Текст прислан на конкурс «Художественное слово» 20.04.2017 г.
Об авторе. Руслан Гашигуллин. «Учусь в меру сил».
Ангел-хранитель
Она заходит в комнату и чувствует приятное облегчение, будто скинула с плеч тяжелый мешок — опять она оказалась дома, в своей крепости, чьи стены усыпаны разными диковинками, как у настоящих арабских шахов, а по полу стелются мягкие красные ковры, и все буквально пропитано уютом и чистотой, ибо не приходится делить это место с кем бы то ни было еще, во всяком случае с чем-то материальным.
Она делает чай, раскладывает перед собой ноутбук, улыбается струящейся из большого окна ночи и начинает ждать от нее подарков. Работы много, но это ее не пугает — она сама себе хозяин. Проверять контрольные всегда проще простого, но затем настает очередь отчетов, и тут уже никакого таланта не хватает оперативно с ними бороться. Наконец, в третьем часу на нее в очередной раз что-то нахлынуло, появилось волнующее и умиротворительное желание выместить все недовольство на провинциальном и в меру жестоком планетлорде из черновика будущего романа, и, открыв заветную папку, она с трогательным интересом переходит к раздумьям, от которых незаметно засыпает, а снится ей непременно один и тот же сон…
Она — снова маленькая девочка, а уличные фонари, зябнущие посреди сумерек, пытаются подглядеть, как она с удовольствием, но уже некоторым нетерпением делает уроки. Не те, что обычно задают в школе: ей школьный материал никогда не был интересен, а именно те задания, которые с некоторой периодичностью выдает ей брат — они увлекательны, а ему всегда известно какое-нибудь хитроумное решение. Нередко бывает, что он искренне удивляется ее сообразительности, отчего возлагает на нее большие надежды. И вот, в какой-то момент кошка поднимает голову, резко соскакивает с дивана и бросается в сторону двери. Она тоже встает со стула, идет на кухню, ставит чайник, и вслед за кошкой подходит ко входной двери как раз в тот момент, когда раздается звонок. Она открывает дверь брату, почти на пятнадцать лет старше ее, и, возвращается на кухню. Он же умывается, проходит в комнату, ставит портфель и разваливается в кресле. Нарастающий паровой свист обрывается, она приносит чай и тогда он произносит замечательную фразу: «Записывай». Она садится, и они вместе обсуждают, что пришло ему в голову за этот день.
Он обладал удивительной памятью: некоторые, всем известные факты, настойчиво вылетали у него из головы, а некоторые, изумительные вещи, едва увиденные где-то, на всю жизнь врезались в память, но неизменным оставалось одно — едва ему стоило что-то сделать самому, своими руками, и он мог повторить это в точности спустя любое время. И вот, он может декламировать стихи, а она будет восторженно разводить руками, либо же почует какой-то подвох, и он непременно скажет ей: «Да, мне это место тоже не понравилось. А как сказала бы ты?».
Так они проводили время практически до самой ночи, каждый раз умудряясь заканчивать ровно накануне той минуты, когда усталость одолевает настолько, что едва, на минуточку облокотившись на стол, ты мгновенно засыпаешь. Результатом всегда оказывались очередная глава из книги, над которой они вместе работали, или какое-либо стихотворение, или часть поэмы или просто оформленные фрагменты, которые легко использовались в дальнейшем. Работа в целом была более чем плодотворной, неизменным, и даже естественным оставалось одно — практически все придумывал ее брат, безвозмездно и полностью, не приемля возражений, отдавая ей такие гениальные идеи, за которые впоследствии ее не раз называли Королевой фантастики, Мастером слова. Порой она с жалостью в голосе умоляла его публиковаться, говорила, что недостойна всего этого, а он неизменно отвечал ей: «Что я вообще могу? Чего я добился в жизни? Мне больше двадцати пяти лет, а я из-за своих пристрастий никак не могу сосредоточиться на работе. Научник говорит мне, что я до сорока буду писать свою кандидатскую. Так пусть лучше так оно и будет. Пойми, дорогая: этот мир очень хитрая и жестокая штука, ему не нужны хорошие люди, ему нужны гении и злодеи. По отдельности я не могу гарантировать нам ни того, ни тем более другого. Но вместе, поверь мне, мы заставим их полюбить тебя. Пусть лучше хоть один из нас войдет в анналы истории, чем этого не сделает никто».
Многие поражались, как ей удалось воспитать в себе столь чуткое мировосприятие, впитавшее в себя самые светлые идеалы философской мысли, балансирующее на грани гуманности и прагматизма, толерантности к общепринятым истинам и технократичного новаторства. Она врала, что воспитана на книгах Стругацких, Брэдбери… но на самом деле не читала ни одной — она жила в том мире, который для нее сотворил ее брат, и так хотела бы, чтобы все сложилось иначе, что была готова сжечь каждую страницу, лишь бы он вернулся. Однако не могла этого сделать: она знала, что в этом мире есть только две вещи, которые он по-настоящему любил — это она и его творчество.
Сколько она его помнила, он всегда ездил на велосипеде — сначала в школу, потом в университет, затем туда же на работу. Сколько раз они с матерью говорили ему смотреть на дорогу, сколько раз предупреждали его… В России никогда не умели ездить. В советское время, когда машин было мало, ситуация была более-менее приемлемая, но с наступлением перестройки все перевернулось с ног на голову. Владельцев той тонированной девятки так и не нашли. Да и вряд ли искали — по слухам, она принадлежала одному из главарей местной группировки. Хорошо еще, что все произошло в людном месте, при свете дня, и они постеснялись выйти из машины и надругаться над телом того, кто помял им капот. Когда приехала скорая, было бесполезно даже искать свидетелей, и ее успокаивало только то, что до него, этого святого человека, хотя бы напоследок не дотронулась рука тех недостойных негодяев, что наводнили страну.
В первый раз, когда он явился к ней ночью, она необычайно обрадовалась, решив, что вся эта история с машинной была лишь жутким кошмаром, что он жив, что он живой, здесь, рядом с ней, она умоляла его никогда больше на садится на этот чертов велосипед. Лишь с утра поняла она, что на самом деле было сном. Она никак не могла понять, что это за странная, мистическая судьба заставляет их встречаться каждый вечер вот уже на протяжении стольких лет. Но главное, что он всегда был рядом. Не было ни одного вечера, который она бы провела без него. Со временем она привыкла, перестала лелеять надежду каким-то образом воскресить его и даже как будто забыла, забыла, что он умер, потому что могла разговаривать с ним каждый день. Это были самые светлые минуты в ее жизни. Именно общение с ним помогло ей пережить ужасы девяностых. За это время она обрела множество поклонников: все удивлялись, как она, еще не достигнув двадцати лет, могла писать такие великие вещи. Мать же не без слез вспоминала о сыне и скромно заявляла, что это все его плодотворное влияние, даже не догадываясь, насколько была права.
Она выполнила его старинную просьбу — научилась играть на гитаре, а заодно, чтобы как можно сильнее удивить его, впечатлить, порадовать, освоила пианино и скрипку. И они чудесным образом оказывались каждый раз в ее сне. Теперь уже наставала его пора дивиться тому, как искусно она подбирает аккорды в такт его ласковому баритону. Она не стояла на месте, набиралась опыта, читала книжки, и со временем это действительно переросло в совместную работу.
И вот, в очередной раз они совершили невозможное: когда все слова были испробованы, когда все мотивы были обыграны, он нашел ту ускользавшую от их внимания ниточку, за которую еще не дергал никто на этом свете. В этот раз она была уставшая, сама не знает почему, поэтому помощи от нее было мало: наверное, поддакивала, изредка подправляла слова, ибо, обладая образованием лингвиста, нередко спонсировала его яркими выражениями, но понимала, что, безусловно, не они придают произведениям тот неповторимый колорит, а его манера речи, его ритм: некоторые слова, такие простодушные и грубые, так нежно обволакивали все, что заменять их чем-нибудь было бы просто кощунственно.
Она открыла глаза: на лицо ей падали полоски солнца, проскальзывающие между листьев стоявших на окне пальмочек, и тут же взглянула на часы: половина восьмого — во сне они провели вместе не больше четырех часов. Вспоминать, о чем они говорили, становилось все труднее, хотя порой сочиненное практически полностью выливалось наружу за чашкой утреннего зеленого чая, а иногда приходилось ждать до позднего вечера, чтобы оно явило себя. В ее правилах было не ложится спать, пока она все не вспомнит, хотя ей самой было неизвестно где проходила эта грань. В любом случае, она легко успокаивала себя тем, что в следующий раз он непременно напомнит ей обо всем, что она упустила. Дабы вызвать ностальгию, она прорешивала те задачки, которые он когда-то давал ей: их было достаточно, чтобы делать это по множеству раз, ведь решения она не запоминала.
История была единственным, предметом, который ей было интересно посещать — на всех остальных она либо давно обошла школьную программу, либо видела, что никакой программы нет. Она с пятого класса помнила, как учительница рассказывала ей о верованиях первобытных людей: они считали, что, пока человек спит, его душа уносится куда-то и там общается с другими душами. Верующей она не была, но ей казалось, что именно где-то там, возможно в космических далях скрывается ее дух каждую ночь. Там, где сейчас находится ее брат. Или кто-то другой, из высших чувств и намерений или просто со скуки манящий каждый раз за собой и танцем между звезд одаривающий проведением или манипулирующий подсознанием.
Он и сейчас наблюдает за ней: подмечает то, на что не обращает внимания она; много размышляет о том, на что у нее в связи с плотным графиком почти нету времени; его недосягаемый, но вездесущий взгляд охватывает гораздо больше, чем в силах увидеть кто-либо, и пока у нее остается все меньше свободного времени для занятия по-настоящему стоящими делами, он все так же верен исключительно тому, что доставляет ему истинное удовольствие — сочиняет, придумывает, все ради нее, ее Ангел-хранитель.
© Руслан Гашигуллин, 2017
Один отзыв
Очень тонкий, проникновенный рассказ о близости душ брата и сестры, и гораздо большего, чем это – писательницы и ангела-хранителя.
Когда нет в рассказе имен, сложнее справиться с наплывом личных местоимений. Да, это трудно, но это ваш выбор, именно вы пошли таким путем, так что следуйте им и грызите камни под ногами.
Перечитайте себя:
«Она заходит в комнату и чувствует приятное облегчение, будто скинула с плеч тяжелый мешок — опять она оказалась дома, в своей крепости».
«Она — снова маленькая девочка, а уличные фонари, зябнущие посреди сумерек, пытаются подглядеть, как она с удовольствием».
Здесь повторы местоимений «она» не просто в одном абзаце, но и вообще в одном предложении.
Ошибочки, граф!
«В этот раз она была уставшая, сама не знает почему» — сама не зная почему.
«что он жив, что он живой, здесь, рядом с ней, она умоляла его никогда больше на садится на этот чертов велосипед» — не садиться!
«В ее правилах было не ложится спать» — не ложиться!
«она прорешивала те задачки» — прорешивать – это что?
«История была единственным, предметом» — запятая не нужна.
«эта история с машинной была лишь жутким кошмаром! – здесь просто опечатка.
Вот здесь я бы заменила слово «старинную», хотя… думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь:
«Она выполнила его старинную просьбу».
И – успехов в конкурсе!