Из младшей редактрисы в издательстве и одновременно студентки, изучавшей антропологию и подрабатывавшей торговлей вяленой рыбой на Рогожском рынке, юная Дарья Хвостова на глазах писателя Суровцева превратилась в красивую молодую женщину, возглавившую отдел спецпроектов — первый круг той адской кухни, где сочинения авторов либо отвергаются, либо дробятся по жанрам и сериям и передаются на кромсание в круг второй. Что там, в этом втором круге, Суровцев толком не знал. Он застрял в первом. Суровцев таскался к Хвостовой десятый год, и все годы проходил в одном пальто. Случалось, и летом его надевал: до того все рубашки поистрепались. Явившись в издательство, он втягивал ноздрями деревенский аромат просоленной чехони, который не выведешь и духами «Шанель», извлекал из папки очередную рукопись, кипу листов с повестью или романом, клал на край стола и, чувствуя себя дураком, произносил: «Новая попытка, Дарья Даниловна».
Так было и на сей раз. Кончался сентябрь, шуршала листьями осень, прохожие глядели печально, и Суровцеву казалось, что они ему сопереживают.
— Говорят: попытка не пытка, господин Суровцев, но я думаю, это верно лишь для одной контактирующей стороны, — сказала Хвостова. — Вы вот пытаетесь — и для вас это не пытка, а привычка. А обо мне вы подумали, господин Суровцев?
Коснитесь карандашика: он живой! Олег Чувакин выправит, обработает, допишет ваши рассказы, сказки, повести, романы; робкие наброски превратит в совершенный текст. 29 лет практики (с 1994). Олег разберёт ваши ошибки и недочёты, даст полезные советы и научит им следовать. Поднять слабый черновик до подлинно литературного уровня? Будет сделано!
Прозаик, примеривший слово «господин» точно новое пальто, поелозил на стуле и попробовал проглотить слюну. Слюна во рту отчего-то высохла, обратилась в липкую массу и не глоталась, а размазывалась по языку и нёбу. Он будто сушёных бычков без пива наелся. Суровцев вдруг застыдился, хоть и не имел никакой вины перед редактором Хвостовой. Ну, допустим, под пальто у него нет рубашки, а есть впалая волосатая грудь. Так дама того не видит: пальто застёгнуто на пуговицы, а где они оторвались, сведено булавками. Ну да, отвалился воротник, однако его художественно заменяет шарф.
— Знаете, в чём вы передо мною виноваты, господин Суровцев, писатель вы несчастный? — заявила редактриса, как бы услыхав его мысли.
Суровцев подскочил на стуле так, будто в обе его ягодицы, слабо защищённые вытертыми полами пальто, вкололись канцелярские кнопки — такие школьники обожают подкладывать учителям.
— Бомба ходячая — вот вы кто, Суровцев! Ядерная бомба! Несёте смерть всему, что попадает в радиус поражения! Убиваете без пощады! — отчеканила Хвостова и сомкнула крашеные губы в алую линию.
Суровцев оглядел свои плечи, но многозвёздных генеральских погон не узрел. Круглое лицо редактора приблизилось, руки приблизились, губы и ногти полыхнули. Писатель отодвинулся от огненной чертовщины вместе со стулом, пропахав на паркете борозды.
— Если на типов вроде вас не находить управу, если не ставить им преград, если не говорить им «нет», когда они ждут «да», они всю Землю испепелят, в мёртвый шар обратят!
Хвостова выдохнула и убралась целиком на своё кресло. Дух высушенной рыбы, обволокший Суровцева, развеялся. Суровцев задышал жадно.
— Писатели делятся на три категории, и большинство, демократическое большинство, гарантированное конституцией и обороняемое президентом, относится ко второй и третьей! Но ты туда не относишься, Суровцев! Заруби себе на носу!
Дарья Даниловна Хвостова, избавившая Суровцева от обращения «господин» и упростившая Суровцева до «ты», до мужика, представилась тому внезапно не женщиной в расцвете зрелой красоты, но потерявшей контуры бабой, чей норов ставил целью сближение с характером циркулярной пилы.
— Куда ж меня-то зачислили? — разобрал писатель собственный голос.
— Третья категория — бездари, вторая — посредственности. А ты, гений проклятый, в первой состоишь. Там меньшинство. Точнее, почти никого. Собственно, ты там один, Суровцев!
Обличая его, редактор Хвостова сыпала тезисами о тирании, о писательском тоталитаризме, о попытках подмять под себя литературное искусство и навязать всей стране, а там и всей планете одного себя. Всех обвинений и не упомнишь, да и ни к чему это. Любой гений нынче бесплатно узнает подробности в любом издательстве. Ещё Джек Лондон умел узнавать их и за то на боксёрский кулак редактора нарвался, а ведь прогресс и социальная эволюция не стоят на месте.
— Середнячку требуются группа младших редакторов, один старший, один главный, десяток-другой консультантов и бета-ридеров, кружок генераторов идей и маркетологов серий. Это не говоря о понукальщиках и затейниках. Бездарь нуждается в дополнительном штате редакторов и корректоров, коллективе образованных литературных негров, наёмных любовницах для регулярного восхищения его дарованием, в ротах и полках платных критиков и литературоведов, разбирающих его словеса с ловкостью карточных шулеров и вместо «контаминация фразеологизма» или «лексическая ошибка» подставляющих «особенности индивидуальной речи персонажа». Не обойтись и без специальных министерских помощников, которые при переиздании учебников русского языка подтирают строчки Пришвина и Паустовского и заменяют их новомодными перлами какого-нибудь Рымина-Бармаглотова!
Хвостова работала губами интенсивно, точно первоканальная дива в телевизоре.
— Считай, целый город над книгой трудится! — с сексуальной грудной хрипотцой воскликнула она. — Сотни, тысячи мастеров, как виртуозные фрезеровщики, снимают стружку с засечки каждой буковки. Как ювелиры, слепнут над гранями будущего литературного бриллианта. А ты — ты, сволочь! — всё творишь один! — припечатала Хвостова. — Отец безработицы — вот ты кто! Тормоз роста страны! Скрытый враг народа!
Потрясённому Суровцеву снова пришёл на ум прозаик Джек Лондон, который заменял в котельной двоих выносливых рабочих, что изрядно отдавало энтузиазмом штрейкбрехера. Да и в прачечной, описанной в «Мартине Идене», работёнки с кружевами и панталонами хватило бы на бригаду…
— Вокруг двух густонаселённых категорий, Суровцев, вертится весь экономический и финансовый мир! Компьютеры, банки, связь, автопром, типографии, складское хранение, логистика, туризм, боулинги, бассейны, охрана и безопасность, строительство, торговля недвижимостью, парикмахерские, рестораны, конкурсы, культурные центры, презентации, библиотеки, фонды, книжные сети, Интернет, электронные магазины, наконец, киноиндустрия, радио, ТВ! При такой постановке дела я не исключаю, что литература вырвется в космос!
Редакторша рубанула воздух над столом рукой, как шашкой. Суровцев отпрянул, чудом удержавшись на стуле: тот взвился на дыбы подобно дикому жеребцу.
— И главное здесь вот что, Суровцев… Точнее, вот кто… Если тебя издать… — Дарья Даниловна говорила теперь медленнее, но надрыв в её речи усилился. Начальница спецпроектного отдела произносила каждое слово с придыханием и даже с подвыванием. — Если… тебя… издать… то… знакомому миру… конец! Суровцев! Если тебя издать, других авторов в тот же день перестанут читать! У меня от этой мысли внутри организма всё переворачивается: печень лезет в горло, а сердце в кишки падает! Ты что, не понимаешь? — хрипло вопросила она. — Читатель будет требовать товар первой категории, а вторая и третья лишатся спроса! Знаешь, к чему это ведёт? К разрухе! Экономика страны вздрогнет, пошатнётся, трещинами покроется! Потенциальный террорист — вот ты кто, Суровцев! Ходячий эпицентр вероятного взрыва! ФСБ по тебе плачет!
Мягким движеньем кулака Суровцев подогнал нижнюю свою челюсть к верхней.
Натренированное писательское чутьё подсказало ему: подкатывает кульминация, а за нею и развязка бабахнет.
Красные губы Хвостовой распахнулись, сложились в круг, откуда выплыло короткое местоимение.
— Я… Я… Я ведь люблю тебя, человек-бомба. Ужас как люблю! Ты словом своим лирическим прозаическим всё моё нежное сердце искровавил! И замуж бы за тебя пошла. Не раздумывая. Как девушка тургеневская.
Брови у Суровцева помимо воли Суровцева оставили позади лоб, миновали темя и доползли до затылка, где искривились до знака &, в типографиях именуемого амперсандом, а в натуре похожего на свернувшегося в клубок кота, на которого внезапно упала четырёхзубая вилка, изготовленная из нержавеечки. Суровцев представил, как эта барышня у него на кухоньке ловкими гибкими пальчиками, красными ноготками отточенными сдирает шкурку с плотицы, принюхивается к оголённой рыбьей спинке, прикусывает зубками и тянет, отрывает полосочку… Суровцев покрылся мурашками от щиколоток до шеи, а затем вспотел от ушей до пяток. Вяленую рыбу он не любил. Любил ли Д. Д. Хвостову?
— Впрочем, нет; замуж пойду за Копытова, у того и валюта, и жилплощадь в Лондоне, и в Кремль он вхож по праздникам… Давно уж ползает тут, на яхту приглашает, книгу издать мечтает…
Голубая слеза редактора упала на чёрную клавиатуру и разбилась о букву «С».
Левую половину Суровцева бросило в пустынный жар, а правую — в арктический холод. Волосы на голове его шевельнулись, поседелые виски встопорщились и осыпались, как засохшая хвоя со сломанной бурей ёлки. Мгновенье за мгновеньем то взлетала, то опадала в этих стенах его судьба, и обиталище редактрисы увиделось ему храмом, воздвигнутым богу критического реализма.
Коснитесь рожицы: она живая! Научитесь править свои рассказы у редактора. Обучение только на ваших текстах. Никаких теоретических лекций и курсов. Чистая практика. Уроки правки с пояснениями, указаниями и образцами. Олег Чувакин подскажет, как развить ваши задумки. Он зарядит сюжетные ружья, а вы пальнёте!
— Практической смётки тебе недостаёт, Суровцев, — продолжала кабинетная госпожа. — Ну что ты к литературе прицепился? Зарой талант в землю! Трудись как все! Найди себе дело, в котором ни бельмеса не смыслишь! Строй многоэтажки, открой медклинику, продавай колготки с лайкрой! И где твоё благородство, Суровцев? Вот читаю твои рукописи — и восхищаюсь! Настоящая классика, образцы для подражания! А у самого внутри что? Ты погляди на себя: вылитый человеконенавистник! Мрачный мизантроп! Подумай о ближних, Суровцев! Библия советует всех любить: и ближних, и врагов. А ты что, Суровцев?
— А я что? — едва слышно пробормотал Суровцев.
— А ты одного себя любишь!
— Себя? — словно эхо, опять повторил Суровцев, невольно изгибаясь в форму вопросительного знака.
— Себя! — как кол, вогнала в грудь писателю восклицательный знак редактриса. — Любил бы врагов да ближних, так не пытался бы отнять хлеб у издателей да писателей! Вон отсюда, искуситель!
Будто Георгий копьём, вынутым из змия, она указала длинным пальцем с кроваво лакированным ногтем на дверь. В её глазах цвета осенней Темзы плыла любовная тоска и покачивалось отражение вскочившего Суровцева. Забыв о рукописи, тот метнулся к выходу, точно от гранаты спасался.
— Отнять у нас работу хочешь! Выкинуть всю Россию на улицу! — неслось взрывною волною ему в спину. — Изверг рода человеческого! Таких, как ты, в антимонопольный комитет сдавать надо! Ненавижу! Люблю! Люблю! Ненавижу!
Едва он закрыл за собою дверь, как в полотно с сухим звуком ударилось что-то. Должно быть, сердце Хвостовой. Ударилось, скользнуло по дереву и с мягким стуком упало на пол.
И тут — впервые у этого кабинета — Суровцев рассмеялся.
По коридору шли мимо разные люди, обходили полукругом согнувшегося возле двери, сотрясавшегося от хохота худого человека. Человека, который в пальто без воротника, с обмотанной шарфом шеей смахивал на сорвавшегося висельника.
А тот всё смеялся.
Был ли кто на планете счастливее?
© Олег Чувакин, 2-4 января 2019
Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.
Номинант международного конкурса В. П. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).
Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).
Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).
Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).
Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).
По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.
Олег Чувакин. Прозаик. Редактор. Литературный обработчик. Вдохновитель
Садишься за письменный стол с намерением сочинять? Намерение похвальное! Писать книги — верная дорога к богатству и славе.
Не можешь заставить себя писать каждый день? Литературная совесть ест тебя поедом? Не огорчайся! Знай: есть пять способов решить мучительный вопрос.
Творческий метод писателя. От Чехова до Вудхауза, от Сименона до Саймака. Расскажите и вы о своём подходе!
Экономика рассказа. Как продать рассказ и кому? Сколько за это заплатят? Выгодно ли производить литературу?
Как узнать, имеет ли человек писательский талант? Есть ли точный ответ на этот вопрос? Да, есть.
Писать книги. Легко ли это? Сел за стол, открыл ноутбук, набарабанил сколько-то тысяч знаков — рассказ готов, опубликовать его! Так можно? Нет. Но все думают, что можно.
Как создать увлекательный сюжет? Как вывести в книге героя, которого непременно полюбит публика? Как написать захватывающую историю и искупаться в лучах славы?
Единственная причина, по которой тебе следует написать роман, — необходимость сказать что-то людям. Ты должен это сказать. Ты садишься за стол и пишешь.
Как становятся писателями? Никак. Ими рождаются. У вас нет ни слуха, ни гибкости пальцев? Оставьте в покое скрипку. Нет тяги к литературе и отсутствует «ген грамотности»? Сожгите свою писанину.
Полезные советы начинающим писателям. Как приучить себя к систематическому литературному труду и добиться красоты слога. Как перестать мучиться и начать творить.
Научиться писать свои истории несложно. Усаживаетесь в кресло, заносите пальчики над клавиатурой… Уже слышали такие советы? Над вами подшутили! Есть правила, без которых историю не написать.
Неверно заданный темп повествования приведёт к ямам в композиции, ломаному ритму и в итоге к полному авторскому провалу. Литературное произведение не состоится.
Так из чего же было сердце у Дарьи Даниловны? Твердое — нечеловеческое, но и не ледяное — не растопить… Но ведь умело и любить, и ненавидеть!? И Суровцева, и все человечество… А! Догадалась! Сердце у нее было просоленное и провяленное, хотя, тогда бы оно не могло разбиться на куски… ))))Спасибо, Олег, здорово!!
А ведь это прекрасная идея, о мудрейшая! Спешу улучшить текст и очень вас благодарю! Добавим солёного и вяленого. Пусть ружьё выстрелит подобно пушке!
«Зарой талант в землю! Трудись как все!» — дай волю дарьям даниловнам, так они всех «скрытых врагов» изведут, постукивая лакированным коготком по высунувшейся из стройного общего ряда талантливой макушке.
Спасибо Вам, Олег:) Читаю и наслаждаюсь!
Всегда рад видеть вас в гостях, умница и красавица. Всегда заварен для вас чай с таволгой и подмаренником. И никакой вяленой рыбы.