Олег Чувакин. Писатель и редактор. Сибирский негр. Литературный
Их Земля
В тот день, когда я решил записывать свои наблюдения, в алфавите осталось двадцать девять букв. За неделю четыре русские буквы пропали отовсюду: стёрлись с компьютеров, вывалились из книг, исчезли с вывесок магазинов, выпали из бегущих экранных строк и подписей на телевидении.
Рай за стеной
Писатель сидел в квартире на втором этаже и работал. Вдруг стена исчезла, и за нею открылись незнакомые улицы и дома. Под летним небом густо зеленели сосны. К обнажившемуся краю железобетонной плиты снизу приставили лестницу, и писатель спустился на тротуар.
Дед Мороз с Проксимы Центавра
Дед Мороз соткался из воздуха, задев в комнате люстру. Синий тулуп, синяя шапка, ватная борода, посох, мешок с подарками — всё при нём.
Новогодняя фантазия
Писатель сидит за столом и думает о Деде Морозе. Дед Мороз существует: сию минуту писатель сделал метафизическое открытие, доказал недоказуемое. Имя писателя будут отныне упоминать рядом с именем Декарта, а то и самого Беркли.
Машина времени с барахолки
Машину времени Гонцов купил на барахолке. С поржавевшим люком, заедавшей скрипучей ручкой и бортовым компьютером на пиратском Windows. Разболтанная китайская штуковина выдержит не больше трёх-четырёх поездок. Ничего, ему и одной хватит. Деньги на машину он копил восемь лет. Мечтал слетать в прошлое, найти там себя и прикончить. Теперь мечта сбудется.
Михаил Высотский
Стремительную, сердце печалящую эту пьесу чуть не двести лет назад написал московский мещанин Михаил Тимофеевич Высотский, виртуоз и автор вариаций на народные темы.
Вы писатель на старте. Вы хотите узнать всё о своих ошибках и понять, над чем поработать
Вы узнаете! Разбираю рассказы и фрагменты романов за один день. Детальный редакторский анализ с комментариями на полях и обобщающим отзывом. Чистая правда о вашем тексте. Никаких лживых похвал.
У вас совсем короткий или похвастаетесь длинным? Выберите свою кнопку!
Иди за мною
— Я с юности мечтал о любви и дружной семье, — начал шестидесятидвухлетний. — И что получил? С женой развёлся, дети разъехались. Знаете, как я представлял себя в старости? С книжкой в руках, в пластмассовых очках, в кресле-качалке в саду. Или на скамейке, в беседке под соснами. За самоваром. У своего большого дома. На травке внуки резвятся. Пахнет хвоей и тёплым ветром.
Враг номер пять
Когда умирает твой враг, погибает и друг. Одна смерть неотвратимо следует за другой. В действии сего мистического закона Буланов убедился на собственном опыте. Последние сомнения у него исчезли, когда на тот свет отправилась четвёртая пара друзей и недругов.
Пар над чашкой кофе
Каждое утро покидать постель и пить кофе, любуясь паром над чашкой, ощущая её горячие гладкие бока. Каждое утро повторять эту минуту, делая её неизбывной и находя её тайным смыслом своей жизни. Каждое утро говорить сухим шёпотом: «Ещё одна чашка». Это в твоих силах.
Перевалило за полночь
Остановившиеся в прошлом веке наручные часы «Orient», покупка дней его молодости, в ночь на 12 января 20… года вдруг наладились. Услышав механический щелчок, писатель выудил их из верхнего ящика стола, где хранилась всякая всячина, не нужная, но памятная. Часы тикали громче обычного, зато делали это уж очень редко, будто одно компенсировалось другим. Скажут «тик», а пока дождёшься «так», успеешь чаю напиться.
День тишины
Тишина в доме стоит такая, что мне кажется невыносимо громким собственное дыхание. Я слышу, как моргаю, как стучит моё сердце, как стекает по стенкам пищевода слюна. С люстры спустился на паутинке паучок — и я расслышал, как свершился его воздушный трюк. Падающие пылинки приземляются на ковёр — я слышу и это. Зазвенел в комнате одинокий комар, вероятно, первый этой весной, но я поймал и прикончил его.
Спляши на их могилах
Не думай, что плохо только твоё настоящее. Загляни в будущее. Когда ты умрёшь, паразиты, воняющие типографской краской, продолжат тебя эксплуатировать. Невесёлая перспектива! Фактически ты вечное говно. Любуясь датами на твоём надгробии, паразиты скажут: «Мы открыли этого автора». Другие паразиты добавят: «Мы его публиковали». Найдутся и такие, что заявят: «Это мы его всему научили и в люди вывели». Пролив фальшивые слёзы, пахнущие коньяком, эти гиены растащат, разграбят твоё наследие, возвеличивая свои имена рядом с твоим, пачкая твоё имя своими.
Лошади не слабы
Живу я в селе, представляющем собой нечто среднее между деревней и п. г. т. (по старинке — посадом). До посёлка городского типа сей географический пункт по числу жителей и производственному размаху в советское время не дотянул, хоть рамки села и перерос. Строительный его расцвет и коммунальное развитие, включая проведение водопровода, пришлись на горбачёвские годы, которые теперь принято огульно и без разбору охаивать. Нынче от былого подъёма остались одни привидения, вздыхающие за потрескавшимися кирпичными стенами с облезлой штукатуркой.
Связной
Лето уходит на создание велосипеда, зато в сентябре Валька едет по двору, а навстречу ему идёт Игорь, идёт с одноклассницей, красивой девочкой Таней. Они в джинсах, идут не спеша, солидно, но солидность их улетучивается, когда Таня удивляется чёрному велосипеду: «Какой угрюмый! Пиратский!», а Игорь трогает подтянутые спицы, пробует, как накачаны шины. Валька опускается на корточки, проверяет заднюю вилку, она сидит прочно, но он чуть-чуть подкручивает гайку ключом на семнадцать.
Вещунья
С потолка ванной комнаты свисала седая многослойная паутина, сотканная поколениями пауков. За облупившейся жёлтой краской на стенах обнажалась отсыревшая штукатурка. Кран смесителя, по недосмотру слесаря из давно забытого советского СМУ, прилепился не над, а под раковиной, создавая ясное ощущение бессмысленности сущего. Второй кран, по счастливой случайности, висел над ванной, а не где-нибудь над унитазом. Лишённая воды раковина служила хозяйке квартиры полкой: там ютились пузырьки, флакончики, тюбики, щёточки, карандашики, кисточки — палитра, откуда женщина черпает себя.
Круговорот
Меня всегда считали человеком недалёким. Да что там недалёким! Прямо скажу: ограниченным. Ещё прямее скажу: глупым. Кто считал, спросите вы? Долго пришлось бы перечислять! Проще назвать тех, кто глупым меня не считал. Впрочем, кажется, я затрудняюсь назвать хотя бы одного из этого списка. Список же тех, кто за спиною и в лицо называл меня тупицей, идиотом, дураком набитым, тугодумом, а также, видимо, для синонимического разнообразия, ослом и бараном, по законному праву возглавляет моя жена.
Рассказ о любви
Анна Георгиевна из букинистического магазина всякий раз допытывается, кто я по профессии. Аля за компьютером перестаёт постукивать клавишами и вслушивается. Ей тоже любопытно узнать про меня. Я отшучиваюсь. Неудобно признаваться, что я писатель. Это звучит страшно серьёзно.
Проводник
С дьяволом В. познакомился в университете. Шёл январь 1994 года, он, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка провинциального вуза, принимал денежный конверт от старосты группы, толстушки с мопассановским прозвищем Пышка, как вдруг в аудитории без стука, скрипа, шороха и вообще без какого-либо звука возник человек с вытянутым лицом.
Народный благодетель
Когда депутаты Госдумы одобрили в третьем чтении так называемый полиграфический законопроект, к полиграфии никакого отношения не имевший, зато 144 раза в совокупности употреблявший словосочетание «детектор лжи» и научный термин «нанополиграф», а президент документ подмахнул, превратив его в закон, губернатор Скороспелов прошелестел вздохом, словно осенний ветер в ворохе сухих листьев.
Вкус карамели
Март. В лужицах на оттаявшем чёрном асфальте отражается солнце, в глазах танцуют жёлтые пятна. Серое снежное крошево шуршит под сапожками и ботиками. Подготовительная группа детского сада, построенная в колонну по два, идёт на экскурсию в библиотеку. Воспитательница следит, чтобы никто не поскользнулся, не упал. В алом плаще и белом берете Зоя Аркадьевна походит на художницу.
Вторая премия
Чтобы попасть в отделение народных инструментов, надо было спуститься в полуподвал. Тут пахло, как в библиотеке: книжной пылью и деревом. Из закрытых кабинетов доносилось тремоло домры, рокотала басами гитара, кто-то с нудным рёвом тянул мех аккордеона. Сергей, поставив тяжёлый чемодан с баяном «Рубин» на пол, прочёл на пухлой, обитой дерматином двери короткую фамилию преподавателя. Он оробел и вспомнил друга Сашку, который провалился на июльском экзамене: вся рубашка того была мокрой, хоть выжимай, а глаза хлопали, как у куклы.
Что за прелесть моя невеста!
— Помните: вы имеете право на поверхностные царапины от объятий, характеризуемые Брачным кодексом как умеренные, то есть не длиннее восьми с половиной сантиметров. Не нервируйте и не бейте невесту! Не рассыпайте канцелярские кнопки на стулья и кресла, чтобы она не поранилась! Не лейте подсолнечное масло на паркет и не кладите на бетонные ступени банановую кожуру (апельсиновую по нашему настоянию вычеркнули)!..
В начале было слово
Стоял июльский полдень. Старик и его старуха сидели дома за рассохшимся деревянным столом и перекидывались в «дурачка». Карты были засаленными, с обтрепавшимися и обломавшимися краями. Худой, поджарый и жилистый старик с азартом хлопал ими об стол, а плотная, широкоплечая старуха лениво роняла карту, сбрасывая её с ладони большим пальцем. Её карта иногда падала рядом с картой старика, и тот надвигал её на свою, словно находил в том какой-то порядок.
Королевское великодушие
Палач оголил правую руку Юрки-худрука, провёл грязным ногтем возле локтя черту рубки и расчехлил топор. Расчехлил и посмотрелся в него как в зеркало. В соседней камере, дрожа от холода и ужаса, стояла связанная Жанна. Палач приготовил для неё самую тесную клетку, какую только отыскал в своём подвале. Клетка была впору канарейке.
Собрание сочинений
