Не знаю, как это происходит у других, но я, когда читаю (да и пишу), всегда вижу картинки — будто на большом экране. Кадр сменяется кадром, сияющие слезами глаза героини — листвой, которую жизнеутверждающе (и очень красиво) треплет гроза. И в кино ходить не надо: из всех искусств для меня важнейшим является литература. А она, как известно, искусство слова. И поэтому к нему — чужому и своему — я требовательно, нежно и даже влюблено: взыскую.
Хотя сюжет, конечно, тоже важен — особенно в историях любви, безыскусно утешающих женщин, как минимум, последние триста лет, когда появилась такая штука, как сентиментальная проза. В общем, устраивайтесь поудобнее — с какими-нибудь сенсорными эквивалентами воздушной кукурузы и газированной воды с сиропом. Будем смотреть! Или всё-таки читать?!
Старое кино
Были, были — давным-давно — такие фильмы, что держали тебя, не давая даже сглотнуть — не то что за бутербродом с докторской колбасой к холодильнику метнуться. И ведь ни искусной компьютерной графики режиссёры тогда не использовали, ни драконов, звездолётов и сцен откровенного секса, а нередко — даже цвета. А пробирало до розовых пяточек — искренностью актёрской игры, правдивостью сюжета, проникновенной операторской работой, родными пейзажами.
Таким завораживающим «кино» стал для меня «Чужой» Юрия Николаевича Бородина. Его Евдокия — сдержанная и страстная, суровая и нежная — напоминает прекрасных киногероинь «Тихого Дона» 1957 года. А язык — что за наслаждение! Будто глотаешь торопливо парное молоко из ощутимо тёплой банки, белые капли щекотно бегут по подбородку, шее, груди, а всё никак не напьёшься. Такая милая радость узнавания: полный лунный свет, ночной кордон, барабанящий хвостом по будке Пушок, вода из ведра, клюющая тёмную глубину колодца, тоска по умершему мужу, беззаветная любовь к сыну и, наконец, возмутивший гладь устоявшейся жизни чужак, который пугает и к которому невыносимо тянет. Эх, мне бы самой туда — кататься по реке в просмоленной лодочке, гладить Жданку по большому тёплому чёрно-белому боку.
Или взять «Блистательный мне был обещан день…» Галины Мумриковой: он для меня удивительно похож — по стилистике, смыслу любви, «операторской работе» автора — на «Двадцать дней без войны» 1976 года. Трогательно до мурашек, красиво, грустно… А какие чудные герой и героиня! Но: никогда не могла досмотреть этот фильм до конца — и дочитать рассказ тоже оказалось тяжеловато.
Ещё один рассказ-фильм из подборки «старого кино», рождающий мои неоднозначные ощущения: «До встречи…» Натальи Савельевны Адлер. Вроде бы и хорошо — история-то хоть и бесхитростная, но для женщин самая что ни на есть задушухватающая, я бы сказала, азы сентиментализма: они встретились и полюбили, но смерть их разлучила (у автора умирает Он, но точно так же это могла быть и Она). И такие нежные приметы канувшего в несносную Лету времени — когда ладошки любимой, поднесённые к губам, значат гораздо больше, чем постельные скачки героев «Маленькой Веры» 1988 года. Но искусство слова — все эти «золотисто-пшеничные локоны рассыпались по плечам», «тёмно-коричневые весёлые глаза в бархатистом обводе длинных ресниц», «позвала под своё уютное покрывало лунная ночь» — вызывают неудержимое ментальное чихание, как от распахнутого бабушкиного шкафа, где пасётся в шубах гладкое стадо сытой моли.
А вот «Любовь» Владимира Добрицкого — несмотря на кажущуюся оборванность — это, если по правде, хорошо выписанный рассказ. Всё как положено: завязка, кульминация, развязка — истории рождения любви Её и Его. А «развязывается» это смешное (как разные Вовкины уши) и прекрасное рождение — летящими в небе чужими крестами. А не было бы жутких — мы-то уже это знаем! — крестов, дающих только-только начавшейся истории героев головокружительную глубину (как к центру Земли): получился бы вполне обыкновенный рассказ о бестолковом, юном, несмышлёном чувстве. Но на то и талантливое авторское прозрение: чтобы перечеркнуть любовь и жизнь маленьких, смешных и прекрасных Ксанки и Вовки — белыми крестами на чёрных крыльях. А если сравнивать с кино, то для меня этот рассказ — это, конечно же, чёрно-белая чухраевская «Баллада о солдате». Даже герои похожи — сами посмотрите.
«Иди и смотри»
Так называлось снятое на «Беларусьфильме» кино 1985 года — об ужасах войны, превративших влюблённого в сверстницу-партизанку подростка в седого ненавидящего «старика». Действительно — страшный фильм. Но… Человек, пока жив, — так уж мы устроены: любит и спешит подарить жизнь. Да: смерти нет — потому что есть любовь. А жизни нет — пока эта любовь в ней не появляется. Вот такое оно — бессмертие человеческого рода… Моих бабушку и дедушку свели вместе дороги войны: они многое — непредставимое — пережили. Но встретились, полюбили — и родилась моя мама. А через 25 лет — я. А ещё через 30 — моя дочь. Ну разве это не чудо из чудес: как бунинская «иерихонская роза», оживающая розовыми листочками-лепестками — стоит её взять из выжженной бомбёжками знойной смерти пустыни и опустить в прохладно бегущую воду?!
«Не его песня» Ирины Ирбековны Дзугаевой больше похожа на документальное кино. И было притягательно заглянуть в историю: не просто любви, какой она бывала, — а жизни другого народа. Как влюбляются, хоронят, дружат, горюют — люди Осетии. И такая восхитительная в своей искренней простоте песня! И герои сентиментального «треугольника», и «кадры» чёрно-белой военной кинохроники — всё обещает сладостное чтение. И обманывает — лично мне не хватило именно рассказа. А вот если бы это был очерк в газете, например, всё было бы хорошо.
Ещё один «документальный фильм» — «Любовь земная и неземная» Татьяны Больц — звучит живым голосом бабушки, каких у нас в стране были миллионы. И поэтому бабушка Татьяны так похожа на мою, умершую «от сердца», когда мне исполнилось всего восемь лет, — и на бабушку мужа, которую мы похоронили недавно. На их судьбах — как номер на руке, который ставили в фашистских концлагерях, — навеки выжжено страшное клеймо войны. Сама-то Татьянина история — ничего особенного, одна из миллионов. Но главное — пока мы, внучки, внуки, помним, записываем и читаем горькие и светлые рассказы наших бабушек, все они будто живы, любимы, любят.
Тарковскими становятся — или не становятся
Все режиссёры, выпускаясь из своих «режиссёрских», снимают дипломные фильмы — конечно, они отличаются от остального кино. И дело даже не в том, что это проба пера да и почерк ещё не сформировался, — у тебя есть оглушительное ощущение практически безграничной бессмертной свободы. Пиши — то есть снимай — что хочешь и как хочешь. И никто тебе не указ. И с капризной, хотя и благодарной — преимущественно женской — публикой заигрывать пока не надо. Вот только меру твоей талантливости видно сразу — достаточно вспомнить «Каток и скрипку» 1960 года Андрея Тарковского.
Вот таким — юным — я увидела «Портрет» Ольги Харитоновой. Признаюсь, Ольгин герой — Костя — узнаваем и близок лично мне: тем, что так похож на 15-летнюю максималистку меня. Я даже с этюдником — тяжеленный! — в длинноволосой компании друзей-художников охотилась за интересной натурой. И на спор мы рисовали — кто быстрее, кто лучше. Но главное не это. Как же мне знакомо, любимо: «Как романтичной натуре, ему было свойственно мечтать масштабно, за час распланировать всю жизнь, потерпеть разочарование и вновь расписать судьбу заново, по нескольку раз на дню»! И выбросить в лицо ветру листки — если то, что сокровенно сияло у тебя внутри, обидел чужой взгляд (просто тем, что он чужой!). Да, пристрастна, каюсь, но согласитесь, история нежна, юна — правда, не любви, а скорее, её предвкушения. Да и язык хорош.
Милое «дебютное кино» получилось у Полины Поздняковой: «И тогда она закрыла лицо руками и заплакала». О некрасивой девочке Насте, которая «просто открыла для себя счастье быть» — потому что полюбила. Список этих бесхитростных дивных открытий, которые приходят к героине вместе с любовью, — трогает своей удивительной правдой. А ведь действительно — и про кино, и про Его рубашки, и про неожиданное ощущение собственной красоты. Это вам любая любившая женщина скажет. Так чего же мне — вредине — тогда не хватило? Чего-то очень нужного — может, какого-то неожидаемого штришка в сюжете, может, свежих юных слов.
«Герасимов Артём Сергеевич 1997 года рождения» — автор «Миражей» — дебютант в режиссёрстве историй любви даже по возрасту. Тем более приятны талантливые наблюдения — о сладковатом, как хороший чай, вкусе вечернего воздуха, о счастье, которое никогда не бывает в настоящем, а только в прошлом, о том, что тебе может быть смешно и страшно (одновременно), о запахе масляной краски и «скучных» ромашках. И «Всё как всегда. А оно и неплохо — мне нравится». И «Я коснулся пальцами щеки и улыбнулся. Всё-таки заплакал». В общем, очень юная и настоящая получилась у автора история: даже завидно — сколько ещё прекрасных «миражей» будет на пути у них обоих (Артёма Сергеевича и его героя).
Автор «Возвращения» — Любовь Олеговна Старшинова — отрекомендовалась, как поэт, делающий первые попытки писать прозу: вот уж действительно дебют на все сто. А как мне кажется, взглянуть на прозаический мир поэтическими глазами очень заманчиво. И вроде бы всё началось, как надо: «окна, и без того забрызганные несмелым августовским дождём», «трава, пробивавшаяся мягким подшёрстком в сухостое давно не кошеных лугов». И вдруг — прямо какое-то «разухабистое» описание чудной старой Старицы: «разместились уцелевшие от разгула атеизма и последующей за ним Отечественной войны церкви… неубранные от зимнего беспредела улицы». Как ножом по уху — особенно «разгул» Отечественной войны. Жаль. Ведь история — хорошая. Правда. И человеческой любви так чудно вторит гармония реки, холмов, старицкого кремля. А чуда, которое рождает искусство слова, — нет.
«Двенадцать лет» Марины Симоновой: и не «фильм» вовсе, а просто эпизод снятой студенткой «короткометражки». Перед нами просто развязка истории, которая началась ровно 12 лет назад. Скажите честно, а вам хочется угадывать, какая там была завязка? То-то и оно. Это было бы возможно — и увлекательно — только в одном случае: автор так пробрал бы током по читательскому позвоночнику, что читатель теперь не спит, не ест — всё думает про мать троих детей. Можно, конечно, порадоваться за героиню — карусель неразделённой любви наконец-то остановилась, и ей стало легко. Кстати, хороший образ — мелькающих слоников-лошадок лет и чувств. Только это всё — больше ничегошеньки то и нет: а и правильно.
* * *
Если кого-то моя оценка обидела — простите. Я не хотела никого обижать — или нахваливать. Мы все пристрастны и субъективны и всё мерим по собственному аршину — совпадая или нет с чужими мирами. И что-то нам нравится, а что-то не очень. Но, как ни странно, лично я люблю, когда меня критикуют (особенно если доброжелательно), хотя обычно до смешного доходит, как бываю обидчива, если честно. Просто критика, по-моему, дарит возможность учиться. Это здорово — ведь если ты больше не хочешь, не можешь учиться, то страшись: беззубая старуха с клюкой (смерть твоей юности — старость) устраивается у тебя в жизни поудобнее.
Продолжение следует!
© Инна Ким
9 отзывов
Дамы, господа и товарищи! Почему молчим? Неужели никто не желает сказать Инне большое-большое спасибо? Поддержите добрым словом мудрую женщину и достойного автора! Инна не поленилась прочесть почти все конкурсные рассказы и о них отозваться.
Дорогая Инна, я благодарю вас от лица жюри и от себя лично. Ваши отзывы, ваши обзоры и в прошлом сезоне были украшением конкурса, а уж теперь, я вижу, вы взялись за тот самый неблагодарный труд, который мне самому хорошо знаком и который правильно оценит один автор из сотни. Или из тысячи? Вселенной клянусь, ваш труд будет оценен — если не конкурсантами, то организатором конкурса!
Спасибо, Олег) Пока успеваю читать все рассказы. Так что продолжение будет — тоже в стилистике «кинообзора». А по некоторым рассказам аж руки чешутся «обозреть». Но почему все молчат и даже не спорят, если не согласны, — это для меня космическая загадка)
Инна, я с огромным интересом прочитала Ваш обзор сразу же оценила его на «отлично»:). Не откликнулась только потому, что анализа моего рассказа в обзоре нет, я посчитала некорректным писать отзыв на отзыв на рассказы других участников, раз сама на них не писала комментарии. Кстати, мне была интересна реакция тех, кто в обзор попал, ждала реакции. Спасибо за неравнодушие и за то, что отрываете время от своего творчества, чтобы помочь другим. И, конечно, Ваш обзор доставляет и чисто эстетическое удовольствие. Как и иллюстрация к нему.
Я знала, Татьяна, что Вы откликнитесь) Ваш рассказ, кстати, будет во второй части моего обзора: так получилось, что все рассказы разделились у меня в голове на некие интересные или, как минимум, любопытные группы. А про иллюстрацию верно подмечено — Олегу какой-то неведомой волшебной чуйкой удаётся уже второй конкурс подряд очень точно и талантливо иллюстрировать чужие рассказы (это даже мой далёкий от искусства айтишник-муж отметил).
Спасибо, Татьяна, спасибо, Инна! Да здравствует волшебная чуйка! Инна, передайте пламенный привет мудрому мужу-айтишнику от бородатого линуксоида.
Я помню и прошлогодний рассказ, и очерк Инны Ким. Она была одной из моих фавориток) К сожалению, не успела ещё прочесть все рассказы, но с радостью прочла очерк Инны. Очень приятный, такой по-женски кружевной стиль, интересная, и совсем не обидная критика)) Спасибо Вам, Инна, за замечательный очерк)
С радостью встретилась с Вами снова, Виктория! Я запомнила Вас по прошлому конкурсу и жду Ваш рассказ)
Спасибо, Инна! С трепетом читала обзор,т.к я первый раз решилась участвовать в конкурсе.Я чувствовала себя маленькой лодочкой среди больших кораблей,но вы придали мне вдохновения!
Дорогая Инна!
С интересом читаю Ваши обзоры и комментарии. Спасибо за неравнодушие, активность.
Давно собираюсь написать Вам, но всё откладываю. Я — человек медленный.
Кстати, поспорить я иногда тоже непрочь.
Из самых лучших побуждений готовлю отзыв о рассказе «Ливень». Решусь высказать не только похвалу, но и некоторые критические замечания, несмотря на то, что мне до Вас в профессиональном плане ой как (!) далеко.
С наилучшими пожеланиями,
Ирина Май