Мимолётная любовь

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Об авторе (от первого лица): «Михаил Азариянц. Мне 77 лет, влюблялся и любил я за эти годы. Есть о чем написать. Но этот случай для меня особенный…»

---

 

Поселок корабелов, с неблагоустроенными улицами, редкими двухэтажными кирпичными домами и непролазными дорогами, на первый взгляд показался мне унылым и скучающим. Отсутствие прохожих, вероятней всего, объяснялось тем, что люди были на работе. Из дока эхом доносились глухие удары молота. Где-то на реке пугающе завывала корабельная сирена. Солнце то выскакивало из-за быстро бегущих облаков, то они назойливо вставали на пути его ещё только чуть теплых лучей.

Весна была в разгаре. В низовье в это время погода меняется часто, дует неприятный ветер, бесконечно меняя направления.

Время было одиннадцать и, устроившись в маленькой, единственной в посёлке двухэтажной гостинице, я пошёл искать столовую, где можно было заморить утреннего червячка. Дежурная объяснила мне маршрут, и я без особого труда нашёл небольшое здание с остекленными сверху донизу витринами, где с одной стороны был смешанный магазин, а с другой — рабочая столовая. В просторном зале, примерно на 30 столов, не было ни души. В глубине кухни позвякивала посуда. У раздаточной стойки скучала девушка. Из котлов поднимался пар. Все было готово к обеду, но время ещё не подошло.

Увидев меня, девушка обернулась, брызнув синевой своих выразительных глаз из-за темных блестящих локонов. Что-то невероятно привлекательное и милое было в её приветливой улыбке.

— Здравствуйте, вы хотите пообедать? — ласково пропела она, продолжая улыбаться.

Я немного растерялся, начиная таять от её мягкой красоты.

— Да, да девушка, пожалуйста, биточки с гречкой и компот.

Скромная зарплата комсомольского инструктора не позволяла мне раскошелиться на большее.

Девушка поставила на разнос мой заказ, выбила в кассе чек и сказала: «Пожалуйста, к столу».

Я устроился за ближайшим столиком и медленно, что было для меня совсем не свойственно, начал есть, поглядывая на взволновавшую меня красавицу. Она, облокотившись о деревянную стойку, положив подбородок на сложенные накрест руки, смело разглядывала меня и все также мило улыбалась. Это придало мне смелости, и банальный вопрос сам выскочил из моих уст.

— Как вас зовут, девушка?

— Валя, — быстро ответила она, как бы ожидая этого вопроса.

— Вы такая красивая, такая милая, что я теперь не уйду отсюда, а буду любоваться вами.

— Уйдёте, — смеясь, ответила она, — ещё как уйдёте. Сейчас будет обеденный перерыв на заводе, и сюда вместе со всеми придёт на обед мой муж, а он у меня очень ревнивый и злой, — продолжала Валя таким тоном, будто пугала меня Карабасом Барабасом.

Я, конечно, не испугался, но как-то сразу сник, так как барометр шансов продолжить знакомство показывал на облачность. Я ещё немного пошутил, доел свой не то завтрак, не то обед и, попрощавшись, вышел, унося её лик с собой.

Идя в заводскую контору, где я должен был встретиться с парторгом и комсоргом судоверфи, совсем забыл и не чуть не думал о том, для чего и зачем я сюда приехал. Я шел и ликовал от того, что встретил такую красавицу, милашку и даже познакомился с ней. В голове рождались стихи:

 

Улыбка белозубая,

Как лепестки ромашки,

Трогаю пальцами грубыми,

Валя, твои кудряшки.

 

Но ликование не бывает вечным, оно длится несколько мгновений и является составляющей счастья. Чем больше мгновений ликования, тем счастливее жизнь. И то, что эта милая девочка взволновала меня, наполняло мою грудь сладкой истомой. Я шел и думал о ней.

Узнав на проходной, где находится заводоуправление, я двинулся знакомиться с местным начальством. Мысли сменили направление, и на некоторое время я забыл о приятной встрече.

Высокий, широкогрудый, с прямо посаженной головой, подстриженный под ёжика, парторг завода Костя Орлов встретил меня приветливо и громко.

— Вот ты какой, комсомольский инструктор, — прогремел он басом, соответствующем его огромной фигуре. — Давненько у нас никто не бывал, варимся в собственном соку, как консервированный сазан.

— Заходи, заходи, садись, — пригласил он к столу, покрытому бархатной красной скатертью. — Рассказывай, что там, в цивилизованном мире, творится, а то мы здесь совсем зачахли.

Он говорил много, не давая мне раскрыть рта или ответить хотя бы на один его вопрос. Или счастье переполняло его оттого, что в его однообразной жизни сверкнул свежий лучик, или говорун он был отменный, и хотел узнать всё сразу. Спохватившись, он произнес последнюю фразу и умолк, предложив мне рассказать о себе.

День, состоявший из разного рода знакомств с комсомольским активом, пролетел быстро, и сочный вой сирены обозначал его конец. Все потянулись с завода, и я медленно тащился вместе с ними. С той разницей, что вечерняя часть суток почти у всех из них была четко обозначена домашними заботами. А я шел опять к столовой, конечно поесть и, возможно, увидеть Валю. Хотя надежды на то, что мы могли бы продолжить наше короткое знакомство, были весьма призрачны.

Случилось худшее — на раздаче её не было. Я медленно и без всякого аппетита ел жаренного судака и бесконечно шарил глазами по кухне, надеясь на то, что она выйдет из какого-нибудь подсобного помещения. Однако всё было напрасно. Посетителей было мало, видно, сюда обычно ходят на обед, а ужинают только немногочисленные холостяки. Поковыряв вилкой картошку и рыбу, залпом выпив компот, я вышел. Путь мой был коротким. Благо, гостиница была рядом. Немного отдохнув, лёжа на железной кровати, покрытой байковым одеялом, я привел себя в порядок и вышел на улицу. Я стоял в размышлении — куда идти: налево или направо?

Я знал, что налево идёт дорога к речке, оттуда пришёл я с парома. На сердце была пустота и несусветная скука, и, если я останусь здесь ещё пару дней, а комсомольское собрание, на котором я обязан присутствовать, назначили на четверг, то я точно сдохну от безделья.

Итак, пока я размышлял над своей участью, ко мне незаметно подошла «судьба» и остановилась.

— Добрый вечер, Миша.

Я поднял глаза от удивления, что кто-то может здесь, где я не провёл и дня, назвать меня по имени.

Передо мной стояло нечто, закутанное в платок так, что в глубине виднелись только глаза. А цвет их различить я уже не мог, потому что было темновато. Но это нечто хихикнуло, задев меня нечаянно широким эмалированным тазом, и сказало: «Вы меня не узнаёте?» — и, не дав мне ответить, продолжило. — Это я, Валя!

Сказала она это тихо и таинственно.

Приятное волнение охватило всё моё существо.

Была ли эта встреча случайной, или это рок, судьба, трудно сказать однозначно, но я не раз задумывался над этим вопросом.

Люди, как всякая необузданная материя, движущаяся хаотично в этом суетном мире на пути своем часто случайно натыкаются на другие, случайные объекты. И их жизненные дороги, возможно, кардинально меняют направление движения. Человек познает мир, людей и отношения. Радуется, огорчается, волнуется и ликует.

После того, как Валя назвала своё имя, я ликовал и волновался, но мой практический нрав взорвался любопытством. В голове созрел план.

— А как так случилось, Валя, что мы встретились на этой дорожке, — спросил я, ещё немного сомневаясь в неожиданном везении.

Под платком что-то опять хихикнуло, и я продолжил допрос:

— А где ты живешь, Валюша?

— Здесь, — указав рукой на двухэтажный кирпичный дом, возле которого я стоял, ответила она.

— А, так, значит, ты видела, что я здесь стою, — опять спросил я с явным намерением продолжить допрос.

— Как же, ведь я иду из бани, а не в баню, так что я могу заподозрить вас, Миша, в том, что вы меня караулите.

— Ну, как я могу, Валя, ведь вы сказали, что замужем.

— А я и не соврала, — лукавым голосом произнесла она, — врать не люблю.

— А вдруг твой муж наблюдает в окошко за нами, а мы стоим здесь и говорим о любви.

— Ну, во-первых, до любви ещё не дошло, — рассудительно сказала она, — а во-вторых, он ещё на работе.

— Кем же он работает? — спросил я с целью узнать его время ухода и возвращения.

— Он завгар, и уходит он в 7.30, а возвращается по-всякому, но раньше девяти — никогда. Надо же проверить техсостояние вернувшихся машин, побывать на вечерней планерке, обо всем доложить начальству и спланировать новый день. Так что, я ещё успею и ужин ему приготовить. Ну, пока, до свидания, Миша.

— А где Ваши окна, Валя? — спросил я спешно, боясь, что она уйдёт, и я не узнаю самого главного.

— А это для чего? — удивилась она.

— Следующий раз, когда буду проходить мимо них, пошлю тебе воздушный поцелуй.

— Ну, для таких дел я тебе, Миша, раскрою тайну. Вот от лестничного проема три первых на втором этаже.

Я ликовал, мой план наполнялся содержанием, коварные мысли Дон Жуана были близки к осуществлению. Валя, помахав свободной от таза рукой, сверкнув уже в темноте большими глазами, пошла, плавно раскачивая своими аккуратными бёдрами, к подъезду дома.

Я вышел к реке. В спокойной водной глади отражались, едва дрожа, огни ещё не уснувших кранов. В доке изредка что-то ухало и скрипело, кричали древесные лягушки, пахло водой. Лёгкий пронизывающий ветерок порывами врывался в листву и шелестел, наводя какую-то таинственность.

 

В голове рождались стихи:

Я люблю тишину,

Прелесть мутных огней

В предвечерней реке.

Хорошо одному

Посидеть на песке

С томной музой моей,

Слышать шёпот теней

Разобиженных ив

В чуткой тихой воде,

И душою своей

Их внимать красоте

Под вечерний мотив.

 

Вечерняя прохлада, редкие всплески воды, лунный свет, длинной полосой пересекающий реку во всю её ширину, мигание далёкого маяка и мерное покачивание красного бакена — всё наводило приятную грусть и умиротворение. Клонило в сон, и я медленно побрёл в гостиницу.

Утром вскочил, как ошпаренный, посмотрел на часы и успокоился. Было шесть тридцать, я вполне успевал подготовиться к своему дерзкому плану. Заводской гудок застал меня уже внизу. Я посматривал на Валины окна и волновался. По логике вещей, она должна быть дома одна. На работу ей к одиннадцати. Спит она или нет — вопрос. А вот муж точно уже в гараже. Не исключено, что дома мог быть ещё кто-то, но я шёл на риск. Мне так хотелось увидеть её. Ноги дрожали, всё тело бил озноб, но отказать от безрассудного плана я уже не мог.

«А вдруг, в подъезде кто-нибудь встретит меня в тот момент, когда я буду подниматься на второй этаж и спросит, куда я иду, ведь в небольшом посёлке люди все знают друг друга», — но и на этот случай приготовил ответ.

Пройти путь от первого до второго этажа надо в одно мгновение. И медленно, опасливо озираясь, двинулся к дому. Остановившись у подъезда, прислушался. Было тихо: ни шороха, ни шагов, ни хлопанья дверей. Молнией, по-кошачьи я взвился на второй этаж и остановился у левой двери, где по моим расчётам, и должна находиться квартира моей возлюбленной.

Сердце вот-вот выскочит из груди. Стучать или не стучать? Я тихо толкнул дверь. Она отворилась. Из темного коридора пахнуло теплом. Сделав шаг вперед и притворив за собой дверь, я остановился не дыша. Огляделся. Справа, вероятней всего, была кухня. Впереди на двери «писающий мальчик», а слева остекленная, занавешенная дверь. Там, где-то там должна быть Валя. Я тихо отворил её и вошёл в небольшой зал, где также никого не было, и только справа колыхнулась занавеска на дверном проеме. Там была спальня. Я снял обувь и на цыпочках подошёл ближе. Двумя пальцами отодвинул шёлковую ширму и увидел спящую красавицу. Разбросанные по подушке темные блестящие волосы обрамляли нежную бледно-розовую кожу лица, длинные чёрные ресницы плотно сомкнули ровные бугорки спящих глаз. Чёрные дуги бровей были достойны кисти великого портретиста. Полуоткрытый ротик обнажал белые лепестки ровных зубов. Я ещё пуще задрожал всем телом. Отпустив занавеску, я стоял лихорадочно обдумывая дальнейшие действия.

«Уйти, нет — не для этого я сюда пришёл, разбудить что скажу?»

Я стал быстро раздеваться и, оставшись в одних трусах, смело шагнул в её комнату. Приподняв лёгкое одеяло, нырнул в постель. Валя открыла глаза, вскрикнула и вдруг затихла, как подбитая птица. Тепло её тела, шёлк упавших на мое плечо волос пьянили и кружили голову, я постепенно растворялся в ней.

— Ты знаешь. Я ждала тебя, я знала, что ты придёшь. Милый, не уходи теперь, не уходи никогда!

Она обняла меня и, роняя слёзы, стала целовать.

Немного остыв от страсти, я стал приходить в себя

За окном уже светило яркое солнце. А его лучи, пробиваясь сквозь оконные шторы, падали на боковую стенку спальни, делая радостное настроение ещё полнее.

— Валя, мне надо уходить, — приподнявшись на локти, сказал я.

— Да, да, я знаю, но только не сейчас, побудь ещё.

— Но вдруг вернется муж?

— Нет, он приходит только к обеду и то в тот день, когда я дома. А сегодня он будет на обеде в столовой.

— Но ведь может случится так…

— Нет, не случится, — умоляюще перебила она. — Побудь ещё.

Я протрезвел, и разум возобладал над страстью. Сказать, что я трус — абсолютно неверно. Иначе я не способен был бы на такой рискованный шаг. Но надо было уходить. Мне стало жаль Валю. Мы не о чём не говорили. Там, в столовой, когда я увидел её впервые, она показалась мне счастливой и благополучной, а сейчас она вела себя так, будто в жизни у нее было не все в порядке.

— Валя, мы с тобой ещё много, много раз увидимся, и будем любить друг друга, и ты мне расскажешь то, о чём хотела сегодня поведать. Не сердись.

Одевшись, я подошёл к ней, поцеловал её ещё много раз и спросил:

— Когда у тебя выходной?

— В пятницу, — ответила она.

— Так приезжай ко мне, я тебя буду ждать. Приезжай в Камызяк, вот мой адрес, и, вытащив из кармана блокнот, я спешно нацарапал адрес райкома и номер кабинета.

На обратном пути надо было вести себя так же осторожно, и, приоткрыв дверь, я снова слушал шорохи подъезда. Убедившись, что кругом тишина, я молниеносно скатился вниз, и только ступив на тротуар, который был проложен вдоль дома, почувствовал облегчение. Я вне опасности. Валя тоже. Отойдя шагов тридцать, оглянулся и увидел чуть отстраненную занавеску.

Встреча с Орловым по вопросам проведения комсомольского собрания была назначена на 13.00, а потому, после короткого утреннего чая, я вышел из села — побродить.

Вдоль старого русла Волги тянулась узкая лесополоса. Несколько маленьких рощиц расположились островками на широком зеленом поле, выстланном молодой сочной травой. Кое-где небольшими белыми пятнами выглядывала кашка. У дороги крикливо торчали беспорядочно разбросанные голубые цветки цикория, над которыми то тут, то там жужжали пчёлы, короткими рывками перелетая с одного на другой.

Оказавшись уже далеко за селом, я упал на траву и окунулся в бездонную голубизну неба, по которому высоко-высоко плыли одиночные белые облака. Как бесконечен мир, и только глядя в эту бесконечность, начинаешь понимать, что ты в нем — только песчинка.

Небо. Как трудно описать его величие. Оно пустое и необъятное днем и темное, усыпанное бисером миллионов звёзд и десятками млечных путей — ночью. Оно таинственно и непонятно, величественно и прекрасно.

Я думал, что вряд ли мне в скором времени придется снова побывать там, где живет Валя, но жизнь распорядилась по-своему.

 

© Михаил Азариянц