Настя

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Автор об авторе: «Искандер Абдулхаеров, Солнечная система, планета Земля, Российская Федерация, город Москва».

---

 

Тогда ей казалось, что ждёт она не напрасно. В самом деле, ведь стоит только представить мечту, и она — вот, перед самым носом! Нужно лишь очень захотеть в неё попасть. Выложиться, как говорят спортсмены, на все сто. Без всякого там «сухого остатка». Страшны недоделки, уж она-то знала. Каждый раз приходится возвращаться в исходный пункт, класть свежий слой краски в идеальную картинку — на тот кусочек пространства, что выцвел из-за невнимания к нему. Сколько хлопот! И обо всём надо думать, о любой мелочи, а голова-то одна! Эх, было бы их ну хотя бы штук восемь! Ух, какая бы получилась красота! Она держала бы специальные коробочки, перевязанные бантиками разных цветов. На каждый день недели — по голове.

Понедельник… Тут всё непросто. Все злые, спешат, ворчат, никакого веселья. Поэтому бантик будет чёрным, ну и голова ему под стать: свирепая, устрашающая. Вторник всегда зелёный. А каким же ему ещё быть? Люди позлились себе, им нужна передышка. Ведь после войны всегда мир, как после дождя — солнышко. Конечно, есть и такие, что не могут успокоиться, решить свои дела сразу. Она называла их «ворчуны», и недовольно фыркала. Что за радость копить в себе злость? Но остальные, разумеется, непременно зализывали раны, себе или пострадавшим. Голова тут должна быть заботливой, ласковой, бережной. Да-да, понимающей чужие потребности. Хорошо жить с такой головой, много можно совершить добра! Но в среду с ней — никуда. Тут изо всех щёлочек вылезают маленькие блошки — те, что убежали в понедельник, и начинается с ними кровавое сражение. Понадобится много серого вещества! Поэтому среда решительно серая.

«Стоп же!» — сама себя прервала Настя. Сколько можно рассуждать о таких вещах? Что скажет Слава? Он такой разумный. Посмеётся, наверное. Перешёл на четвёртый курс мехмата, это ж надо! Тут не голова должна быть, а целый воздушный шар!

И она подрыгала ножками, повертела головкой, и давай собираться на встречу. Долго возилась с губною помадой. В принципе, губки у неё такие, что полкласса шатается. Мальчики, то есть. А вот девочкам они почему-то не нравятся. Косятся на них, даже уродиной обзывают. Противные они, всё же. Она и с Петей поцеловалась, чтобы проверить. А Петя знаток, всех девушек перецеловал уже, вот какие имеются сведения! Сильный, красивый. А смелый, ух! Даже Зинаиду Степановну, химичку, на место ставит. И это Зинаиду-то Степановну, которую сам директор опасается, всегда при случае стороною обходит. Как гаркнет Зинаида Степановна! Круглые отличники, и те потеют. Но не Петя. Сидит себе, да глазки всем строит. А училка злится меж тем. Может, неприятно ей то, что с нею никто не заигрывает? Ну, извините. Каков привет, такая и программа… Ах, какой это был поцелуй! Какая виртуозность языка! Петя снился ей целых три дня, и каждый раз они целовались по-новому. Настя просыпалась со вкусом малины на краешках губ, улыбалась и потягивалась. До чего хорошо!

«Ох, и замечталась я!» — подумала Настя, покусала губки — блин, а вот помаду есть было необязательно! И так найдутся желающие. И выбежала на свидание.

«На аллее, у памятника героям…» Что за герои? Умный он, этот Слава. Даже чересчур. А вдруг его голова лопнет, что тогда делать с ним в старости? Но уж не такой дурак, как Петя. С ним только целоваться можно, да и то раза четыре, от силы. О, вот и памятник!

— Настёна! — Слава трепетал. Дрожит весь, скрюченный, как банный лист. «В его глазах звёзды», — решила Настя. «Вот это да!» — подумал Слава. Вопрос о возрасте Настя смела томным взглядом. Семнадцать лет — так сразу и не скажешь. Слушала Славу с очень внимательным видом. Но чем больше ему внимала, тем сильнее хотела мороженое. Функции, логарифмы, производные, аппроксимации…

— Слава, сегодня же четверг, жёлтый день!

— Ха-ха. — Отменный ум у этого Славы, сразу врубается!

— Ну, и где мороженое? Лимонное, желательно четыре шарика.

Слава мнётся, морщится, куксится. Лимонами его перекормили, что ли? Непонятно. Смотрит как-то жалобно. И выдаёт:

— А почему жёлтый? — Опаньки! Не въехал! А ржал тогда зачем? Историю о производных вспомнил? Что за тормоза эти ботаники! Вот Петя бы уж точно не растерялся!

— Ну как же! Вчера все всё обмозговали, решили, напряглись, прониклись, и — стало ясно! Как при солнечном свете! А солнце ведь жёлтое, так?

— Какая ты умная! — Ого, аж ротик открыл от восторга! А что я сказала — безделицу. Ну, не буду ему объяснять, что пятница фиолетовая, потому что всем уже без разницы, они и так всё догнали, ещё в четверг. А суббота красная. Уж это яснее всего! Люди краснеют за то, что они сделали в пятницу. Ходят поэтому, как неисправные светофоры. Стой, кто горит!

А горели Славкины уши. Они стали пунцовыми, как недожаренный баклажан.

— Настён… — Замыслил что-то. — Ты просто офигенная!

— Ах! — Тут он взялся за дело. Как же он целуется-то, прям как контрольную сдаёт! Четвёрку с минусом поставлю, так и быть.

— Ты такой романтичный… — У, он уже на седьмом небе! Ловко, Настя, ловко. — Мне кажется, мы должны были встретиться!

— Ну, да… У памятника героям!

Ох, как же он туп! Тупее не придумаешь. Ничего не знает, а ещё мехмат!

— Да нет же, я про другое! Вот что ты думал сегодня утром?

— Галька ведь сказала мне про тебя, вот я и пришёл! — Ох уж эта Галька! Вертится вечно возле институтских, а сама уже год как поступить не может! Нашла женишка, мерси боку!

— «Вот я и пришёл», — промычала она, пародируя Славу. — А что она сказала-то хоть?

— Что ты классная, сказала.

— А сколько мне лет, не сказала? — Молчи, язык, молчи, целее будешь!

— Ну, я и так знаю, что тебе двадцать два!

Знаток! Она еле сдержалась, чтоб не прыснуть.

— И что же выходит? Тебе всего двадцать, и ты не хочешь угостить даму мороженым?

— Девятнадцать, будет двадцать, в ноябре.

— О, а целуешься, как будто двадцатник. — Настя потрепала Славу по щеке. Тот вспыхнул:

— Отстань! Я ведь… а ты…

— А как же мороженое?

Слава решительно запускает руку в карман джинсов, отсчитывает мелочь, суёт её Насте.

— На. Тут ровно на четыре шарика.

— Да подожди, я ж пошутила! — Топает прочь. Вот стервец!

Блин, на каблуках-то особо не побегаешь! Настя принялась кликать Славу, он удалялся. Она и сама не поняла, как заревела, сразу в несколько ручьёв!

— Что с тобой, девочка?

Это он. Высокий, напористый, страстный. Какой-то оранжевый шарик вылетел из груди Насти, и устремился прямо на руки незнакомцу. Слезинки в глазах застыли, она их вытерла ладошкой, размазала тушь, улыбнулась.

— Иван, — представился он и протянул Насте руку. Та лишь слегка её коснулась, а небо было в васильках.

— Меня зовут Настя, — сказала Настя. И тихо-тихо так, и в то же время так звонко-презвонко рассмеялась, что Иван вдруг тоже начал хохотать, короткими выстрелами, как из пушки.

— Слушай, Настя, а я тебя видел?

— Ну конечно, во сне! Мы гуляли по лунному саду, цвела черёмуха и пели соловьи. Ты шептал мне всякие глупости, и мне еле удавалось тебя зацеловать. Но всё равно ты был такой смешной, в моей помаде! А потом… ну… сам ведь знаешь…

— Да. Знаю. Ты ведь мой оленёнок, и я всегда тебя искал.

— И куда же мы помчимся? — спросила тогда Настя.

— Ну, как же? За мороженым! Тут рядом кафе. Я решил, что тебе восемь шариков.

— Обалдеть! Разве сейчас воскресенье?

— Чего?

И они побежали, вприпрыжку, словно по гребешкам морских волн, над миром и звёздами. А в кафе их словно ждали. Приветливый официант усадил за столик.

— Целых восемь? — усмехнулся Иван.

— Мне ничего не надо. Я просто хочу, чтобы ты оставался.

Вот почему воскресенье всегда белое.

 

© Искандер Абдулхаеров