Повесть в рассказах. Реальные истории реального попаданца
001. От автора
Подходящий образ для неизученных множественных вселенных — закрытая книга с чистыми страницами. Крошечные зазоры между плотно сбитыми листами — границы между мирами.
На свете встречаются люди, способные эту книгу читать.
Разумеется, подобная задача по плечу не каждому. Не каждый успевает осознать и своё бытие, что уж говорить о чужих вселенных!
Дмитрий Алексеевич Петров (полных 48 лет, дважды разведён, в партиях не состоял, по статьям кодексов не привлекался) в параллельные миры проникает часто. Отличительная особенность его натуры — острая, как кайенский перец, наблюдательность. Д. А. П. засекает то, чего большинство спешащих граждан попросту не замечает. Конечно, нельзя исключать, что торопливые граждане, внезапно остановившись, замерши посреди бега, тоже обнаружат что-то и зададутся философским вопросом: а там ли они, где находились минуту назад, не попали ли они за границу привычного мира? Разве продавалась вон на том углу кока-кола, да ещё молочная, да вдобавок разливная? А вон тот полицейский, волочащий по тротуару саблю в ножнах, разве не дубину резиновую носил на поясе?
Метаморфозы вроде этих Петров наблюдает чуть не каждый день. Книга миров для него всегда открыта: листай не хочу! Благодаря выдающейся своей наблюдательности Д. А. П. путешествует по вселенным как по главам. Медлительный Петров, у обеих бывших жён заслуживший реноме увальня и тугодума (оценка, между прочим, поверхностная), видит то, что ускользает от других людей, слишком суетливых, слишком невнимательных, слишком торопливых, пробегающих, как говаривал писатель Газданов, мимо собственной жизни. Узрев ускользающее, Дима Петров в нём непременно задерживается. Любопытство, оно же любознательность, — вторая черта его богатой на разные качества натуры.
Если придерживаться современной квазинаучной терминологии, перешедшей в бытовой язык XXI века из фантастических книжек, то Петрова следует определить как попаданца (не путать с засыланцем), а происходящее с ним назвать попаданством.
Что такое попаданство? Объяснить это несложно. Допустим, некто обретается в привычном посюстороннем мире, каковому присуща тёмная газированная кока-кола, заключённая в стеклянные или пластмассовые ёмкости, и в каковом водятся малоподвижные толстые полицейские, чьи короткие пальцы оглаживают рукояти резиновых дубин. Спустя какой-то шаг, спустя неразличимое мгновенье некто осознаёт себя в параллельной вселенной, где кока-колу варят на молоке и продают из бочек, как квас, где худые и подтянутые, как носители идей чучхе из Северной Кореи, полицейские вооружены саблями, а русский президент, подобно иным чеховским персонажам, имеет мудрёную двойную фамилию!
Проникнув в параллельный мир, Петров, вне сомнения, становится тем, кого любой захудалый фантаст вправе обозвать попаданцем. С тою существенною разницею, что попаданец Д. А. Петров не является героем вымышленным. Петров есть персона подлинная, личность действительная. Все истории, что случились с ним и продолжают случаться, — истинная правда. Никакой фантастики, ни капли выдумки. «Зуб даю, Димыч!» — клялся, бывало, сам себе Петров, когда с ним приключалось что-то совсем уж невероятное.
Я намерен рассказывать здесь исключительно реальные истории о Петрове. Подчеркну: истории из реальной жизни! Приключения Димыча в параллельных реальностях позаимствованы из его электронного дневника, который он любезно мне выслал и который периодически дополняет новыми главами, новыми реальными историями. Сам Петров писатель никудышный, чего в силу развитого чувства самокритики и не скрывает. Однако ввиду высочайшей наблюдательности Дмитрия Алексеевича, благодаря его натренированной памяти и умению подмечать мельчайшие детали дневниковые записи сего попаданца представляют значительный литературный, а также исторический (точнее, параисторический) интерес.
Реальные истории попаданца Петрова воспроизводятся мною в отредактированном виде и от третьего лица. Фигура, играющая роль главного героя историй о попаданце, по просьбе непосредственного участника событий снабжена фальшивым именем. Несмотря на истинность попаданства, упомянутый Петров — вовсе не Петров, отнюдь не Алексеевич и ни в малейшей степени не Дима. Литературная замена Ф. И. О. произведена не потому, что Петров опасается прибытия в свой дом полицейского с саблей или пусть с дубиной; в конце концов, отыскать менее наблюдательный и менее сообразительный тип, нежели тип полицейского, весьма затруднительно. Петров побаивается бдительных граждан, которые всегда готовы, как советские пионеры, позвонить в клинику и вызвать дюжих молодцев со шприцами и смирительными рубашками. Психиатры славятся закостенелой консервативностью, а посему встреч с ними надобно избегать — не то залечат так, что из своего мира, вернее, из больничного мирка, уже не выберешься.
Итак, попаданец Петров передаёт свои реальные истории мне, а я превращаю их в литературу. Фантастическую. И совсем не захудалую, уж поверьте. Мы с засекреченным Димычем очень неплохо живём на литературные доходы — делим гонорары и роялти пополам и процветаем. Чего и всем людям на Земле (уточню: на миллионах и миллиардах Земель) желаем. Процветайте и живите в мире со своими ближними и дальними! И с параллельными!
© Олег Чувакин, 2-4 января 2017
со всеми рассказами по порядку.
Буду с нетерпением ждать первого рассказа! Уверена, это что-то увлекательное! И почему-то думаю, что весёлое! С хорошим концом!
Первый рассказ о попаданце Петрове появится на днях. Числа шестого или седьмого. Что до хороших концов, то однажды мистер Хайнлайн сказал: «Я не против трагедий и написал их прорву, но нынче их чересчур много развелось в газетных заголовках». Похоже, времена тревожных и мрачных газетных заголовков продолжаются в XXI веке и даже идут к кульминации, а посему беллетрист, не будучи газетчиком, в меру сил своих должен способствовать появлению у читателей не слёз, а улыбок. Вудхауз сумел написать юмористический роман даже в лагере для интернированных. Возьмём пример с этого умницы: не станем унывать сами и не дадим печалиться другим!