высоких травах.
Не о том ты подумал, Игорь. Начальство, позволив женщинам эффектные комбинезоны, окутало их тела секретными биополями, капитально решив проблему безопасности космолетчиц. От девушек било током на расстоянии метра. Минутная нежность, желание погладить тонкие пальчики оборачивалось и смехом, и гнетущей, щемящей досадой.
Но мы могли разговаривать. О ней, обо мне, о Бустинге, о Камиле, о Доротее, где работали в разные годы, но ни разу и не пересекались. О родной Земле, где родились с дистанцией в двести лет. Какой теперь стала Россия? А Польша? А Мексика? Индия? Мы лили друг другу в души бальзам скупой информации, утоляющей боль ностальгии.
Но мы не могли утолить желанье остаться вместе. Мы с Эвой молчали о главном. Только взгляды, невольные, долгие… Постижение невозможного утверждением невозможного.
Офицеры космфлота Земли не изменяют долгу. Мы выбрали звездный путь. Этот путь уводит от лучшего, сбереженного человечеством: от любви, от семьи, от заботы о маленьких непоседах. Я видел в глазах товарищей растерянность и печаль. И как командир, был обязан… Но я ничего не сделал. Я позволил сердцам героев стучать человеческим сердцем, хотя бы три долгих дня.
А потом мы их провожали. «Жар-птица» целилась в небо Указующим Строгим Перстом. Последние взгляды, слова, веселые, бесполезные. Мы не можем планировать встречи. Мы не встретимся, никогда. Словно кегли, нас разбросают галактические расстояния в шальных завихрениях времен…
Вдруг Эва втянула воздух и резко сдернула шлем! Я бросился к ней, прорвался сквозь ослабленную защиту, впился в жаркие женские губы… Секунды отчаянной боли и жадного наслаждения… Но сработало биополе, толчок, я летел до стены. По ее щекам текли слезы, по моему подбородку сочилась теплая кровь. Девушки повернулись и побежали к трапу. Корабль уходил в небеса растворяющимся видением, оставляя в сердцах пустоту.
Медсестра с головой рыбы-молот аккуратно подрезала губы, убрала обгоревшую корку, но от пластики я оказался. И даже от обезболивания. Пока пылал этот жар, моя Эва стояла рядом.
Вдруг диспетчер нам объявляет:
— «Жар-птица» идет на посадку!
Что случись? Мы бросились к двери. Побитая старая шхуна тяжело опустилась в гнездо. Открылся люк, и пять женщин в мешковатых серых скафандрах ступили на белый бетон. За стеклом утомленные лица, стрижки ежиком унисекс.
Последовали разборки. Оказалось, с Земли никогда не вылетал экипаж под командованием Эвы Мнишек. Случившееся объяснялось происками шпионов неизвестной цивилизации. Известные гуманоиды, почему-то, то в синь, то в зелень, а девушки были копиями народов нашей планеты. Открытие не обрадовало. Опять поднимались темы параллельных сокрытых миров, судя по нашей истории, не очень миролюбивых. Психологи и психотроники копались у нас в головах, и сделали вывод: женщины, конечно же, телепатки, легко собрали инфу с осоловевших мозгов.
В результате, мы все получили увесистого пинка и лишись воинских званий. Из наших мозгов основательно вычистили все сведения о силовых полях и методах обороны.
Большой Союз ждал агрессоров годами, десятилетиями, усиливая, изощряя наступление и оборону. Но никто на нас не напал. И никто не прислал дипломатов с предложением дружбы-сотрудничества.
Мое мнение, жары-птицы, вероятно, были разведчицами с миролюбивой планеты. Они поняли: нашим расам нельзя приближаться друг к другу. Отторжение биополей уж не кажется мне искусным техническим прибамбасом, а естественною реакцией на организм антипода. Почему испугались девчушки, когда побежали к трапу? И Эва заплакала, искренне…
Старик замолчал, старательно отворачивая лицо. Я не знал, как его утешить. И нуждался ль он в утешении?
— Друзья потом пили нулевки и все потихоньку вылечились, — добавил засохшим голосом. — Семью завели, детишек. А я вот не захотел.
Опять тишина. Решился, достал из стола альбомы:
— Рисую ее по памяти. Просьба к тебе, сынок, посмотри, постарайся запомнить. Если встретишь однажды Эву… Скажи, что я не забыл. Скажи, чтобы я ни писал, я всегда пишу только о ней…
Моя лада сидела на лавке, обхватив сведённые руки. Подняла головку и вдруг на секунду стала похожа на печальную птицу-жар.
— Пришлепал! — капризный ротик, стрельнувший радостью взгляд.
— Аленушка, нам бы надо основательно поговорить.
© Галина Соловьёва, 2017
Один отзыв
Очень хорошо