Текст прислан на конкурс «Художественное слово» 08.03.2017 г.
Об авторе. Познякова Алёна Александровна, г. Коломна, студентка филологического факультета.
Истории из детства
Мне было тогда немногим больше тридцати, и я переживал время, называемое упадком. Я всё ещё не понимаю, что происходило со мной в это «смутное время», но это, определенно, был перелом, событие, которое перевернуло мой мир и мою жизнь.
Это случилось в обычном провинциальном городе, похожем как две капли воды на все остальные. Уже месяц я сидел без работы, потому в последнее время так часто прогуливался по улочкам, пытаясь выпытать у хорошо знакомого места сокровенные тайны, такие, которые есть везде и будто специально созданы, чтобы их скрывать.
На одной из заброшенных улиц, сильно напомнивших мне ту, где я родился, на крыльце старого дома, который едва держался и, кажется, всхлипывал ежесекундно, я увидел ребёнка. Он был похож на настороженного зверя — всё время озирался по сторонам, будто ожидал нападения, — а в руках он сжимал какие-то листочки. Он очень заинтересовал меня. Я долго наблюдал за ним, не решаясь подойти, и ушел прочь, решив, что приду сюда в другой раз. И если тогда мальчуган будет здесь, уж верно заговорю с ним.
На следующий день я вернулся. Мальчик всё также сидел, перебирал листочки и что-то записывал. Увидев меня, он насторожился, отложил карандаш и еще крепче сжал листы в руке. Он нервно оглядывался, ища возможные пути отступления. Я тоже был взволнован, но в тот день подойти не решился.
Так я ходил к этому умирающему на глазах дому в течение месяца, садился в стороне и наблюдал, давая возможность мальчику привыкнуть ко мне. Спустя какое-то время мальчуган смирился с моим присутствием, стал равнодушен — этого мне и было нужно. Наконец, я решил подойти к нему, во что бы то ни стало, именно сегодня, именно сейчас. Меня особенно интересовали его записки, ведь каждый раз он что-то наскоро писал, будто вспоминая, и относился к ним, как к особому сокровищу. Это напомнило мне маленького меня.
В детстве я очень хотел писать, но желание моё находило воплощение только в моих снах. Я, как великий Менделеев, сочинял, но другие, словесные формулы, маленькие стихотворения. Но, в отличие от великого гения, просыпаясь, я совершенно ничего не помнил. Лишь изредка мне удавалось спросонья воспроизвести несколько слов, но даже они, к моему великому сожалению, не складывались в строки, отчего я бесконечно страдал.
И вот сегодня я, собрав волю в кулак, пришел на то же место, смело подошел к мальчику и сел рядом. К моему удивлению, он не рванулся прочь, а сидел, не придавая моему появлению особого значения. Он дописал последнюю строчку, отложил карандаш и уставился на меня, ожидая, кажется, вопроса или хотя бы приветственного слова.
— Андрей Иванович, — сказал я и протянул руку для приветствия. Он пожал ее, но имени не назвал, глянул мне прямо в глаза и отвернулся. Что-то в его взгляде мне показалось знакомым. — Чем ты занимаешься? Я наблюдаю за тобой довольно давно и…
— За собой, — вдруг поправил мальчуган. Мне это показалось странным, но особого значения этому я не придал. — Вы, наверное, уже стали великим литератором, зачем вы возвращаетесь к началу? Зачем вам эти ростки? Оставьте… — он встал и начал быстро собираться, чтобы уйти прочь. Я заметил, как один листок вылетел из общей стопки, но мальчик не обратил внимания. — Оставьте прошлое, двигайтесь через настоящее в будущее! — сказал он совсем не так, как говорят дети, сказал и пошел прочь.
— Я ничего не понимаю! Объясни же! — выкрикнул я, но мальчик не обернулся.
Я рванулся, но безуспешно пытался его догнать. Точно какая-то неведомая сила не позволяла мне, я уже почти бежал, но расстояние лишь увеличивалось. Из последних сил, стараясь докричаться до него, я произнес:
— Кто ты такой?
Мальчуган на секунду остановился:
— Я — Андрей Иванович, я — это Вы! — сказал — и тут же скрылся за углом. Я добежал до того места, где он только что был, завернул за угол, но там был тупик! А мальчик словно растворился в воздухе.
Я вернулся к дому, где мы сидели, мне хотелось найти листок, выроненный мальчиком. Быть может, то, что я там увижу, внесет немного ясности. Я долго не мог найти, и когда наконец отыскал, не поверил своим глазам. На маленьком клочке было четверостишие, оно было сложено весьма уверенно, хотя немного по-детски. Но, что более всего поразило меня, я уже видел его раньше! Нет, не видел, я… создал его! Это были те самые слова, которые складывались в моих снах, которые я когда-то забыл, а теперь держал написанными на листочках и, кажется, моей рукой.
В тот момент мой мир перевернулся с ног на голову, я, впервые за много лет, вновь захотел взять в руки карандаш и писать, писать обо всем, что происходит вокруг. Рифмы, ритмы, слова снова, как тогда, в моих снах, стали складываться в моей голове. Я был потрясен, обескуражен! Тысячи слов, которые до этого момента были хаотично разбросаны в моем сознании, вдруг, как по волшебству, выстроились друг за другом, как того требовал размер и смысл.
Я со всех ног побежал к ближайшему киоску, чтобы купить тетрадь и карандаш: до дома было слишком далеко. Я боялся, боялся до невозможности вновь отпустить эту способность складывать слова в строки, и, как только карандаш оказался в моих руках, я начал писать. Я исписал множество листочков, но тот, листок из воспоминания, всё время лежал сверху, придавая мне сил и уверенности в каждом новом слове. Мне казалось, что время остановилось или его не было совсем, я нырнул в этот океан, впервые за много лет и наслаждался каждой новой удачной рифмой, каждым созвучием, каждым четверостишием.
Я очнулся от чьего-то пристального взгляда, поднял голову. В руках моих были листочки с моими «первыми пробами», а сверху на меня совсем не добрым взглядом смотрел отец.
— Опять пишешь? — отец негодовал. Это не дело для мальчика — фантазировать!
— Папа, мне приснилось, что я стану великим! Папа!
— Оставь эту затею, хватит! — отец подошел ко мне, выхватил листки, скомкал и пошел прочь. Один листок упал на дорогу, но он не заметил, он был слишком рассержен, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я побежал за ним, горькие крупные слёзы падали из моих глаз, я бежал и кричал, умолял отца вернуть мои записки, но этим только еще больше разозлил его. Он остановился и замахнулся на меня. Но не ударил, а лишь указал рукой туда, где все работали:
— Иди и сделай что-то полезное!
Я вернулся туда, где ранее сидел наедине с моими сокровищами. Я нашел единственный оставшийся листок, прижал его к груди и плакал, плакал так сильно, как никогда.
— Андрей Иванович!
Я очнулся ото сна — детские воспоминания опять заставили меня выпасть из реальности — поднял глаза и увидел знакомого мне мальчугана. Я не мог понять, где заканчивался мой сон и начиналась реальность, поэтому слегка ущипнул себя за руку. Больно — я вернулся. Мальчуган был расстроен, всё ещё сжимал в руке листочки, но не отрывал взгляда от того, который выронил некоторое время назад.
— Если не хотите потерять всё, отдайте листок. Былого не вернуть.
— Бедный, бедный мальчик… — теперь я точно понимал, о чем он говорит.
— Отдайте!
Тогда я, конечно, отдал листок и отпустил воспоминание. А уже спустя месяц на прилавках появился мой первый поэтический сборник. Я назвал его «Истории из детства», а во главу угла, в самое начало, вместо посвящения поместил то четверостишие, которое связало времена и дало мне возможность двигаться дальше:
Всё, что мы бережем, боясь отпустить, —
Это прошлое, и его не вернуть.
Об ушедшем нельзя никогда грустить,
Жить сейчас и сегодня — вот правильный путь.
© Алёна Познякова, 2017
Мне рассказ понравился, моя пятёрка — автору!
Очень здорово, интересно и захватывающе; со смыслом