Он упал в море

Бора-Бора, море, синее

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Об авторе: Татьяна Бойко. От 1-го лица: «В прошлом журналист, по диплому — драматург. По душе — пишу. Обнимаю словами того, кому это нужно. Являюсь матерью двух несносных динозавров. Они меня двигают. И сюда, на конкурс, придвинули».


 

С неба сыпали снег. Внизу стояла Ева, подняв руки вверх. Этот снег особенный. Ей непременно нужно схватить его в свои ладони. Перехватить от земли, которая подготовила свой неровный по-весеннему холодный живот. Сто шестьдесят четыре сантиметра — отличное превосходство перед могучей соперницей. Сто шестьдесят четыре возможности словить. Это почти как карт-бланш. Это козырь, который выпадает незаметно. Шанс сложно увидеть, но он есть. Ева это чувствовала и ощутимо нервничала. «Только не дать земле быть первой».

Первой должна быть Ева.

Снежинки спускались по своим знакомым вантам. Все ниже и ниже. Скоро более сильные хлопья скинут шторм-трапы, и тогда земля будет белой. Нарушить этот спуск не мог никто.

Ева напряглась. Кости ее маленьких ладоней застыли гипсом. Вот-вот снежинки рухнут на лицо и защекочут горло. Совсем близко.

Ева, на всякий случай, закрыла рот. Чтобы ненароком не отвлечься в ответственный момент. Еще никогда она не видела, как спускаются снежинки. Как падают — видела. Но спуска — никогда. Мало кому разрешалось. И вот она стоит в этом поле, окруженная туманом с целью словить первый снег.

Вдруг снег остановился на своих ступенях. Огромная белая лавина зависла в метрах двух от рук Евы. Земля пуще прежнего выпятилась вперед, но не отчаянно. Уверенно. Спокойно. Будто копировала самонадеянных.

 

— Ма-а-ам! Ну, ма-а-ама! Я замуж выйду!

Ева бежала по двору босыми ногами к матери, ловко лавируя по тропинке, дабы не угодить в утренние куриные ловушки.

— Замуж, говоришь? — улыбалась глазами невысокая женщина в цветастом платке.

— Да, мамо. Я сон видела.

— И какой же сон?

— Ох, — вздохнула девушка. — Сон необычный, мамо. Мне кажется, это к свадьбе.

Надежда поставила ведро, в котором плавали помои со стола и поправила свой платок.

— Необычный сон, доню? Расскажи матери. Что за сон-то? Я вот, может, разгадаю, — тихо засмеялась Надежда.

— Мамочка, вот я тебе расскажу простыми словами, а все не то будет. Там атмосфера волшебная. Как будто самое важное в жизни должно произойти, а я такая втихаря за дверью.

Надежда внимательно слушала дочь.

— Ну а сон такой. Я стою в поле. Солнце не взошло. Но и не темно. Все вижу. Я должна словить снег, мамо. Вот прямо обязана. Такое дурное напряжение внутри, что аж мозги разболелись. — Ева засмеялась. — И тут снег остановился вверху и снежинки полетели. Я схватила, как мне показалось, а в руках перья.

Надежда сидела не шелохнувшись. Ее лицо вмиг стало пятном обреченности, обозначив глубокие морщины. А ведь еще пять минут назад никто и признать не мог морщины эти. Было заметно, что Надежда задумалась о своем, отодвинув дочь.

Мать посмотрела в ведро, будто там обнаружила интересное, а потом сухо спросила упавшим голосом:

— Перья синие?

— Синие, — удивилась Ева. — Мамо, а ты откуда знаешь?

— Ниоткуда. Просто так.

— А почему не спросила, что зеленые? Или желтые? Или белые, например? Вот да, белые. Белые всегда понятно, — не сдавалась Ева, охваченная жаром любопытства.

— Не спросила потому, что синий — красивый, от и всего.

— Мам, честно? Поклянёшься?

— Кляну… — Надежда не договорив, перевела разговор в житейскую форму. — Давай покормим свиней, слышишь, как зовут?

Ева улыбнулась, что нет никакого секрета, подняла ведро.

— Тяжкое. Я понесу.

Надя обрадовалась, что сумела отбиться от расспросов дочери. Как в эту минуту Ева обернулась и, наклонив голову, щурясь от утреннего солнца, спросила:

— Ну так что? Сон к свадьбе, а?

— К свадьбе, доню, к свадьбе.

 

Субботу в деревне ждали. Молодые из-за танцев в сельском клубе, старики — из-за воскресенья. Никто воскресным утром не ехал на поле. За исключением сена. Если в субботу сено было сухим, то в воскресенье чаще до полуденного зноя старались собрать и привезти в хлев. За погодой следили по радио. Но оно часто подводило и потому предпочитали следовать привычке старших. Сено сухое? Забирай, не то польет.

Ева проснулась так рано, что опередила петуха Сережу. Упрямый птиц каждое утро вскакивал на столб забора аккурат у ее окна и, раскланявшись всем куриным богам, начинал новый день так громко, что просыпалось несколько соседских домов рядом.

Сегодня вся семья собралась окучивать картофель. Только недавно, кажется, рвали этот живучий сорняк, а сегодня снова запрягают коня. Опять воевать до темноты. С бурьяном.

Пока домашние кормили хозяйство, Ева побежала к сену. Проверить. И понять, поспит ли утром после клуба. Сегодня первые в ее жизни танцы. Пропустить никак нельзя. Судьбу находят только там, где все готовы к ней в отглаженных вышитых сорочках и пахнущих вкусным мылом с ромашкой. Ева трогала сено и искала хоть клочок мокрого, чтобы оправданно заявить, что в воскресенье сену лучше полежать на солнце. Но сено предательски шуршало, мол, сна не будет.

«Надоело. Вот это все надоело. Пашешь и пашешь. Ненавижу это сено», — ворчала Ева по дороге домой.

— Ну что? — встретила мать вопросом невеселую дочь сразу, как звякнула калитка во двор.

— Готово твое вонючее сено, — со злом бросила Ева.

— А чего это ты волком? Сено ж Рыжухе, а без нее ни молока, ни масла. А кто у нас любит хлеб с печки да с маслицем? — мягко заговорила Надежда, прижимая дочку к груди.

— Все, — буркнула Ева.

— Все да не все, а ты больше всех! — звонко засмеялась мать и тихо прошептала на ухо. — Я сама его соберу, а ты отсыпайся, плясать — дело нелегкое.

Они обе захохотали и принялись укладывать в торбу полевой обед.

 

Роман вернулся. Было решено праздновать. Коль до утра все желают, то так тому и быть, ведь Роман вернулся. И плевать на это поле с проклятой картошкой, гори синим пламенем и сено это вечное, и хозяйство бесконечно голодное: то накорми, то хлев почисти от навоза, то выпаси, то крышу на хлев подлатать на холода. Работа, работа и всегда, будь она неладна, работа! Люди хотят разговоров душевных. Тем более такой повод. Мужики быстро организовали стол и лавки. Женщины по-хозяйски кудахтали на мужей: «Зачем сразу рюмки, нужно вот сало, пироги поставить. Огурцы кто принесет и нарежет? Ты, Галя? От и добранька!»

Романа любили. Веселый, добрый, смелый. И, что самое важное, честный. Все у него по совести да по чести. Но если допросить какую-нибудь женщину на предмет особых примет Романа, то можно услышать только одно — красавец Роман, и точка. Более никаких примет. И, как ни старайся, как ни ухищряйся, но не узнаешь большего от женщины. Бабы умирали за невысоким, но плечистым Романом. Ох, как же они старались угодить тогда: то огурчик самый вкусный, то вот хлеб горячий прямо с печки. Каждая угощала своим самым-самым.

Роман вернулся с армейской службы. Деревня загудела.

 

— Ева! Ева, где ты? Что с окнами в хате? Где окна?

Надежда ругалась, как сосед дядько Моряк. И в самом деле. Стекла нынче дорогие. Чтоб купить — иди режь кабана. А потом продай в райцентре да и топай за своими окнами к стекольщику. А это ж время! Время, святые воробушки! Ночи-то холодные, как тут жить, хоть к собаке в будку переселяйся, там и то поди теплее.

Это все он. Кавалер Евкин.

Увидел ее на сене. Том самом «вонючем». Шел на свою нарезку, но так и не дошел. Смотрел, как она виртуозно справляется с граблями. Особенно заворожили ее руки. Тонкие и сильные. От работы нескончаемой, видать. Ева вскинула руки вверх, чтоб хоть на какое мгновение освежиться, и замерла в предвкушении ветра. Мужчина, наблюдая, не мог сдвинуться с места. Застыл, словно военный монумент. Любовался.

«Нужно подойти», — заволновался вихрастый красавец. Он быстрыми шагами двинулся вперед и поднял Евины грабли. Девушка встрепенулась от неожиданного появления постороннего. И ровно в ту же минуту покраснела.

«Боже, откуда он взялся?» Ева растерянно поправляла косынку, совершенно позабыв, что на носу намертво присосался высохший кусочек лопуха, который она, прежде чем шлепнуть на свой нежный нос, послюнявила для крепости. Чтобы не сполз, подлец.

Ева выровняла спину и надменно посмотрела на заразительно смеющегося статного мужчину.

— Чего гогочешь, неразумный? — серьезничала Ева. О, как хотелось ей в эту секунду провалиться куда-нибудь, только бы покончить с этой никудышной сценой. Почему этот мерзавец не пришел вчера в клуб? Увидел бы ее другую: в красивой юбке и с гладкой корзиной кос на затылке, которые мать вдохновенно вычесывала. Нет же, принесло нелегкую сейчас. Стоит и заливисто хохочет.

— Дураку палец покажи, — деловито ввернула девушка в смех новоиспеченного кавалера.

— Да не! С пальца я не смеюсь, не дурак же. Волнуюсь при красивой.

Ева смущенно улыбнулась, опустив глаза. От надменности не осталось ни крошки. Вдруг Евины зрачки зацепились за лопух. Святые воробушки, лопух! Лопух-то на носу! Ах, чтоб ты облез! Не нос, разумеется, а никчемное растение! Ева от досады зажмурилась. Нет, это точно страшное кино, которое пускают в сельском клубе по пятницам. Возможно ли такое в жизни? Секунду с половиной Ева лихорадочно соображала, как выйти из дурацкого положения. Может, отвернуться и попытаться отодрать проклятый лист? Или стоять так? Это ж деревня, а не райцентр!

— Давай сниму, — прозвучал мужской голос.

Мужчина резко вплотную подошел к Еве, давая понять, что все решаемо, главное — не терять время на ненужное.

— Готово, — стряхнул пальцы. — Я Роман. А ты? Зовут тебя как?

— Ева…

 

Снежинки оттолкнулись от своих веревочных лестниц и полетели вниз, толкаясь и кувыркаясь. Земля вскинула свои громадные ладони в уверенности заполучить белое платье. От нее повеяло жуткой силой. Ева растерялась. Снег падал мимо. Услышав за своей спиной возню, повернулась. Странная птица билась за снег. Ева протянула руку на помощь, но жадная земля победно закрыла рот.

— Романе! Романе, горечко.

— Какое горе, Ева? Не пугай.

— Во всем райцентре нет белой ткани. Все обошла, еле успела на автобус.

Ева с отчаянием смотрела на Романа. Роман может все. Он обязан найти эту белую ткань.

И он не смог отказать. Евка ж ненаглядная просит, как тут отвернуться. Рано утром встал и пошел к цыганке, в другой район. Пешком через лес. Не пугаясь ни брода, ни дикого зверя. За платьем. За самым красивым платьем. Для самой ненаглядной.

Для Евки.

— Романе… Что это? — развернула кулек Ева, разглядывая ткань.

— Белой не было и у злодейки этой. Все расспросил. Пропало белое, хоть стреляй.

— Ох, Романе, с меня бабы будут смеяться. И так вон… шепчутся.

— Никто. Никогда. Не посмеет смеяться. Не дам. А платье твое — морем будет. Самым настоящим синим.

Роман говорил с чувством. Усомниться в том никто не мог. Его слова не расходились с делом. Ева спокойно зажурчала, никто не посмеет насмехаться. Не осмелятся поперек Роману.

— Я никогда не видела моря. Только поле. А ты видел хоть это море?

Ева прильнула к его груди. Роман накинул синий шелк на ее плечи, ткань засуетилась, заструилась и обволокла собой худенькую невысокую хозяйку. Торчала одна голова. Ева засмеялась.

— Я гусеница, Романе?

Роман молчал. Любовался. Каждую свободную минуту он занимался только этим. И никак не мог насмотреться. Какая же эта Евка любимая. Вокруг столько молодиц, а он увидел Евины руки и пропал. И нос этот. Картошкой. Красивый нос.

— Ты море. А не гусеница.

Роман обнял ее до хруста костей. Ева захохотала: «Сломаешь же!» Он очень любил ее обнимать. Но боялся. Такая хрупкая эта Ева.

И он придумал выход своей медвежьей нежности: носил жену на руках. Да-да. Сажал на свои могучие ладони и нес с поля. Люди дивились. Но смеяться не смели. В глаза. В глаза не смели. А за спиной всяко было.

«Мужики не нянькают жен, — цокала языком пожилая Серафимка. Баловство дурное».

А Роман плевал на людское. И нес.

Евку.

Любимую Евочку.

— Романе, поставь меня. Романе мой.

Ева переживала за мужа. Как бы чего не случилось. Совсем не отдыхает. Коню, и тому помогает, схватит мешок картошки с воза и несет, мол, тяжко животному идти, груженному доверху. Всех жалел плечистый веселый Роман.

— Я налюбить тебя не могу. Коль можно было б — съел. Хорошая ты, Ева, — с грустью откровенничал Роман. И уже в следующую секунду взрывался смехом.

— Вот сиди на плече и не дергайся, а то откушу ногу!

Ева прыскала, подхватывая эмоцию.

«Опять эти», — говорили люди, заслышав их чистый хохот.

Эти просто жили.

Совсем просто. Без требований и упреков. Он просыпался до петуха, лез за ним в курятник и уносил его с собой со двора — в малинник. Собирал мокрую от росы ягоду и нес ей. Ставил железную кружку с горкой малины аккурат у Евиного носа, не рискуя погладить ее голову. Только бы она спала, только бы высыпалась. А сам бежал: корова, свиньи, конь, куры, коты и собаки. Всех успеть покормить, пока Ева не спохватилась и не начала таскать тяжелые ведра.

А она просыпалась, как только он выбегал. Невозможно спать, когда на подушке аромат заботы, аромат преданности. Ева никогда не лежала, потягиваясь. Вскакивала стремительно и бежала на порог, на ходу повязывая платок. Она бежала за ним, чтобы помочь поднести ведро. До хрипоты спорили, кто понесет эти помои.

Друг друга защищали от тяжелого.

От ведра.

Или чужого взгляда.

— Если кто обидит тебя, я сожру его, — с вызовом говорила крошечная Ева.

Роман смотрел на нее и безостановочно хохотал. В такие минуты перебить его смех не представлялось возможным. «Как же здорово он смеется», — заслушивалась Ева, обещая себе, что будет чаще смешить своего медведя.

Роман не говорил «люблю». Ни разу. И Ева тоже. Оба стеснялись этого слова. Любили друг друга поступками. Подхватыванием плуга, вспахивая огород. Обнимали друг друга наваристым борщом, жестяной кружкой теплого молока из-под Розы, шершавой горстью малины, лучшим яблоком из сада, вечерним расчесыванием волос друг другу.

Все это вместо «люблю». Поступки на износ. За которыми прятались триллионы слов и признаний.

— Ну, что пойдем спать? — позвала Ева Романа.

Дети давно спали. Роман у сарая мастерил автомат для младшей. Обещал ей, дочка куклы не любила, а вот защищать добро — считала своим долгом. Он же и научил. А как же без автомата? Мальчишки засмеют, не примут в команду.

— Романе? — Ева не шла спать без него.

— Иду-иду, Евка!

Он достругал игрушку и пошел в хату. Потушили свет, прежде осмотрев своих сыновей и дочерей, всем ли хватает одеяла, не мерзнут ли чьи пятки. Легли. Все как обычно.

— Роман, а расскажи про море? Ты ж говорил, что видел.

Вопрос был неожиданный. Но Роман о нем мог говорить часами. Он рассказывал ей о море глазами живущего на морском берегу: про шероховатости, детали, штрихи и трещины, про шторм и штиль, про достоинства и ни разу о недостатках.

Ева уснула. Под шум моря. Под стук сердца того, кто показал ей его.

Ева спала спокойно. Она встречалась с волнами, стоя по пояс в воде. Ее синее платье сливалось с морем. И невозможно было разгадать, где море, а где человек. Ева смеялась. От счастья родства, единства и тесной связи. Она кружилась в воде, хохотала и била руками по морю. Оно же отвечало взаимностью, нагоняя сотни мелких волн. В какое-то мгновение их стало так много, что неожиданно разболелась голова. В одночасье шум и гомон волн захлестнул воздух. Хотелось закричать что-то вроде «ох, боже мой»! Но голос пропал. Уши закладывало.

Как же кричит-то Романа море!

«Что ты так волнуешься? Неужто сказать хочешь чего, сообщить?» Ева попыталась улыбнуться, вглядываясь в воду и направляясь к берегу. Ее синее платье превращалось в белое. Моря вокруг не было. Ева посмотрела на руки. На них была пена. Пена липла и ползла все выше, подступая ко рту. Страх окольцовывал нутро.

Сердце стучало все реже и реже.

И тише.

— Ма-а-а-амо-о-о-о! — врезалось детское клинком в пузо темноты. Тишина затрещала, как сухая изношенная тряпка. На разные тембры и ноты.

Ева открыла глаза. Пена заливала подушку.

Апрель — никому не верь. Женщина в платке усмехнулась, ребятня разыграла ее раз сто, а может, даже двести. Верила каждой шутке. Никак не могла запомнить, что на календаре апрель.

Четырнадцатое апреля.

— Тётко Ева, ваша корова покинула стадо!

Дети кричали натурально, корчили удивленные гримасы и всецельный ужас. Как тут не поверить.

— Ох, что ж это за напасть, сейчас-сейчас. — Ева из тапочек машинально переобувалась в резиновые сапоги.

Дети взрывались смехом, весело сообщая, что не надо никуда бежать, апрель же.

Сегодня его день рождения. Апрельский Роман. Как будто пошутил. Пришел к ней смешинкой. Смехом опустился в ее руки. Отлепил взасос прикленный лопух.

«Чертово растение!»

Ева улыбнулась. Судьбоносное. Самое красивое. Самое-самое. А не чертово.

— Выходи за меня. Замуж.

Он стоял посреди разбросанного сухого сена в шапке света — знойное солнце раздавало море бликов. Он светился, как Христос на семейной иконе. Правда, действовал он не как бог.

— Не то побью окна.

Посягнул на святое. Но Ева не понимала, как это без ухаживаний вот так взять и согласиться. Не принято было верить одному только сердцу.

— Бей, раз дурак.

Не дурак Роман. Он спешил не успеть. Надышаться ею. Налюбоваться. Он спешил как можно больше много раз расчесать ее косы на сон. Как можно больше раз пронести ее с поля на своих таких сильных плечах.

Он спешил умножить и сохранить. Время. Не разменивался, не притворялся и не играл.

Прямой и честный Роман. Разве такой может быть дураком?

Если только любимым.

Когда он стеклил окна, она бросила прополку в огороде. Пропустить подобное — грех для женской души. Все, что делал Роман, было усладой для глаз. Мужики на селе равнялись на него. «За что берешься — делай на совесть,чтоб детям без стыда в глаза смотреть». Как же не влюбиться в такого?

Конечно, никак.

Ева открыла шкаф. На вешалках висели Романовы рубашки: строгие белые и одна синяя.

— Смотри, какие мы ладные, — смеялся Роман. — Я как синий дрозд, похож? Правда, малек бракованный.

Ева хохотала до слез. До икоты.

Роман резко становился серьезным: «А ты море. Одно такое в мире. Мое».

Еве не нравилась печаль в его словах. В такие минуты земля под ее ногами превращалась в болото. Она вязла в плохих мыслях. Воображение рисовало мрачное кино.

— Не говори так, Романе. Может, болит что, а?

Роман не отвечал. «Взаправду болит, вот и молчит», — переживала Евка.

 

Рывком потянула свадебное платье, вешалка упала. Ева сначала примерила на себя, а потом со злостью расстегнула потайную молнию. Платье село как влитое. Раньше шили с запасом. Вот и пригодилось.

«Отчего, Евка, Роман-то помер?» — спрашивали люди. Ева скудно пожимала плечами, не говоря ни слова.

Но она знала. «Разорвалось оно-то, сердце проклятое!»

 

— Коля, стой! — Ева увидела на поле сослуживца мужа. — Коля, скажи мне. Где вы служили с Романом, на каком море?

Николай усмехнулся: «Море? А никакого моря не было, чай не на курорте прохлаждались. А что?»

Как никакого моря?..

Романе…

Прости, Господи. Не проклятое. Не проклятое. Не проклятое сердце!

Любимое Романово сердце.

Никогда не видел моря. А знал его. В каждом шторме, каждой мелочи, детали, штришке, шероховатости и безупречной глади он рассказывал о ней.

Еве.

А она удивлялась, находя поразительные сходства с водой. А воды-то и не было. Всегда на языке, в голове и сердце была только она.

Море списал с нее. Как с самого прекрасного творения. В мире.

Ева сняла платок, обнажив седые волосы. Рассыпались по плечам белые косы.

— Мамо! Мамо!

Ева вздрогнула, но не испугалась. Дети с восторгом визжали во дворе.

— Снег!

Ева повернулась к окну. Там шел снег. В апреле.

Она вышла на порог и задохнулась от количества снежинок. Как же их много. Непроизвольно подняла руки им навстречу. Снег падал на нее и тонул в ее синем платье.

Неожиданно белая завеса приостановилась. От нее оторвалась одна большая снежинка и медленно полетела вниз. Ева завороженно любовалась. Снежинка упала на пальцы. Не таяла. Ева поднесла ладонь к глазам, чтобы рассмотреть необычайное.

— Посмотри на меня, похож? На птицу-дурницу? — шутил Роман, застегивая пуговицы синей рубашки.

Ева рассмеялась с закрытыми глазами. Снежинка взлетела. И было не понять, то ли снег это, то ли — крылья птицы, прилетевшей к своему морю.

 

Он не умер.

 

© Татьяна Бойко

Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «Он упал в море»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

52 отзыва

    1. Спасибо,Инна! Я чуток переживала,что читатели могут не уловить суть,потому как слегка запутала историю. Но очень хотелось передать,как эти два простых человека любили друг друга до умопомрачения. И как сложно было любить,когда любовь не принято было показывать . Разговорилась я немношк:)

  1. Очень трогательно, настоящие сильные чувства, хоть вы и «запутывали» деревенским языком и условностями ) Для меня лично последнее предложение лишнее, и так получился очень мощный гимн жизни и счастью. Спасибо, что поделились!

    1. Спасибо,Елена) да-да, я вот сейчас перечитала и прикусила язык от не удовольствия. Последнее было лишним

  2. Как же глубоко! Про любовь без условностей, про мир для двоих, про образы на миллион метафор! Очень!

  3. Рассказ понравился. Начала читать и не захотелось остановиться. Написано сильно, интересно, читаешь и картины встают перед глазами, чувства героев проникают в сердце. Большое спасибо автору за такой чудесный рассказ.

  4. Как же это прекрасно! И любовь без слов лишних. И рассказ, текст! Любимый автор❤️, спасибо!!!

  5. Мне очень понравилось.Душевно, нежно и грустно .Хотелось, что бы Роман жил долго ((( и на море хотелось, чтобы они побывали

    1. Всем бы хотелось) автору больше всех. Значит так нужно было. Или там на небе Роман был очень нужным.

  6. Вот правда, почему такая любовь «живет» мало? И ведь в жизни так часто бывает… Спасибо за рассказ. На одном дыхании, до глубины души!

    1. Спасибо,Диана! Любовь то продолжает жить. Ева и помирать не боится,знает,что там Романе ждет.

    1. Я много об этом думаю. Часто плачу от радости этой мысли. Спасибо,Ирина!

  7. Вы обнимали словами. А это нужно. Спасибо.
    «Любили друг друга поступками».

    И еще бы меньше, Таня! «плевал на людское и нес». Не уточняйте, кого. «Ева переживала за мужа» — зачем «кабы чего не случилось» и т.д., просто много на себя брал. «Он не смог отказать» — Евка ж просит, ну понятно же, что ЕЙ не может отказать. «А воды-то и не было» — и дальше ясно…
    Ну, это я так думаю, не более того.

    Только не понял, почему мать угадала синие перья. Ну ладно.
    Деревенский диалект не мешал, напротив, придавал очарования.

    1. Не знаю вашего имени,но знаете что?
      А я с вами согласна! Я писала в шуме и гаме детей,звучит как оправдание))))) Но отправив,увидела ,что можно было лучше и тоньше. Эх,растяпа я! Мать угадала,потому что сама когда-то видела сон,муж тоже умер.
      Здорово,что вы чутко все увидели. Спасибо вам от моей души)

      1. Я тут Даниил Штром (рассказ «Солнце, лампа, луна», весенний конкурс истории любви).
        Позвольте, раз уж вы со мной согласны, обнаглемши дать еще совет. Уберите все слова любви. Они все же есть: какая ж она любимая, любимая Евочка, налюбить тебя не могу… И тогда про их «стеснение» и «поступки» еще сильнее выйдет.
        Будьте счастливы!

        1. Ну что вы! Какая же это наглость?!) Насчёт слов любви—здесь задумка такая. В деревне вообще не говорили «люблю» и мне нужен был этот контраст. Говорить о любви—некий вызов и недюжинная смелость)) Как то так)) Спасибо,Даниил.

  8. Немного сумбурно, эмоционально, где-то несколько запутанно, но однозначно нежно, лирично, насыщенно, на голом нерве. Собственно, этот рассказ и есть море — неровный, волнующийся, увлекающий за собой. Я увидела картинку, хорошо представила каждого персонажа, быт, почувствовала запах сена, поля, прикосновение шелковой ткани к коже, крепкие мужские руки и даже стеснение от слова «люблю».

  9. Хороший и очень душевный рассказ. Хороший слог. Все слова подобраны нужным образом… читалось легко и на одном дыхании.

  10. Все уже прокомментировали и стиль и эмоции, прибавить могу только, что мне очень понравилось: в рассказе очень много хохочут, смеются и улыбаются! Ну, и море там. Море счастья! Спасибо автору!

    1. Смеялись эти двое действительно до неприличия много) Порядочные люди так не делают) Спасибо,Ксения!

  11. Какой же чудесный рассказ!
    Какие метафоры! Какой язык!
    Смаковала каждое предложение. Наивысшее эстетическое удовольствие ❤️
    А ещё о муже думала. Мы хоть и говорим о чувствах, но я очень люблю обнимать его борщом и обожаю когда он обнимает меня воскресным завтраком или прогулкой с ребёнком. Как это важно на самом деле. Такое простое и такое сложное одновременно.
    Спасибо ещё раз за красоту, которую Вы создаёте словами и образами ❤️❤️❤️
    Пишите!

    1. Я кстати не люблю часто слышать от мужа «люблю». Мне важны поступки. Переживала,что недостаточно язык богат ,больше похоже на киноотрывок)) Спасибо до неба за добрые слова!

  12. Замечательный рассказ! Он не умер! Их любовь продолжала жить в железной кружке с горкой ароматной малины, которую теперь заботливо собирала Ева для своих детей… (Так я увидела)

    1. У вас есть третий глаз) Вы правильно почувствовали. Через детей—Ева жила,и носила лучшую ягоду им)Спасибо вам за отзыв!

  13. Замечательный рассказ, трогательный до глубины души. Мне кажется, совсем не вымысел. Так может описать любовь только человек, который умеет любить. Спасибо, Татьяна.

  14. Прочла просто на одном дыхании, до чего же пронзительно красиво и образно, перед глазами прошла вся их жизнь, все счастье и боль. Татьяна, пишите еще и еще, одно удовольствие вас читать!

  15. Есть в канве рассказа необъяснимый дух фильмов Тарковского. Так написано, что невольно возникают ассоциации с его творчеством. Видится много света, людей в белом, синем, какие-то действия, и без слов понятные, знаковые. Необыкновенный текст. Увлёк.

    1. Может поэтому Роман так быстро ушёл. Здоровый и плечистый . Внезапно.

  16. Замечательный язык, потрясающе изложенная история. Верится каждому слову, спасибо!

  17. До мурашек по коже, несколько раз, осознавая происходящее с героями. Очень атмосферное, прям картинками, кадрами..)) Можно снимать короткометражку. Вот этот деревенский колорит и создаёт образы. Как здорово что вы его так чувствуете и знаете как оно, как раньше было. Это очень ценно, не у каждого есть. Спасибо. Пишите. Не останавливайтесь на этом ❤️

    1. Анастасия,от души вам спасибо. За то,что чувствуете и за поддержку!

  18. Как же вкусно!!! Тонко, несмело, осторожно и нежно… Как красиво, как воздушно, трепетно и сильно! Восторг автору!!!

Добавить комментарий для Иветта Отменить ответ

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.