Чужой

Лодка, закат, чужой, Юрий Бородин, рассказ

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Об авторе: Юрий Николаевич Бородин, пенсионер, работает в районной газете посёлка Панино Воронежской области.


 

Мужчины, которые снились в последнее время Евдокии, были все на одно лицо. Каждый из них имел свои повадки, свой «каприз», даже собственный запах, по-особенному каждый ласкал ее во сне. Но острый пронзительный блеск голубых глаз, чуть заметный шрам у виска, широкая улыбка, обнажающая трогательными не по-мужски ямочками глубокую нежность на суровом обветренном лице, — все это выдавало в каждом из мужчин одного человека — Марка, мужа Евдокии.

Просыпалась она всегда в один и тот же час. Будил ее еле уловимый звук, доносившийся из сарая. Словно по клавишам, осторожно перебирался он по бревнам сарая, пересчитывал доски забора и, достигнув дубового венца хаты, уже слабым отзвуком замирал у самого изголовья хозяйки, нарушая ее чуткий сон. «Жданка зовет… Надо вставать… доить».

Что разбудило на этот раз Евдокию, она не могла понять. Разбудило внезапно среди ночи.

В комнате было душно. Крестообразное отражение оконной рамы, нарезанное полным лунным светом, растянулось по всей длине грубой домотканой дорожки, прихватив край постели.

Евдокия тихо встала, оправила сползшее с кровати легкое одеяло, под которым лежал Марк, заботливо прислушалась к его дыханию. Марк спал крепко, иногда посапывая и постанывая, будто хотел этим кротким стоном кого-то оттолкнуть во сне. Евдокия чему-то улыбнулась, затем накинула халат, сунула ноги в тапочки и осторожно вышла в сени.

Ей не хотелось включать свет и, нащупав в темноте ковш, она зачерпнула воды. Вода показалась теплой и густой, словно кисель. Тогда Евдокия взяла ведро и направилась во двор, к колодцу.

Озаренная щедрой луной, беззвучно текла за порогом ночь. Лишь одинокий сверчок пронзительно сверлил ночную тишину кордона, да стоящий за речкою лес, казалось, смущал этот покой, словно потаенной тревогой.

Евдокия не стала разом выплескивать воду из ведра, а, сама не зная почему, аккуратно вылила ее в траву у забора.

Несмело подал голос Пушок, но, узнав хозяйку, побарабанил хвостом по будке и притих.

Недовольно закряхтел старый колодезный ворот. Евдокия достала свежей воды, оставила ведро на колодце, а сама присела рядом на маленькую скамейку.

Вода стекала с ведра и крупными каплями гулко клевала темную глубину колодца.

Уже шестой год Евдокия несла вдовью долю. За три месяца, как ей родить, муж попал под шальное ружье пьяного браконьера. Тогда тот далекий страшный выстрел, прозвучавший на охотничьей заимке, мог смертельным рикошетом погубить и саму Евдокию, изувечить ей душу — не вынесла бы она этого удара, разорвалось бы сердце, если бы не билось под ним, не заявляла бы о себе настойчиво жизнь другая.

Не чудом выбралась Евдокия из-под обвала обрушившегося на нее горя — а будто перелилась по капельке в эту жизнь, ставшую ее спасением и единственным смыслом.

Мальчик родился в том же месяце, что и его отец. И мать, повинуясь, скорее, этому тайному знаку, назвала сына отцовским именем — Марк.

Ребенок рос, и с каждым годом к материнской беззаветной любви прикипало все больше тревоги. И с каждым разом Евдокия сильнее и ревностнее оберегала сына, который становился все более похожим на отца. Однажды нагрянувшая беда оттуда, со стороны леса, научила Евдокию быть постоянно настороже, обострила ее чувства до нечеловеческого инстинкта. И без того глухой кордон хозяйка превратила в крепость, словно зоркая орлица, следя за границами своих владений.

В общем-то, с тех пор, как Евдокия похоронила мужа, можно было по пальцам пересчитать тех, кто за это время побывал на кордоне: врач, кто-то из сельсовета, шофер, привозивший несколько раз дрова, да изредка заглядывал знакомый мужу егерь… Постоянно наведывался сюда лишь свояк Евдокии — Михеич, доставлявший почту, кое-какие продукты, лекарства да последние новости-слухи из соседнего села.

Евдокия всегда их слушала отчужденно, будто очерчивая вокруг себя незримый магический круг от проникновения даже постороннего слова в ее заветные помыслы, где не оставалось места ничему, кроме забот о сыне и воспоминаний о муже.

Воспоминания эти продолжались в реальных вещах. В мастерской, где при жизни любил возиться Марк, Евдокия почти ничего не трогала и не перекладывала — оставила все так, как было при муже. Даже стружки с верстака не посмела смести, по какому-то наитию надеясь, что вот-вот вернется Марк и сам наведет порядок в мастерской.

Воспоминания продолжались и в коротких снах Евдокии, хотя все реже это были конкретные эпизоды из прошлого — все чаще сновидения превращались в причудливые, туманные фантазии, порою пугавшие ее своим бесстыдством. И лишь родное открытое лицо Марка, постоянно являвшееся во всех снах, словно крестным знамением, снимало и рассеивало эти мучительные кошмары.

То, что разбудило Евдокию на этот раз, не было посторонним звуком или отголоском внешнего мира. Она пробудилась от самого сна, от того, что ей увиделось.

Только теперь, сидя у колодца, Евдокия ясно представила себе чужое черное лицо. На расстоянии одного дыхания во сне на нее глядели, будто изучая и проникая в самую душу, незнакомые серые глаза.

«Бородатый… — содрогнулась от своей догадки Евдокия. — Он…».

Он появился совсем недавно — невесть откуда.

Евдокия хлопотала по двору, когда с улицы молнией примчался Марк и, захлебываясь, с каким-то радостным испугом застрекотал:

— Мамка… ты не знаешь… а я тятьку видел… страсный такой… на лице волосья, как у нашего Пушка… Прячь меня скорей!

Мать встревожилась, но игриво успокоила сына:

— Ах ты, трусишка. Это что же там за «тятька» такой! Ну, беги скорей в дом, а я посмотрю.

Выйдя со двора, Евдокия действительно увидела незнакомого мужчину, с бородой, который поднимался по откосу со стороны реки. Шел он не спеша, казалось, устало, но во всей его походке чувствовались твердость и какая-то военная выправка, охотничье ружье за широким плечом, и то выглядело по-армейски.

Евдокия притворила ворота, а сама плотно прижалась к ним спиной.

Когда незнакомец подошел и заговорил, Пушок во дворе залился отчаянным лаем. И Евдокия то ли ничего не расслышала, то ли стразу решила не вникать в речи этого чужого, внезапно появившегося, человека, беспокоящего ее своим диким лесным видом. Мягкий располагающий голос незнакомца и добрая улыбка, никак не вязавшаяся с его грозной внешностью, еще сильнее встревожили женщину. Она почувствовала, что смущается и ей становится неловко. Это разозлило Евдокию, она что-то резко ответила и без объяснений зашла во двор, решительно заперев ворота…

В этот день впервые за последние несколько лет Евдокия оценивающе посмотрела на себя в зеркало, поправила прядь светлых волос, провела пальцами по тонким бровям, даже изобразила губами какую-то гримасу, но через минуту точно очнулась и тут же растопила зеркальную гладь дыханием глубокого вздоха: — «Вот дура-то…».

Вторая встреча с новым соседом произошла спустя неделю. Евдокия поила у реки Жданку, а Марк тем временем гонялся по прибрежной траве за стрекозами, когда показалась плывшая по самой стремнине лодка. Евдокия сразу узнала сидящего в ней человека, и он, видимо, давно заметил ее. Белоснежная улыбка застыла в густой бороде. Он помахал Евдокии запросто, как добрый знакомой. А Марк понял этот жест по-своему и в ответ погрозил «чужому тятьке» маленьким, но крепким кулачком.

Подобные встречи, на расстоянии, становились все чаще. И, на первый взгляд, были они естественными и объяснимыми, хотя Евдокия с тревогой чувствовала, что «бородатый» кружит вокруг ее жилья не случайно, но разрешить свое душевное смятение разом она не могла — не находила повода. Не запретишь же человеку вот так, ни за что, ни про что, ходить рядом с тобой по земле или маячить у тебя перед глазами…

В течение душной ночи постепенно вливалась свежесть. По небу лениво потянулись облака.

Евдокия поежилась от внезапной прохлады, перелила из колодезного ведра воду и вернулась в дом. Прилегла, не раздеваясь, попыталась вернуться к прерванному сну. Ей хотелось что-то изменить в нем, исправить силой своих воспоминаний… Сон не приходил, не было покоя и в душе.

Странно, но Евдокия не могла сейчас припомнить, как у них все начиналось с Марком. Ей казалось, что не было никакого начала, что Марк был всегда с ней, как единая плоть, как кровь от крови… И разве их сын — не продолжение этого единства, не живое чудо их вечного родства. Евдокия просто не допускала мысли, что ее муж был когда-то для нее чужим. Но ведь когда-то он им все-таки был. Иначе не возникло бы острой мучительной необходимости сделать это чужое своим, самым близким, дорогим, не рождалось бы этого таинства любви, которое выше человеческих сил, а может быть, это и есть единственная человеческая сила…

Два дня назад Евдокия бежала к реке, не чуя под собой ног, едва завидев из окна клубы черного дыма.

«Бородатый» спокойно, по-хозяйски ладил на берегу ее лодку, просмаливая со знанием дела рассохшееся днище, и при этом что-то беззаботно насвистывая.

— Оставьте это! Кто вас просил? — прямо с ходу, не отдышавшись, налетела на непрошеного помощника Евдокия. — Что вам вообще здесь надо?.. Откуда вы только взялись?

В ответ все та же слепящая улыбка, еще ярче заблестевшая в смоляном угаре, да все тот же ровный и мягкий голос:

— День добрый, хозяюшка… Не волнуйтесь вы уж так… Сами видите — непорядок… Не люблю я этого. — А затем вдруг на «ты»: — Не обижайся, красавица. — И потек губительный мед ласковых речей, обволакивающий Евдокию колдовским коконом. И опять она точно оглохла, стояла враз притихшая, ничего не слыша и не соображая — куда подевался весь ее напор. Но к бессильной ее досаде примешивалась холодящая сердце сокровенная радость.

На этот раз Евдокия, как девчонка, спаслась обыкновенным глупым бегством.

«Бородатый» продолжал улыбаться, теперь уже вслед, но его серые глаза глядели слишком серьезно, то ли требовали, то ли молили: «Я жду… Я все время тебя жду». А может, и не в глазах это читалось вовсе, а на самом деле было словами, коварно обратившимися в наваждение, которое потаенно вплелось в женские сны…

Евдокия уже сама отогнала опутавший было ее дрем, снова встала и, подойдя к спящему сыну, опустилась возле его постели на колени. Обвила, словно большая птица теплыми крыльями, свое дитя, вся отдаваясь уже не пугающей ее страсти, примешивающейся к материнской нежности. Кого она обнимала, мужа или сына, или обоих вместе — в смятении Евдокия этого не могла понять, как не могла понять, просила ли она прощения в эту минуту или прощалась с кем-то.

…Скрипнули в ночи ворота, со двора мелькнула легкая тень и бесшумно спустилась к реке…

Евдокия стояла у перевернутой возле мостков лодки, водила ладонью по гладкому и сухому, но еще теплому днищу.

Луна, словно в густой раствор, медленно погружалась в вереницу зачастивших с востока облаков, и тень от леса, чудилось, вырастала в полнеба. Ночь будто набирала новые силы, и казалось, что ей уже не будет конца.

Евдокия ждала.

И вот на том берегу, во мраке леса, внезапно вспыхнул огонек. Сначала он заметался из стороны в сторону, а затем искрой скатился к самой реке и замер. Испуганно крикнула ночная птица, с дальнего берега раздался глухой короткий стук. Огонек вдруг дрогнул и медленно поплыл над рекой, прямо на Евдокию.

Через минуту можно было уже отчетливо различить и бодрый скрип уключин, и ласковый всплеск воды, и покашливание, выдававшее знакомый голос. Сидевший на веслах курил, а лодка, казалось, ускоряла ход и все стремительнее приближалась к берегу. К берегу Евдокии.

Она ждала. Может быть, полного счастья, а быть может, и своей погибели.

Как знать. Ведь все мы пребываем в неведении, покуда не впускаем в свой дом чужого и потом еще долго рассеиваем потемки его души, уже любимой.

 

© Юрий Бородин

Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «Чужой»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

4 отзыва

  1. Какой ясный рассказ! Наслаждалась вкусом его языка, как сладковатым жирным жданкиным молоком. А женский характер: строгий и нежный, сдержанный и страстный, как из книг и кино 40-60-х — времени настоящих людей. В общем, получила большое удовольствие. Спасибо Вам, Юрий Николаевич!

  2. Читается легко и светло. Прекрасный рассказ, прожила его. Спасибо.

  3. Как здорово! Ваш весь рассказ плавный, прочный, светлый, как та починенная лодка :)
    Спасибо!

Добавить комментарий для Нина Ковальчук Отменить ответ

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.