Танго

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Об авторе: Настасья Астровская. От первого лица: «Автор, врач, человек. Стаж 20 лет, 1 год и 25 лет соответственно. Обитаю в Волгограде».

---

 

И откуда взялась эта странная уверенность, что, если выйти на улицу и пройтись, мысли тут же прояснятся, и в голове наступит совершенная благодать?

Вопрос этот риторический, однако, как только моей голове понадобилась генеральная уборка, я вышел из дома.

Август ближе к своему завершению сделался язвителен и в один день вместо привычных плюс двадцати восьми подсунул какой-то пакостный дождик. Особо холодно не было, но все это наталкивало на философские размышления об осени — и, как следствие, о своей жизни, что было неуместно и как-то плохо. Я шел по августу, пинал тротуар, скалился тучам.

Навстречу шли по-летнему одетые уже довольно осенние люди.

Воздух был наполнен густыми терпкими запахами мокрой прелой травы, земли, асфальта. Под ветром гулко вздыхали деревья. Я шел, надеясь, что ветер вместе с несколькими бесхлорофилльными листьями выдует из моей головы тяжкий ноющий хаос.

Впрочем, хаос был постоянным жильцом моей головы, он был там, можно сказать, на законных основаниях. Я попытался сосредоточиться на фактах.

Что мы имеем?

Ну, мы имеем сто пятьдесят два рубля в карманах — это если с мелочью, легкое, почти аристократическое похмелье, книгу какую-то, одолженную у приятеля в нетрезвом состоянии… Это все мишура, фу. Факты должны быть весомыми.

Итак, золотой крест заложен в ломбард — это факт. Причем не от острой нехватки денег, а от бессильной какой-то злобы. Зачем-то внушил себе, что крест приносит мне несчастья… Бред, ну и бог с ним, как бы смешно это ни звучало. Пусть остается там, где есть.

А вот то, что Галя дома не ночевала — это ого-го какой факт. Не ночевала, трубку не брала. Ну, если разлюбила, так бы и сказала, чего комедию с трагедией-то мешать…

Была еще вероятность, что ее похитили и увезли, например, в горы, или в секту заманили. К моему стыду, ревность так меня испортила, что в какой-то момент эти варианты казались мне наиболее предпочтительными. Потом я, конечно, опомнился и начал волноваться, думал даже обратиться в полицию. Но к пяти утра от нее пришло сообщение — все нормально, бухали культурно и даже величественно, приеду утр. Тут я успокоился. Похитители, даже если бы додумались воспользоваться ее телефоном, так бы написать не смогли. И это тоже факт.

Факты меня не радовали, поэтому я полушепотом обматерил голубя, важно идущего впереди меня, и вернулся домой.

А спустя десять минут вернулась Галя.

На ней было синее платье с вырезом. Я отчего-то видел, что она не ложилась спать, но успела позавтракать. Но больше всего меня удивило ее лицо.

Это было ее обычное будничное лицо, лицо человека, на автомате готовящего омлет и одновременно чистящего зубы, лицо, готовое к понедельнику и прочим неприятностям, но не страдальческое, нет — просто повседневное, стойкое.

В довершении образа она сняла красные туфли, подаренные мною под ее чутким руководством («Это называется коралловый, Вова!»), и вместо приветствия спокойно выдала:

— Не выспался, смотрю. Есть хочешь?

— Да, — от неожиданности ответил я.

Галя пожала плечами и отправилась в холодильник.

У меня голова шла кругом, или даже квадратом шла голова. От этого мой вопрос задержался в пространстве и времени и, упустив момент, уткнулся в Галину спину:

— Где ты была?

— На даче, — сказала она.

— На какой даче? — Я начинал сходить с ума. — Что ты там делала?

Долгий взгляд. На стол мягко приземляется колбаса.

— Помидоры сажала, что же еще.

Не сезон, думаю, помидоры-то сажать… Тьфу, какие помидоры! У меня жена дома не ночует!

Плохой муж, значит. Не так воспитал. Может, она связалась с плохой компанией…

Еще хуже, если с хорошей. С хорошей компанией можно ой-ой каких дел наворотить.

— Ты сходи пока в душ, — невозмутимо говорит Галя, — я сейчас все сделаю.

Она режет хлеб, а на ней все еще синее вечернее платье с вырезом…

Ну его. Пойду в душ от греха подальше.

Вот тоже еще — что за выражение? По-моему, куда ни шагнешь, непременно оказываешься к какому-нибудь греху поближе. Если только в монастырь совсем ушагать, но и там можно предаться унынию.

В общем, выхожу из душа, на столе яичница, бутерброды разнообразные, йогурты, салат. Чайник на плите стоит.

Галя (…все еще в синем платье…) ставит чашки.

— Садись, — говорит.

Сажусь. На автомате начинаю есть. Она достает вазочку с конфетами.

Делаю еще попытку.

— Ты, — спрашиваю, — мне изменяла?

— Возможно, — выдает она, чуть подумав. — А что?

— Ничего, — говорю я, — ничего. Ничего мне на могилу не неси, я разрешаю.

Она только поднимает брови.

— Я умер! — объясняю я. — Только что. Если ты не заметила…

Она пожимает плечами. Мол, умер и умер. Дело добровольное.

Мы сидим какое-то время молча.

— А что там помидоры? — Я никак не могу успокоиться.

— А что помидоры?

— Ну, не завяли? А то любовь прошла, как я погляжу…

— Да ну тебя. — Галя машет на меня рукой. — Ты какой-то злой.

— А ты добрая?

Она вздыхает.

— Добрая… Не знаю. Может быть, добро и зло — понятия слишком относительные и размытые. Даже бог и дьявол не противоположны и никак не могут быть противопоставлены друг другу. Они ведь, в сущности, идут к одной цели — растят человека. Только один приучает к добродетели, а второй разрешает шалить. Как родители — скажем, строгая мама и добрый папа…

— Какие родители?! — не выдерживаю я. — Что за философские отступления? Где ты была всю ночь?

— Ну что ты кричишь! — с отчаянием вопрошает Галя. — Ну говорю же: у Ани я была, на даче! Они после работы за мной заехали, я не собиралась даже.

— Это должно было меня обрадовать?

Галя грустно смотрит в пол. Я угрюм.

— Да ладно тебе обижаться, — мурлычет она, — ну всякое бывает… А помнишь, как мы на даче на веранде танго ночью танцевали? Ты говоришь — я не умею, а я — я тоже, ну и что же нам мешает?

— Не помню, — сварливо отвечаю я. Конечно, я все помню.

— Ну и ладно. — Галя пожимает плечами.

Я не могу больше терпеть, у меня из головы начинают сыпаться гайки и болты. Нужно собраться с мыслями…

Тоже странная фраза. Собраться с мыслями. Как будто их так много, и каждая занята своим делом, что нужно непременно устраивать для всех собрание, иначе — никак.

Я выбегаю во двор, обхожу раз пять вокруг дома. Все, надоело.

На скамейке сидит сосед и мечтательно смотрит вдаль. Озаренный внезапной идеей, я бегу в магазин, после чего присоединяюсь к его мечтаниям вместе с бутылкой.

Соседа я знаю довольно приблизительно. Вижу, что он счастлив и похмелен. Вообще-то, умный мужик, даже вроде преподает где-то. А как его зовут…

— Здорово, — говорю. И многозначительно ставлю рядом бутылку.

— Добрый день, — улыбается он.

Мы посидели, потрепались для приличия о погоде. Выпили.

— Такая ночь была, брат, — восхищенно твердил он, — такая ночь!

— Ага, — говорю, смутно соображая, когда это мы успели породниться, — хреновая ночь.

— Да ладно! — Он машет рукой. — Вот у меня была волшебная ночь. — Он прихлебывает из горла, отрешенно улыбаясь.

— И чем же ты занимался?

Черт знает, хочу ли я слышать ответ, но вопрос уже задан.

— Я в гости ходил к одной знакомой…

— Хорошее, — говорю, — начало. Многообещающее.

— Ну, за хорошее начало, — провозглашает он, делает большой глоток и протягивает мне бутыль. За хорошее начало я пью вдохновенно.

— Позвала меня, значит, Аня в гости, на дачу, — продолжает сосед, — ну, там компания небольшая собралась. Ну, натурально, выпили, поболтали, посмеялись. Так душевно было! А потом, как всегда бывает, все начали по углам расходиться, туда-сюда… Некоторый вакуум, так сказать, образовался. Ну, я вышел на крыльцо — тишь, небо все в звездах, романтика хренова. Пригляделся — стоит. Хорошенькая такая, я на нее весь вечер смотрел, подружка Анькина. Разговорились… А потом она так — слышите, музыка в доме? Ну, я-то слышу. Танго… Она говорит — давайте танцевать. И мы танцевали. Веришь, нет — сроду танго не умел танцевать, а тут… Крышу сносит, полынью и мятой пахнет, аж нос онемел, и она рядом — такая… Ну, такая какая-то. Черт знает. Счастье, брат. Как ее звали-то…

— Галя… — тихонько говорю я.

— Точно! — радуется сосед. — А ты откуда узнал?

— Да у меня был точно такой же случай однажды. И тоже с Галей…

— Во совпадение! — радуется он. — Гали — они такие… Главное — танго. Надо же… Ну — за Галю!

— За Галю…

До сих пор не знаю, было ли это танго моим танго, был ли я к тому причастен. Была ли это такая же веранда, такая же ночь, такая же музыка… Такая же Галя…

Однако помню все — до травинки, колеблющейся на ветру, до цвета неба, до последней гладкой бусинки висящих на ее хрупкой шее бус.

Шагаю домой, из свежей одури августа ныряю в теплое, пахнущее кофе спокойствие дома. Кричу с порога:

— Галя! Поедем на дачу!

Она выходит мне навстречу. Улыбается.

— У нас же нет дачи…

— Купим. И поедем. И будем танцевать.

На черном фоне наших внутренних взоров как во тьме кинозала лучом высвечивается…

Веранда, после дождя остро пахнущая деревом. Августовский вечер, богатый на вкус и цвет, пахнущий яблоками и творогом, дымом и медом, травами и предчувствием. Предчувствием той самой ночи, на пороге которой стоим мы — молодые, красивые, чудные. Той самой ночи, с которой все начнется. Той самой ночи, когда мы в первый и в последний раз будем танцевать танго.

 

© Настасья Астровская