Текст участвует в конкурсе «Счастливая душа».
Об авторе: Елена Беляшова.
Дома зазвонил телефон.
Женский голос в трубке на местном диалекте окутал меня аурой тёплых поздравлений с праздником.
Голос восьмилетней давности перепутал имя моей дочери и нашей общей преподавательницы, но моё имя не забыл. Я слушала, отвечала, улыбалась, не возражала.
Наконец пообещала:
— Вернусь. Ведь дети не всегда будут маленькими.
* * *
Есть люди, которых не видишь подолгу, но вспоминаешь о них с улыбкой и благодарностью, как о прочитанной понравившейся книге; и в один момент, когда услышишь знакомый голос в трубке, снова всплывает образ из прошлого — так приятно и неожиданно.
Как ранний подснежник морозным утром, как падающая звезда одинокой ночью, как дуновение ветра в знойный день.
Приветливая улыбка, искренний взгляд, дружелюбная атмосфера.
С такими людьми можно помолчать, их понимаешь с полуслова; их дружба бескорыстна, любовь сильна, уважение безгранично.
Они никогда не вспомнят, кто из нас звонил чаще либо чья очередь звонить теперь.
Они наполняют жизнь радостью, дарят добрую память о себе.
Эту память я берегу как драгоценность и беру с собой повсюду, где бы ни находилась.
* * *
Почему-то всплыли картины прошлого. Как я, девочка лет семи, украдкой доставала из шкафа чёрно-белую фотографию, бережно припрятанную мамой вместе с медалью Материнства. Вглядывалась в черты мужчины и пыталась представить тембр голоса, пальцы, перебирающие кнопки аккордеона, запах рук. Но видела застывший взгляд из-под нависших бровей, поджатый рот и траурную кайму в углу фотографии.
Я хныкала то ли от горечи потери, то ли от тоски по мужчине, которого хотелось называть папой и услышать ласковое: «Доченька». А может, оттого, что устала отвечать всем любопытным на вопрос: «Где папа»? И опять вспоминая бабушкин рассказ о проносящемся автобусе — убийце папы, выдерживать на себе сочувствующие взгляды, давящие детскую душу.
«Внученька!» Бабушка, взволнованная моими слезами, суетилась подле, спрашивала, не ушиблась ли.
А я только прижималась к ней крепче да всхлипывала: «Как я несчастна!»
Бабушка покачивала головой, прятала фотографию в шкаф и бормотала: «Несчастен только тот, кто никем не любим».
Затем она целовала меня в лоб со словами: «Любимица моя», — и снова стучала спицами, набрасывая петельку на петельку оранжевой нити шерстяного клубка.
Нить ложилась незатейливым узором ромбиков, расширялась в шарф, мягкий и тёплый, как поцелуй бабушки.
«Бабуля — ты моё солнце!»
Я утирала слёзы, мчалась во двор. Бегала, скакала, хохотала, не зная других забот, не думая о смерти, уверенная, что солнце не погаснет никогда.
Но по мере моего взросления солнце блекло, уменьшалось, а потом и вовсе исчезло, оставив холод и пустоту вокруг меня.
Бабушки не стало. Я пробовала искать ту щедрую ласку и нежность, но натыкалась на скупость слов и строгость.
Мама, придя домой после изнурительной работы, брала книгу в руки; её уставшее лицо светлело от улыбки, смягчались грубые складки на лбу и переносице, глаза обретали живость.
Такую же улыбку я видела у неё, когда мать, одурманенная запахами леса, пела вполголоса; когда заполняла корзину алыми или иссиня-чёрными ягодами; когда собирала букет из луговых цветов, пахнущих свежестью и мёдом.
Мама была схожа с луной за тёмными тучами: тихая, неприметная, задумчивая и… не согревающая.
Оттого, что я больше не слышала слов «люблю», «моя хорошая», «умничка», я вдруг почувствовала себя нелюбимой, никчёмной и несчастной.
Стена непонимания, с проросшей под ней лебедой непокорности и упрямства, встала между мной и матерью.
Тогда в побеге из дома мне грезилась жизнь краше.
Я наслаждалась свободой и ликовала, когда встретила того, кто увёз меня в страну финиковых пальм и синего моря.
В страну, где исполняют ритуальные танцы плодородия, счастья, удачи под волынку, барабан и флейту; где для исцеления и покоя потчуют добрым словом, для долголетия приветствуют поцелуями, а зло гонят молитвами.
Но главное, там снова светило солнце. Оно приветливо манило к себе; я вновь ощутила ласку и нежность, попыталась взлететь, но какая-то тяжесть не отпускала меня и подумалось: «Куда стремиться, для чего?»
Мне стали сниться снег, берёзы да мост над рекой.
Разум возмутился: «Разве не бежала ты из дому за солнцем?»
Но душа упрямо лелеяла печаль и тоску сродни счастью.
Недовольство моё нарастало, будто тьма, закрывающая солнце.
Однажды мне представилось, как разрушится идиллия, счастье разобьётся и разлетится на множество осколков. Как я буду собирать те осколки и склеивать их в единое целое, но трещины нет-нет да напомнят о прежних обидах.
Размышляя так, я достала из ящика комода мамины письма; от них неожиданно пахнуло безмолвной любовью, смутной тревогой, робкой надеждой встретиться вновь. Слёзы раскаяния и счастья полились из моих глаз, смыли тяжесть с души.
«Мамочка, прости!»
Тьма рассеялась, выглянуло солнце.
* * *
Выйдя на улицу, я вдохнула свежесть утра с запахами жасмина, лимона, роз.
По переулку ковыляла соседка.
Заслышав шаги, она обернулась; бесцветные глаза тлели тихой радостью, иссохшее лицо расплылось в улыбке, обнажились дёсны.
Соседка расцеловала меня в обе щеки, расспросила о делах, пожелала здоровья. Потом попросила подождать и торопливо скрылась в доме.
Я глядела вслед бабе Зине.
Всё в ней вызывало уважение: худощавые руки, спрятанные под чистой сорочкой; серебряные фибулы, потускневшие, как пряди хозяйки, но украшающие пёстрый сарафан, как дань традиции; загадочные знаки-руны, вытатуированные на её лице ещё в юности, а теперь покрытые сетью морщин, — на лбу, щеках, подбородке.
Что означают эти знаки?
Статус среди берберских племён, красоту, а может, магию от сглаза, на удачу, успех? Казалось, баба Зина существовала всегда; как древнее дерево, к которому привык, его считаешь частицей жизни, оно хранит тайны века.
Сколько старушке лет? Восемьдесят, девяносто, сто?
Никто этого не знает, даже она сама, символизирующая старость: сутулая, хрупкая, немощная; с мудрыми изречениями на языке, с проницательным взором, с сердечными молитвами.
Но вот, через минуту, хватая меня за руки, как будто опасаясь отказа, соседка всучила мне баночку пряностей:
— Домашние… на здоровье.
Это случалось не впервые, но каждый раз у меня сладко щемило в груди.
Как при свидании после разлуки, как при получении долгожданного письма, как при встрече соотечественницы на чужбине. Захотелось в ответ сказать: «Я вас так люблю!»
Но от смущения только вежливо благодарю старушку.
Нет, не за гостинец, а за материнскую заботу, которая для меня важнее подарков и слов.
* * *
Каждый мой прожитый год — как исписанная страница романа.
Романа по имени Жизнь.
Спустя два десятка лет я с уверенностью говорю, что смысл моей книги — любовь. Чувство любви для меня подобно солнцу: согревает, радует, бодрит.
Эту любовь я вижу в глазах близких, в улыбках детей, в поступках друзей, в новом дне.
Мне понадобилось время, чтобы понять: достаточно только остановиться, прислушаться к себе.
Тогда-то я научилась читать между строк, видеть достоинства в людях прежде недостатков и наконец-то смогла взлететь навстречу солнцу.
© Елена Беляшова
Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.
Номинант международного конкурса В. П. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).
Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).
Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).
Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).
Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).
По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.
Олег Чувакин. Прозаик. Редактор. Литературный обработчик. Вдохновитель
Садишься за письменный стол с намерением сочинять? Намерение похвальное! Писать книги — верная дорога к богатству и славе.
Не можешь заставить себя писать каждый день? Литературная совесть ест тебя поедом? Не огорчайся! Знай: есть пять способов решить мучительный вопрос.
Творческий метод писателя. От Чехова до Вудхауза, от Сименона до Саймака. Расскажите и вы о своём подходе!
Экономика рассказа. Как продать рассказ и кому? Сколько за это заплатят? Выгодно ли производить литературу?
Как узнать, имеет ли человек писательский талант? Есть ли точный ответ на этот вопрос? Да, есть.
Писать книги. Легко ли это? Сел за стол, открыл ноутбук, набарабанил сколько-то тысяч знаков — рассказ готов, опубликовать его! Так можно? Нет. Но все думают, что можно.
Как создать увлекательный сюжет? Как вывести в книге героя, которого непременно полюбит публика? Как написать захватывающую историю и искупаться в лучах славы?
Единственная причина, по которой тебе следует написать роман, — необходимость сказать что-то людям. Ты должен это сказать. Ты садишься за стол и пишешь.
Как становятся писателями? Никак. Ими рождаются. У вас нет ни слуха, ни гибкости пальцев? Оставьте в покое скрипку. Нет тяги к литературе и отсутствует «ген грамотности»? Сожгите свою писанину.
Полезные советы начинающим писателям. Как приучить себя к систематическому литературному труду и добиться красоты слога. Как перестать мучиться и начать творить.
Научиться писать свои истории несложно. Усаживаетесь в кресло, заносите пальчики над клавиатурой… Уже слышали такие советы? Над вами подшутили! Есть правила, без которых историю не написать.
Неверно заданный темп повествования приведёт к ямам в композиции, ломаному ритму и в итоге к полному авторскому провалу. Литературное произведение не состоится.
Любовь выше счастья. Счастья может не быть. Но, если не будет любви? Тогда и счастье искать какой смысл?
Когда есть «ячейка», в которую ты вписываешься и ощущаешь там себя… собой — это действительно — счастье!)