Рубрика: 2017. Художественное слово

— Что же вы, Амалия Рудольфовна, и в самом деле не знаете? — вступила Мариночка. — Ведь там же и живет, в Морковной, в вашем доме на два этажа.

Чудная страна с лёгкой пылью, обшитая бумагой и наполненная разными историями. Таинственность и загадочность места, непредсказуемость и полутемные тона привычно легли на плечи.

Условия создают под защитными куполами, чтобы каждый из гуманоидов как будто в свой мир попал, душой отдохнул и телом. Для землян — тенистый лесок, голубое озеро с пляжем, коттедж с открытой верандой.

Костя тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, но все осталось так, как было: Катя, ее небольшая комнатка, приглушенный свет лампы на письменном столе, ноутбук, и на экране его, Костино, сообщение.

Наконец, последняя точка была поставлена, увлечённый чувствами я схватил листы со своим произведением и стал читать их так, как это диктовало мне сердце.

Она мягко подошла к нему, почти не стуча грубыми деревянными башмаками, ласково, но немного свысока посмотрела, на секунду прикрыла глаза, как старая мудрая монахиня, и притронулась к его руке одними кончиками пальцев.

Тимофей вдруг испытал странное желание немедленно повидать Замок. Он и не думал сопротивляться призыву, хотя и понимал глупость предстоящего визита. Ну что можно увидеть, кроме обветшавших стен и кучи мусора?

Все они в жизни Писателя были, не выдумки, но каждая в свое время: не разом, не одновременно, не встречались. Приходило время — прощались, подводили черту за которой всего ничего, пустота.

Это не линкор-роман, который и крейсер потопит, и от авиации отобьется, и подлодку протаранит без проблем, и побережье перепашет. Многозадачность для рассказа (как и для торпеды) — вред, лишнее, ну никак торпеда не сможет поразить несколько целей одновременно.

Волны вздымались таких невероятных размеров, что их можно было сравнить с морскими жирафами, которых, впрочем, человеку так и не довелось увидеть.

И вот стою я у автобуса, моя уже внутри, курю, треплюсь с кем-то. Тут подходит она, суёт в руку записку и отходит. Садится на скамейку, чего-то ждёт.

Глядя на солнечные нити, путающиеся в узорах кипенно-белого тюля, женщина улыбнулась и задумалась: «Как для нас всегда все неожиданно. А ведь где-то ТАМ давно известно, кому какой путь предназначен, и выбора нет».

На следующее утро я пошел к хозяину дома в надежде узнать что-то о таинственной посетительнице, и тот, не преминув, конечно, напомнить о долгах, ответил, что женщина, схожая по описанию, погибла полгода назад в своей квартире.

Любимым его увлечением было чтение. Он читал по темам, рубрикам, авторам, в голове сложилась определенная система, как комнатки с полочками, где лежат ответы на разные вопросы.

Конференция проходила на 31-м этаже отеля Seoul. Из панорамного окна конференц-зала открывался великолепный вид на город. Когда Роман подошел к окну насладиться красотами, им овладела паника, закружилась голова, и он чуть не потерял сознание.

Непонятные мелодии кружились в его голове. Ему хотелось написать о чувствах к ней — поэму, но музыка была, а слов не было.

— Естественно, — с лёгкой усмешкой произнесла пожилая женщина. — Потому что я настоящая ведьма, о которых вам так много в детстве читали мама и обе бабушки.

Стоя на одном из колец своей собственной планеты, Демиург покачал головой и повернулся к только что созданной Вселенной спиной — быть может, когда-нибудь потом, но не сегодня.

— Если бы дедушка видел столько космоса, сколько повидал уже я, он бы никогда не повторил бы вслух эту чертову глупость о жизни в других мирах. Здесь настолько всё безжизненно, что даже я перестаю чувствовать себя живым.

Чтобы отвлечься, Семён решил посвятить этот день катанию на байке. На любимом «Харлее электроглайд», который ласково называл «Электричка». Да прокатиться так, чтобы все дурные мысли из головы вон!

— Добрый вечер! А сейчас немного поэзии. Я прочитаю свое стихотворение для дамы, с которой почти познакомился недавно. Оно называется «Ты вышла из моря».

Возвращаюсь только под утро, грязный, уставший, но довольный, забираюсь под бок к любимой. Она недовольно шипит, пускает когти, а я горячий от бега, от пылающей крови в венах, и она сдается, сама пододвигается. Мурлычет.

К врачам я не обращался — это моментальное клеймо диагноза на всю оставшуюся жизнь. Знахарки предположили, что это часть моей души. Бред какой-то. Священник же был сильно обеспокоен моей судьбой и сказал, что в моем сердце слишком мало любви.

Тот, кто занимается яхтингом, поймёт мой восторг от посещения буквально чудес света, вдруг возникающих на побережье в тех местах, куда кроме как морем не добраться. Но, опьянённая этой красотой, я чувствовала себя вроде как лишней на этой яхте.