Текст прислан на конкурс «Художественное слово» 01.04.2017 г.
Об авторе. Камилла Бауэр (псевдоним). «Студентка. Учусь и живу в Китае. Пишу исключительно для того, чтобы не забыть родной язык».
Хранители судеб
Марк чешет тыльной стороной ладони уставшие глаза и вновь опускает взгляд на чистый бумажный лист. Голод сводит тело и заставляет обессилевшие пальцы чуть подергиваться, словно у пьяницы со стажем, и рот мужчины болезненно кривится, искажаясь и рождая ужасающую сардоническую улыбку.
— Искусство — дитя боли и лишений, — хриплый смех наполняет пустующую комнату и, отталкиваясь от сырых стен с выцветшими обоями, едва живым эхом вновь возвращается к сгорбленной фигуре писателя. — Что они в этом понимают? Мерзкие, жирные критиканы и писаки!
Недавние друзья отныне стали врагами, а некогда добродушные усмешки теперь виделись звериными оскалами. Провал за провалом и шквалы критики превратили вчерашнего выдающегося прозаика в главного героя сплетен и жестоких шуток бывших коллег. Живой образец скоротечности славы и непрочности человеческого признания. Ужасающее предупреждение для каждого, кто когда-либо осмелился взять в руки перо.
— К черту!
Марк резко встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул. Его соседи, должно быть, уже привыкли к вечному недовольному бурчанию, раздающемуся из-за стены, или беспокойному топоту, нарушающему вязкую безмятежность сна, царящего во всем здании. Это были лишь последствия жизни бок о бок с человеком искусства, причем не самые дурные. Соседями Марка, в большинстве своем, были люди добродушные и работящие, но от литературы бесконечно далекие. Однако им была присуща удивительная особенность: они могли долгие годы не брать в руки ничего, кроме утренней газетенки, но, зная, что перед ними стоит деятель искусства, неизменно преисполнялись такого уважения и воодушевления, будто встретили своего давнего кумира. Раньше это подкупало, но теперь Марк принимал их любезность за фальш и старательно избегал встреч не только на лестничной площадке, но и в городе. Даже сейчас, в спешке накидывая легкий пиджак, он надеялся, что, покинув свою квартиру, не столкнется ни с кем из них.
Мужчина брел вдоль вымерших улиц своего города, впиваясь невидящим взглядом в скользящую под ногами черноту. Он отдал литературе не только свою душу и полжизни, но еще и некогда отличное зрение, — теперь, спустя двадцать лет ежедневного самоистязания во имя чего-то великого, волшебного, он видел не дальше собственного носа и с трудом узнавал знакомые лица в толпе. Однако Ночь — та же Фемида, и под ее покровом равны становятся и зрячий, и слепой.
Сквозь бархатную темноту его вела невидимая сила, предчувствие чего-то, что непременно должно было произойти именно сегодня. Марк списывал это на помешательство, бесконечно посмеиваясь над самим собой.
— Писатель, образованный человек! Как бы не так! — смех мужчины на мгновение прорвал глухую завесу ночи. — Дикий зверь, бежит, подгоняемый пустым желудком и горячей головой, прячется во тьме и ищет неизвестно что. Где же это видано? Вот уж они все посмеются, вот уж посмеются. Негодяи!
Разум услужливо подкидывал картины, на которых чванливые писатели, безоговорочно признанные горожанами, смеялись над новостями о том, как он, Марк, утром будет найден в десятке километров от своего дома. Должно быть, скажут они, этот несчастный скатился до пьянства, и сам не понял, как оказался черт знает где. Бедняга, поддержат их другие, в последнее время он стал совсем плох, влез в долги да исхудал, на глазах состарился.
— Не дождетесь! — Марк злобно рявкает куда-то в неизвестность, обращаясь ко всем своим обидчикам одновременно. — Мои кости вам перемыть не удастся.
Раздражение, возникшее в груди, слегка его встряхнуло. Злость бодрит ничуть не хуже, чем вечерняя прохлада.
Сунув руки в карманы брюк, мужчина наконец решил осмотреться. Оказалось, он прошел без передышки четыре квартала и сейчас находился недалеко от старого родительского дома, проданного сразу после смерти отца. Удивительно, но детские воспоминания Марка были неразрывно связаны не столько с домом, где он провел детство, сколько с парком, в который его нередко водила мать. Мраморный фонтан, заполненный зеленой водой, пышные клумбы, хлипкие скамейки и могучие деревья, растущие здесь не одно десятилетие — волшебство этого места складывалось из мелочей. Полвека назад жизнь здесь бурлила от рассвета до заката, а голоса людей не замолкали буквально ни на минуту: с утра был слышен детский смех, в полдень — будничные разговоры, касающиеся всего на свете, а вечер и ночь были отданы влюбленным парам, несмело перешептывающимся в ленивом свете тусклого фонаря. Но город развивался слишком быстро. Десятки кафе и ресторанов, детские площадки, кинотеатр и недавно открывшийся торговый центр привлекали людей гораздо больше, чем старый парк, нелепо втиснутый в самое сердце людского муравейника. Марк слышал, что власти намерены сравнять это место с землей, а после — выстроить на его останках городской банк.
Неожиданно он ощутил непреодолимое желание вновь пройтись по узким аллеям, опустить руку в мутную воду фонтана. То ли шестое чувство, которое так часто руководит нами, толкая на странные поступки, то ли проснувшаяся совесть, то ли врожденная сентиментальность — не столь важно. Марк доверяет сердцу чуть больше, чем разуму, а искать причины своих действий и вовсе не привык. Он перебегает дорогу, по привычке оглядываясь по сторонам, и пропадает под мрачным навесом густой листвы.
Не страх, а предчувствие сковало его. Каждый угол, каждый куст был ему знаком, но почему-то казался чужим.
— Марк, — он услышал свое имя сквозь шелест листьев, — Ты все-таки пришел.
Он замедлил шаг. Сердце, вопреки здравому смыслу, билось абсолютно спокойно и ровно. Именно этого он и ждал.
Молодые ветви легли на его плечи, душистые зеленые листья ласково коснулись щеки:
— Ты так подрос, дитя мое.
Голос казался смутно знакомым. Медленно, словно нехотя, из глубин сознания до него начали долетать обрывки детских воспоминаний. Отдельные фрагменты складывались в общую картину, а звуки и запахи, цвета и эмоции придавали ей живость и достоверность.
Марк уверенно идет вперед, к дереву, которое его мать справедливо называла старейшим из всех. Оно приветливо машет ветвями и чуть наклоняется вперед, когда мужчина оказывается в шаге от выступающих наружу толстых корней. В детстве он часами напролет сидел под этим деревом, мечтая и фантазируя, а потом бежал домой и рассказывал матери захватывающие истории о судьбах людей, живших здесь прежде. Она слушала с неподдельным интересом, а однажды обронила неаккуратное «сынок, тебе бы писателем стать», которое раз и навсегда изменило жизнь Марка.
Возможно, тогда он этого не понимал. Тогда, тридцать лет назад, этот голос казался ему своим собственным, внутренним. Годы не подарили Марку серьезности, присущей всем взрослым, и сухой рациональности, но вместе с тем и не отняли исключительно детское умение воспринимать чудеса как само собой разумеющееся. Он просто принял факт, что деревья могут разговаривать, и продолжил жить дальше. Земля не разверзлась у него под ногами, а город не накрыла песчаная буря. Где-то вдалеке послышался мотор проезжающей мимо машины, а водитель, вероятно, даже и не заметил эту крохотную перемену, произошедшую с их миром.
— Садись, дорогой, садись. Я о стольком хочу тебе поведать, — дерево зашумело листвой, приглашая Марка присесть на скамью неподалеку. — Как жаль, что у нас так мало времени!
Оно говорило неторопливо и приглушенно, будто каждое слово давалось с огромным трудом. Это был голос не приговоренного к скорой смерти. Это был голос утомившейся старой женщины, вкусившей жизнь и готовой принять свою судьбу. Дерево вздыхало и делало паузы, собираясь с силами, и Марк нетерпеливо барабанил пальцами по своему же колену, но уважение и некий трепет перед этим существом не позволяли высказать недовольство вслух.
Рассказы вытекали один из другого, тысячи судеб сплетались вместе благодаря мелочам, увидеть которые мог лишь сторонний наблюдатель, терпеливый и тихий. Марк закрывал глаза и видел улыбки людей, про которых говорило ему дерево, видел их слезы, истории любви и смерти, ощущал их страхи. Каждый уникален, создан не по образу и подобию другого, а рожден в одном-единственном экземпляре. Совершенный в своих недостатках, уродливый в своих достоинствах. Марк проживал сотни жизней, вкушал горечь поражений и заедал ее сладкими крохами маленьких побед, но неизменно умирал, снова и снова, в одиночестве, испуганный и потерянный. Каждый из этих людей боялся осознания того, что он бесцельно провел отведенный ему срок, не успел запомниться, оставить свой след в истории. Погибая, они исчезали из чужих жизней, но навечно оставались живыми в рассказах, что деревья передают друг другу испокон веков.
Едва на горизонте появилось солнце, дерево качнуло тяжелыми ветвями и устало заговорило вновь:
— Я боялась, что эти истории умрут вместе со мной. Но теперь они принадлежат тебе, дитя мое, — еще одно легкое, почти невесомое касание листьев, — Отныне ты их хранитель, ты их рассказчик.
Марк коротко кивнул. У него на душе было смутно и тяжело, но эта ноша казалась приятной. Он поднялся со скамейки, с удовольствием разминая затекшие за ночь ноги, и медленно побрел к выходу из парка.
Последним, что сказало ему дерево, было: «Важно слушать, а не только слышать, дитя мое».
© Камилла Бауэр, 2017
Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.
Номинант международного конкурса В. П. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).
Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).
Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).
Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).
Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).
По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.
Олег Чувакин. Прозаик. Редактор. Литературный обработчик. Вдохновитель
Садишься за письменный стол с намерением сочинять? Намерение похвальное! Писать книги — верная дорога к богатству и славе.
Не можешь заставить себя писать каждый день? Литературная совесть ест тебя поедом? Не огорчайся! Знай: есть пять способов решить мучительный вопрос.
Творческий метод писателя. От Чехова до Вудхауза, от Сименона до Саймака. Расскажите и вы о своём подходе!
Экономика рассказа. Как продать рассказ и кому? Сколько за это заплатят? Выгодно ли производить литературу?
Как узнать, имеет ли человек писательский талант? Есть ли точный ответ на этот вопрос? Да, есть.
Писать книги. Легко ли это? Сел за стол, открыл ноутбук, набарабанил сколько-то тысяч знаков — рассказ готов, опубликовать его! Так можно? Нет. Но все думают, что можно.
Как создать увлекательный сюжет? Как вывести книжного героя, которого непременно полюбит публика? Как написать захватывающую историю и искупаться в лучах славы?
Единственная причина, по которой тебе следует написать роман, — необходимость сказать что-то людям. Ты должен это сказать. Ты садишься за стол и пишешь.
Как становятся писателями? Никак. Ими рождаются. У вас нет ни слуха, ни гибкости пальцев? Оставьте в покое скрипку. Нет тяги к литературе и отсутствует «ген грамотности»? Сожгите свою писанину.
Полезные советы начинающим писателям. Как приучить себя к систематическому литературному труду и добиться красоты слога. Как перестать мучиться и начать творить.
Научиться писать свои истории несложно. Усаживаетесь в кресло, заносите пальчики над клавиатурой… Уже слышали такие советы? Над вами подшутили! Есть правила, без которых историю не написать.
Неверно заданный темп повествования приведёт к ямам в композиции, ломаному ритму и в итоге к полному авторскому провалу. Литературное произведение не состоится.
6 ответов
Очень хороший рассказ! Автору пятёрка!
Спасибо большое. :)
Очень лиричный рассказ про усталого писателя. Есть надежда, что после беседы с деревом у него появится новый виток вдохновения. Есть небольшие огрехи, но для студентки, пишущей, чтобы не забыть родной язык весьма неплохо.
Из явно бросившегося ( :) ) в глаза: «…будничные разговоры, касающиеся всего на свете, а вечер и ночь были отданы влюбленным парам, несмело перешептывающимся в ленивом свете тусклого фонаря». Все эти причастные обороты выглядят громоздко и тяжеловесно для чтения. Хотелось бы более легкой структуры, типа: будничные разговоры обо всем на свете, несмелый шепот влюбленных пар в ленивом свете тусклого фонаря….
Порой встречается избыток определений. Но это беда всех начинающих авторов. (к коим и себя дерзаю относить)
Признаю, нередко усложняю и чересчур много добавляю определений, но это случается непреднамеренно. Буду работать над огрехами. Однако спасибо Вам за отзыв!
С благодарностью принимаю этот рассказ, абсолютно грамотный во всём: в стиле , в грамматике, во всевозможных оборотах: причастных, деепричастных; в сложно-сочинённых и сложно-подчинённых предложениях. Ни одной грамматической ошибки. И только одна запятая в одном предложении. Великолепно! Рада за Вас!
Моя наилюбимейшая преподавательница литературы, наверное, захлебнулась бы ядом при прочтении Вашего отзыва! Сколько мы воевали с ней за каждую запятую в сочинении… :)
Будьте добры, укажите на ту единственную «потеряшку». Я никак не могу ее отыскать.