Хорошо в мартовский день прогуливаться по городу, постукивать каблуками по очищенному ото льда тёмному тротуару, наслаждаться небом синим да солнышком жёлтым. Собственно, Петров так и делал, пока не увидал за голыми, ещё не проснувшимися от зимы клёнами что-то не от мира сего.
Ноги сами понесли Петрова за деревья.
Ежели с рожденья сидят в тебе сверхнаблюдательность и супервнимательность, значит, ты генетический попаданец и мимо распахнувшегося параллельного мира не пройдёшь. Дмитрий Алексеевич Петров — истинный раб попаданческого азарта. Это судьба! (И вовсе не злая, замечу в скобках, иначе Димочку давно бы со света белого сжили. Мой герой возвращается целым и невредимым из самых жутких параллельных миров. Незначительные телесные повреждения не в счёт: риск заполучить их достаточно велик и по сю сторону.)
Коснитесь карандашика: он живой! Олег Чувакин выправит, обработает, допишет ваши рассказы, сказки, повести, романы; робкие наброски превратит в совершенный текст. 29 лет практики (с 1994). Олег разберёт ваши ошибки и недочёты, даст полезные советы и научит им следовать. Поднять слабый черновик до подлинно литературного уровня? Будет сделано!
За стволами дерев Петров узрел картину общественно-политического содержания. На крыше угловатого здания вращалась неопределённой формы белая фигура с гранями. На плоскостях фигуры алела буква «П». Символ триумфальной арки. Или ещё чего-нибудь символ. Фигуру опоясывал круг с короткой надписью: «Цирк». Над широким входом в цирк был растянут транспарант: «Все на выборы!» Одна половина дверей втягивала население, вторая выбрасывала. На небольшой площади перед цирком сновали подтянутые товарищи в чёрных пальто. На рукавах их белели повязки с алой буквой «П», в точности такой же, как на архитектурной фигуре. Один из товарищей вежливо, но твёрдо подтолкнул Петрова к цирковому входу. «Во исполнение гражданского долга», — безлично сообщил носитель пальто и лихо козырнул. Дима, которого наполовину втянуло внутрь, хотел было ответно козырнуть, однако вместо этого заехал локтем в ухо одному соседу по толпе, а у другого выбил из пальцев булочку. Оба грустно взглянули на Петрова. «Простите», — сказал Дима, втягиваясь в цирк. «Пэ простит», — загадочно ответил тот, что ел булочку, а Петрову послышалось: простатит.
Протекая через холл, толпа разливалась по проходам между кольцевыми рядами кресел. Барьер арены там и сям был разомкнут. Человеческий поток разветвлялся, огибал струйками круг и просачивался ручейками на арену. Кабинок для голосования организаторы выборов не предусмотрели. По-видимому, вместо тайны кабинок здесь привыкли к открытости столов. За рядами столов, чьи ножки уходили в песок, сидели неизменные люди в чёрном, с буквами «П» на рукавах. Дима сообразил, что это члены избирательной комиссии. Они выдавали народу и принимали у народа бюллетени. Шаг за шагом Петров приближался к одному из таких раздатчиков-приёмщиков. При каждой встрече с избирателем тот произносил странное приветствие: «Да здравствует светлое прошлое, гражданин!» Вручив лист бюллетеня Петрову, раздатчик с неудовольствием оглядел Димочкину лимонную куртку, сильно бросавшуюся в глаза своею яркостью, и процедил: «Гражданин, на выборы президента принято ходить в одежде строгого фасона и строгих тонов». Сзади напирали. Возражений на критику у Димы не нашлось, да оно и к лучшему; попаданец давно усвоил простую истину: что в родном мире, что в параллельных вселенных молчание — золото.
— Гражданин, вы задерживаете электоральные массы. Не робейте! — подбодрил Петрова член комиссии. — Исполните гражданский долг! Соедините светлое прошлое со светлым будущим!
Рука в повязке любезно подала ему ручку.
— Не определились с кандидатом? — Лицо над чёрным воротником пытливо вглядывалось в Петрова, словно намеревалось отыскать в его облике нечто фальшивое.
Петров решил, что его выбор особого вреда этому миру не нанесёт, ведь единственный голос никогда и нигде ничего не значил. Попаданец смело нарисовал галочку в квадрате напротив вычурной, растянувшейся на полстроки фамилии: Укокошин-Дулепенский. Фамилия сия Петрову ни о чём не говорила, зато звучала красиво, подобно имени какого-нибудь древнего князя, бившегося с печенегами. А может, с половцами.
Человек в чёрном выхватил у Петрова заполненный бюллетень, постучал по бумаге ногтем и звонко щёлкнул пальцами. Тотчас другой человек в чёрном оттеснил Димочку от стола, приговаривая вежливо: «Позвольте, позвольте… Сюда, в сторонку… Не будем создавать помех волеизъявлению сознательных масс… Ваш пальчик, будьте добры!» Петров и опомниться не успел, как на бюллетене с галочкой отпечатался его большой палец, который вежливый товарищ предварительно макнул в подушечку и испачкал синим. Вооружившись фотоаппаратом, сей исполнитель обежал Петрова по кругу и остановился, найдя подходящий ракурс. На Петрова нацелился кругляш объектива. Вспыхнула лампа. «Благодарю вас… По гражданскому, так сказать, велению… По демократическому хотению…»
«Что он несёт?» — подумал с некоторою злостию Петров. Оглядевшись, попаданец осознал любопытный факт: взгляды электората, скопившегося на арене, притянуты к нему, Петрову. «Ишь ты! Это они почему?»
— Хорошо, что вы не уходите. Особенно хорошо, что не убегаете, — заметил, проверив очередной заполненный бюллетень, член комиссии. — Суд учтёт смягчающее обстоятельство.
— Как-как? Смягчающее? — повторил Дмитрий Алексеевич.
— Разумеется! — Раздатчик просиял и дружески кивнул следующему избирателю. — Скостят не меньше двух лет. Вместо десятки выпишут годков восемь. Из восьми отмотаете пятёрочку: годка три на рудниках скинут за примерное поведение и перевыполнение плана. Разумеется, если перевыполните и пример дадите.
— Простите, но за что мне столько?
— Демократия требует жертв!
— Каких таких жертв??
— Разве вы не считаете себя жертвой системы? — Член комиссии так удивился, что забыл о бюллетенях. — К чему тогда спектакль с кандидатом Укокошиным? — Обладатель чёрного пальто проявил такой интерес к Петрову, что покинул своё место за столом, усадив туда помощника. Приблизившись к Петрову, чёрный положил ему руку на плечо и спросил вкрадчиво: — Зачем же вы проголосовали за Укокошина-Дулепенского? Разве вам неизвестно, что конституция одобряет голосование исключительно за того кандидата, чья фамилия начинается на букву «П»? Скажите-ка, на какую букву начинается фамилия «Укокошин»?
— На «У»!
— Quod erat demonstrandum! Что и требовалось доказать!
— Хотите сказать, что по вашей… по действующей конституции голосовать можно только за кого-нибудь на «П»? Тогда чего ради в бюллетенях остальные кандидаты?
— Ради демократии, разумеется.
— Но за фамилии не на «П» голосовать нельзя!
— Как же нельзя, гражданин? Вы вот только что проголосовали.
— Да это запрещено законом!
— Не запрещено, а не одобряется. — Член комиссии поднял указательный палец. — А что не одобряется, то наказывается.
Сия юридическая коллизия столь глубоко поразила Петрова, что он открыл рот и стал молчать. Пожалуй, он имел довольно глупый вид. Кто-то в толпе хихикнул. Впрочем, большинство местных поглядывало на Петрова серьёзно и тяжело, сдвинув брови, а кое-кто и с откровенной яростью; один гражданин показал Петрову крупный волосатый кулак, по форме напоминавший фигуру на крыше цирка. Два поджарых товарища в чёрном, но без повязок, оттеснили столпившихся граждан, стиснули с боков ярко-лимонного Диму и повели куда надо. Оглянувшись, Петров поймал улыбку члена комиссии. Тот махал ему свёрнутым в трубочку бюллетенем.
— «П» значит патриотизм! — крикнул член. — Партия, президент, правительство! Победа!
Толпа на арене зашумела, люди стали дёргать руками, срывать с макушек и затылков кепки и шапки, махать ими и выкрикивать нестройным хором разные лозунги. Петров повернул куда-то, ведомый знающими своё дело двоими, и вопли в цирке заглохли.
Остаток дня арестованный провёл в КПС — комнате при суде, помещении площадью в полтора десятка квадратных метров. Вдоль стен тут стояли двухъярусные кровати, заправленные чистыми простынями и клетчатыми шерстяными одеялами, похожими на те, на каких Петров в юные годы спал в армейской казарме. В КПС арестант пребывал в одиночестве. Ожидая решения своей участи, попаданец лежал на койке нижнего яруса и предавался умственному занятию: перебирал слова на букву «П».
Коснитесь рожицы: она живая! Научитесь править свои рассказы у редактора. Обучение только на ваших текстах. Никаких теоретических лекций и курсов. Чистая практика. Уроки правки с пояснениями, указаниями и образцами. Олег Чувакин подскажет, как развить ваши задумки. Он зарядит сюжетные ружья, а вы пальнёте!
Притворство, плутовство, подношение, подобострастие.
Паразиты, подлецы, проныры, прощелыги, подонки.
Паскуды, профаны, приспособленцы, психи.
Слов на «П» отыскалось неожиданно много. Конца-края им не видать! Лихорадочно работающий мозг Дмитрия Алексеевича родил новаторскую лингвистическую инициативу: раз сия буква играет решающую роль в русском языке, её следует поставить (вот вам глагол на «П»!) не в середину алфавита, а в начало, поставить первой (а вот вам числительное на «П»!). Не «А», «Б», «В», а «П», «Б», «В»!
Плохое, покойники, падаль, плевки, путаница.
Повесить, порешить, прирезать, похоронить.
Пуля, плаха, петля, пурга, понты, приватизация.
Погибать, прозябать, пухнуть, пьянствовать, подлизываться.
Пугать, пудрить, плести, пинать, подавлять, переть.
На глаголе несовершенного вида «переть» в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Петров и сел на кровати, скрипнув пружинами.
— Здравствуйте, гражданин. Я психолог, — сказал весьма щуплый на вид человечек. — Павел Петрович Пуговицын.
— Как-как?
Психолог медленно повторил свои фамилию, имя, отчество, составлявшие, как заметил внимательный Петров, тройное «П».
— Зачем мне психолог? — осведомился он, подпустив в речь холодка. Тот, кому суд скоро выпишет «десятку», пусть и скостит пару годков, имеет право — вот именно, право! — на холодный, а то и ледяной тон.
— Позвольте, принят порядок… — пробормотал посетитель.
— Принят? Порядок??
— …психологической помощи…
— Помощи?!
— …пациенту.
— Пациенту?!!
Как давеча на арене цирка, Петров открыл рот.
— Пациенту понадобится… — начал было психолог, но Петров на него шикнул.
— Пациенту… — сказал он. — Понадобится… Психологическая… Помощь… Сплошные «П»!
— «Поп» — тоже на «П», — подхватил, кивая на манер заводной куклы, психолог. — Я ещё и священник. По совместительству.
— Православный, — сказал Петров. — Правильно предположил?
— Правильно! — радостно ответил поп-психолог.
— Подите прочь! — И Дмитрий Алексеевич указал посетителю на дверь.
Незадачливый утешитель покинул временную обитель Петрова. Арестант снова улёгся на койку.
Профукать, прогореть, провороваться.
Печенеги, поганки, палки, понос.
Поклёп, позор, пи…
Злющая буква! Магическая!
Попаданец! Параллельный!
Дмитрий Алексеевич стиснул зубы. Лежал и молча смотрел на дверь, стремясь выкинуть из сознания настырную букву. Вскорости дверь представилась ему буквой «П», сконструированной из железа и дерева. Петров чертыхнулся, переложил подушку и развернулся пятками к окну. И что же? Решётка на окне показалась ему собранием соединённых букв «П»!
— Проклятье! — выплюнул Дима очередную «П».
Ночью ему приснился прокурор, который выстроил обвинительную речь исключительно из слов на букву «П». Дмитрий Алексеевич проснулся в жирном поту, а первой его мыслью было удивление от того, что даже такое краткое слово, как «пот», и то имеет спереди приставучую «П».
Утром он предстал пред здешним судом. Несмотря на ранний час и будний день, зал был полон.
— Представьтесь! — потребовал прокурор, предчувствовавший принципиально полновесный приговор подсудимому.
— Петров! — гаркнул в ответ Петров, и лицо прокурора вдруг посерело и покрылось, точно чешуёй, скорбью досады, а по рядам зевак в зале прокатилась волна не то изумления, не то восторга.
— Свободен! — крикнул из-за длинного стола судья и громко стукнул молотком. — Согласно указу об амнистии за номером… — Судья пробубнил номер, дату, название, а затем, как бы ставя в деле Петрова точку, заявил: — Что вылупился, гражданин? У кого фамилия на «П», тому нынче воля вольная! Топай восвояси и возноси хвалу властям предержащим! Амнистия в честь юбилейных, десятых перевыборов президента! Ура, ребятушки!
И зал дружно заорал: «Ура-а!» Петров присоединился к общему воплю, ощущая в сердце громадную любовь к букве «П», вроде как породняясь с нею. Всласть накричавшись, попаданец дал себе обещание: разыскать в словаре хорошие слова на «П». Да вот же оно, слово такое: праздник!
Судья извлёк из сейфа бутылку водки, с хрустом свинтил крышку и произнёс тост:
— За Пэ!
По краткости сей тост претендовал на занесение в Книгу рекордов Гиннесса, ежели только существовала в этом мире такая книга.
Отхлебнув, судья дал отхлебнуть прокурору. Публика в зале достала бутылки, фляжки, стаканчики и принялась по примеру судейских дуть горькую. Воспользовавшись всеобщим ажиотажем, Петров тихонько выскользнул на улицу.
Пропустив пятнадцать маршрутных такси, он вошёл в шестнадцатое. Оно привлекло его тем, что на боках и во лбу не несло вездесущего знака «П». На этом транспорте попаданец благополучно добрался до родных клёнов, от которых вчера стартовало его путешествие.
В своём мире Дмитрий Алексеевич Петров тоже проголосовал на выборах. На избирательном участке, укрывшись в кабинке за занавескою, он расстелил бюллетень и слегка дрожавшей рукою вывел галку в клетке напротив той фамилии, что начиналась на «П». Не будем судить его за то строго.
© Олег Чувакин, 24-30 января 2018
Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.
Номинант международного конкурса В. П. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).
Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).
Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).
Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).
Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).
По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.
Олег Чувакин. Прозаик. Редактор. Литературный обработчик. Вдохновитель
Садишься за письменный стол с намерением сочинять? Намерение похвальное! Писать книги — верная дорога к богатству и славе.
Не можешь заставить себя писать каждый день? Литературная совесть ест тебя поедом? Не огорчайся! Знай: есть пять способов решить мучительный вопрос.
Творческий метод писателя. От Чехова до Вудхауза, от Сименона до Саймака. Расскажите и вы о своём подходе!
Экономика рассказа. Как продать рассказ и кому? Сколько за это заплатят? Выгодно ли производить литературу?
Как узнать, имеет ли человек писательский талант? Есть ли точный ответ на этот вопрос? Да, есть.
Писать книги. Легко ли это? Сел за стол, открыл ноутбук, набарабанил сколько-то тысяч знаков — рассказ готов, опубликовать его! Так можно? Нет. Но все думают, что можно.
Как создать увлекательный сюжет? Как вывести в книге героя, которого непременно полюбит публика? Как написать захватывающую историю и искупаться в лучах славы?
Единственная причина, по которой тебе следует написать роман, — необходимость сказать что-то людям. Ты должен это сказать. Ты садишься за стол и пишешь.
Как становятся писателями? Никак. Ими рождаются. У вас нет ни слуха, ни гибкости пальцев? Оставьте в покое скрипку. Нет тяги к литературе и отсутствует «ген грамотности»? Сожгите свою писанину.
Полезные советы начинающим писателям. Как приучить себя к систематическому литературному труду и добиться красоты слога. Как перестать мучиться и начать творить.
Научиться писать свои истории несложно. Усаживаетесь в кресло, заносите пальчики над клавиатурой… Уже слышали такие советы? Над вами подшутили! Есть правила, без которых историю не написать.
Неверно заданный темп повествования приведёт к ямам в композиции, ломаному ритму и в итоге к полному авторскому провалу. Литературное произведение не состоится.
