И пальцы просятся к перу, перо — к бумаге

Болливуд, мелодрама, мылодрама, кино

 

Олег прав: это неблагодарный труд — писать обзоры. И всё же я скромно надеюсь, что могу кому-нибудь помочь — посмотреть на своё «дитя» со стороны. Лично мне чужая вдумчивая критика помогает. А если я вдруг увлекусь красным словцом — не обижайтесь. Вы самые-самые — и на этом стойте твёрдым очинённым пёрышком!

Мылодрама

Женщины всегда с очевидным удовольствием страдали — страданиями мелодраматических героинь. И не от того, что своих не хватало, а потому что это абсолютно необходимый фитнес для склонного к полноте чувств женского сердца. Причём появление телевидения сделало дамское увлечение данным спортом угрожающе масштабным.

Нет, я тоже люблю поплакать настоящими неслышными сентиментальными слезами — когда доктор Топорков везёт княжну Марусю в Южную Францию, безостановочно выстукивая и выслушивая на её груди хоть маленькую надежду. И когда сын судьи вынимает из рук своей маленькой подружки «из подземелья» принесённую им фаянсовую куклу, а умирающая девочка смотрит перед собой смутным взглядом, как будто не сознавая, что с ней происходит, и вдруг тихо и жалобно плачет.

Но на вкус и на цвет… Я уверена: многосерийный фильм, снятый по мотивам «Цветка любви для милой Милы» Бориса Фабричного, порадовал бы многих любительниц мелодрам. Да и как рассказ он хорош — в своём жанре. Все признаки сентиментальной прозы налицо — чего стоит один язык! «Её обворожительная улыбка могла растопить ледяное сердце самого чёрствого и строптивого упрямца». «Много лет назад, когда Тимур видел в глазах любимой равнодушие, в его сердце словно вонзался острый нож». «Губы влюблённых соприкоснулись, и их накрыла волна необыкновенных чувств». «Но их наслаждение друг другом резко оборвали».

Правда, опять же, на мой вкус, такие словесные обороты и образы аж скрипят от литературного нафталина. Его так много, что текст становится будто неживым. Хотя рассказанная автором история вполне живая и даже жизненная, а потому должна бы вызывать приятие и даже сострадание. Нет, не вызывает. Может, только у меня? Единственная фраза, за которую я готова полюбить писателя, делающая тривиальное повествование — мгновенно, хотя и на миг — почти булгаковским: «И никто не мог нарушить покой счастливых влюблённых — ни седовласый старик с пистолетом, ни раскаты грома, ни капли дождя, стучащие по крыше».

И всё-таки предыдущее повествование — просто шедевр. А вот «Мимолётная любовь» Михаила Азариянца действительно мелькает перед моими читательскими глазами незаметно — вот только вкус, который она оставляет на губах, мне совсем не нравится. Все эти «Полуоткрытый ротик обнажал белые лепестки ровных зубов. Я ещё пуще задрожал всем телом» и «Я стал быстро раздеваться и, оставшись в одних трусах, смело шагнул в её комнату. Приподняв лёгкое одеяло, нырнул в постель» похожи на воспоминания заштатного комсомольского казановы о былых эротических подвигах бог знает каких «мохнатых» годов.

Ну и где тут любовь или хотя бы какая-то история — если только это не история дерзкого «перепиха» со спящей аборигенкой. А в итоге получается, что Валя, о которой ничего не сказано, кроме непосредственно телесных живописаний, предстаёт какой-то озабоченной гулящей бабёнкой, прыгающей с залётными комсоргами, пока муж на работе. А герой — вдобавок ко всем своим недостаткам — ещё и сочиняет очень скверные стихи.

Нет, Иван Алексеевич тоже шалил — бунинский студент мимолётно, в библиотеке, «шпилит», как это сейчас называют, красавицу-сиделку. Но когда она, навсегда уезжая, машет ему перчаткой из коляски, он кричит от отчаяния. Вот это, да, мимолётная любовь, о которой рассказано живописным бунинским языком — одно «Через четверть часа тройка влетела, мягко играя россыпью бубенчиков и шипя по песку вокруг цветника шинами, на круглый двор обширной усадьбы» чего стоит! Так и слышишь чёткий перестук копыт и длинное шшшшшипение шин — чудо. И такие чудеса — в каждом абзаце «Антигоны».

И вроде бы автор «Мимолётной любви» под конец повествования даже природу пытается описывать, но выглядит это несуразной заплаткой, не слишком ровно и слишком банально скроенной: «…и только глядя в эту бесконечность, начинаешь понимать, что ты в нем — только песчинка». Побойтесь Бога! Какое небо — «пустое и необъятное днем и темное, усыпанное бисером миллионов звёзд и десятками млечных путей — ночью»? Ведь герой, справив свою нехитрую нужду, и не думает «снова побывать там, где живет Валя».

И всё-таки она вертится!

И всё-таки сентиментальную прозу можно писать хорошо. Пример? «Майский рассвет» Татьяны Поповой — он и правда порадовал. Вроде бы обычный сентиментальный рассказ про восемнадцатилетнюю девочку, «поматрошенную и брошенную» взрослым мужчиной, про «скелет в семейном шкафу», о котором ей рассказывает пытающаяся утешить мама. И мамина история выходит чувствительной — о сердцах четырёх её собственной юности: Ира любит Юру, Юра любит Иру, но однажды, позже, оступается, и тогда его возвращает в семью Серёжа, который тоже любит Иру, а вовсе не Беату, хотя так и кажется со стороны.

В общем, есть где разгуляться женской любви к мелодраме. Но милые авторские открытия, чудные наблюдения делают эту историю извечно юной и свежей — как тот «лес, который начинался сразу за забором» и где «вдруг резко и жалобно вскрикнула птица, словно поставив точку в разговоре». «Шорох шагов по гравию» шуршит и перекатывается — словно эти самые шаги и попавшие под них серые камешки. А мимолётная вспышка интереса тут же гаснет, «накрытая душным одеялом безысходности и безразличия» — потому что влюблённая обиженная девочка мгновенно вспоминает, что «за три месяца он ни разу не произнёс слова «люблю».

Два ярких вещественных образа тянутся через всё повествование, делая его объёмным и законченным — игрушечного калейдоскопа из Лизиного детства и порезанного Лизиного пальца. Первый сначала превращается во «внезапную яркость мира», которая точно уменьшится, если ты о ней расскажешь даже маме. И ломается, как волшебство калейдоскопа, брошенного разозлившимся главным хулиганом средней группы Васькой на пол: мир становится «тусклым до незаметности». Это сопровождается практически неуловимым чувством собственной вины — ведь Лиза считает, что сама тогда разозлила Ваську.

А ещё Лиза режет палец: когда мир серый — ранка не болит, потому что девочка просто ничего не ощущает от шока своей первой несчастной любви. Она чувствует боль так, что не может уснуть, когда начинает излечиваться и оживать, услышав историю любимых ею взрослых. А на новом красно-оранжевом рассвете, в который Лиза открывает глаза «то ли через секунду, то ли через вечность», палец уже почти совсем не болит.

И мне — читательнице и женщине — просто не может не быть симпатично «Последнее свидание» Красавиной Катарины Валерьевны, написанное гладко, правда, без особых «интересностей». Но главное — молодой автор даёт, как я думаю, довольно точную психологическую зарисовку одного из весьма распространённых «подвидов» любви: когда Ему и Ей одинаково невозможно и вместе, и врозь.

Они — слишком разные, слишком «колючие» — как дикобразы в Антарктиде. Им холодно: они прижимаются друг к другу — и тут же колючки вонзаются в беззащитную тёплую плоть. Естественно, они тут же отскакивают в стороны — Кудрина к удобному ненапрягающему жениху, Артёмов в свои обиды на «эгоистку»-любимую. И снова нестерпимо замерзают — вдали. Это может продолжаться бесконечно — почему-то мне кажется, что «последние свидания» будут случаться с завидной регулярностью: и Кудрина уже выйдет замуж, и Артёмов женится или найдёт подходящую ему подружку.

Очень милая вышла зарисовка — хорошо и точно то, что встреча двух происходит в потоке спешащих мимо людей. И дело даже не в «динамике» нынешней жизни, которая этим как бы подчёркивается. А в том, что ведь наверняка и Ему, и Ей всё время говорят: «Вы друг другу не подходите» — и они слушают. Не друг друга, а чужих. Да, автору рассказа в наблюдательности и писательской чуткости не откажешь — уж не знаю, сознательной или инстинктивной.

Америкэн бой, уеду с тобой

С этими словами в конце восьмидесятых годов во всех телевизорах страны жизнерадостно скакали очень симпатичные девчонки в «комбинациях» — как же я хотела такую же помаду! Но песня «про Америку» мне, школьнице, нравилась совсем другая — о тёртых джинсах, ставших слишком малыми. Как ни странно, я, чистокровный гуманитарий, любила математику и не любила географию и уже начала, пока смутно, понимать, что от перемены места тебя в этом мире сумма того, что находится внутри, ничуть не меняется.

И всё-таки я отчётливо помню: моих сверстниц отчаянно тянула «красивая жизнь»… Как ос повеявший с чужого сада аромат? Даже подцепить «нового русского», который покупал бы тебе колготки с невиданной лайкрой и сникерсы, казалось многим моим одноклассницам и однокурсницам заветной удачей. А уж выйти замуж за иностранца — запредельной мечтой. Но я искренне думала, что всё это было и кануло в том времени, когда мы только-только испробовали первые запретные плоды, которые «нас так долго учили любить». И поэтому даже удивилась, увидев сразу три рассказа о «заграничной любви». Один из них — «Оса, летящая на аромат» Колмогоровой Натальи Ивановны — мне сразу же понравился.

Хорошо: «Набережная — на исходе мая. Она залита солнцем, словно сковорода — скворчащим подсолнечным маслом». Впрочем, «масляное» очарование быстро улетучилось. А в «сухом остатке» оказалось несколько удачных фраз: «Я мёрзну в его объятиях, как бездомная кошка — возле источника тепла»; «В его глазах отражаюсь я, в моих глазах — Марк и целый мир»; «Я знаю наверняка: сейчас Наташка хлопает своими кукольными ресницами, словно пытаясь взлететь. А ведь может и взлететь! Потому что форточка открыта, а на улице — цветущий месяц май». Да ещё осталось странноватое ощущение от созданного автором мира, который застыл, покачиваясь, как радужный мыльный пузырь, залетевший из мая тридцатилетней давности.

И вроде бы оно очень даже неплохо: воспоминания собственной юности — самая упрямая и прекрасная на свете штука. Просто, наверное, я не верю героине или меня не трогает такая, как у неё, любовь. В этих случаях всегда свербится каверзный вопрос: а если бы Марк был таджикским рабочим — его любви тоже бы хватило на них двоих, она бы также разожгла в «Катарине» костёр?

Удивительно, но словно ответом на рассказ Натальи Ивановны звучит «Золотая рыбка» Елены Рехорст — даже имена у героинь одинаковые. Только её Катьке вообще всё равно — влюблена она или нет. Главное — «колготки с лайкрой» да побольше, побольше! Очень бойкая получилась у автора история — и язык бойкий, простой, без изысков. Правда, на мой личный вкус — слишком пресно. И финал ожидаемый — хотя бы по Пушкину: осталась Катька у разбитого корыта. Даже «дед» — Якоб — куда-то пропал (вместе с рыбкой).

Но всё познаётся в сравнении: я читаю «Ты всё, что у меня есть» Ковальчук Тамары Васильевны — и с сожалением понимаю, что слово Елены, живущей в Датском королевстве, шустро вильнув хвостом, ушло в холодную глубину, где мечтают андерсеновские русалочки. А от «спасибо за откровение», «нависла тишина», «их уста сплелись воедино» и так далее у меня аж мороз по чувствительной кожице уха.

Нет, всё понятно: восьмидесятилетнему «америкэн бою» невероятно повезло — к нему «по интернету» приехала пятидесятилетняя землячка, которой на вид меньше сорока. И уже через неделю: «Они не помнили, как оказались в одной кровати, как наслаждались друг другом, даря любовь и ласки» — это даже не сентиментальная проза, а самый что ни на есть наивно-разухабистый любовный женский роман.

Главное — он смог «быть настоящим мужчиной»! Кажется, можно только порадоваться за немолодого уже человека. Но, такая я, видно, вредина — не могу. Наверное, откровение вместо откровенности мешает. А также нависшая тишина и сплетённые воедино уста. Уже не говоря о ласках, которые Он и Она дарят друг другу, наслаждаясь в одной кровати.

В этом рассказе множество мелких странностей — например, не знающая языка героиня лихо характеризует жителей Америки как добрых и наивных людей, которые не всегда понимают, что делают. А океан притягивает её «ранимую» душу — без всяких доказательств этой пресловутой ранимости, а просто явленной нам априори. И потом как-то трудно верится во внезапно вспыхнувшую любовь между Андреем и Марией — по-моему, только в восемнадцать можно влюбиться по «запаху тела» и «чуть заметному подрагиванию губ». Правда, объяснением этой любви мне кажется единственно пронзительная фраза автора: «Вдруг Андрей испугался, что всё это может скоро закончиться, и рядом опять останется только его старость».

 

© Инна Ким

Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «И пальцы просятся к перу, перо — к бумаге»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

8 отзывов

  1. Инна, обзор прочитала на одном дыхании. Некоторые оценки до удивления совпали с моими. Большое спасибо за лестный для меня анализ моего рассказа. Признаюсь, после Вашей критики моего рассказа на другом конкурсе я стала пристрастнее к своим творениям, придирчивее и строже. Это я пишу не только для того, чтобы Вас поблагодарить, но и для других авторов, особенно начинающих. Знаю, как болезненно многие переживают критику, даже конструктивную. И хочу сказать, что хорошая критика — как удобрение для растений, причем удобрение самое лучшее, натуральное:). Спасибо за обзор! Буду ждать новых обзоров от Вас и Олега. И, может, еще кто порадует свежим взглядом на конкурсные рассказы.

    1. Помните, я Вас упрекала за банальный слог — при чудесных историях? А в «Майском рассвете» Вы, как писательница, затейничаете — и это, конечно же, украшает рассказ, делая его интереснее и глубже. Мне приятно думать, что тогда своими словами я сослужила Вам какую-то службу. Надеюсь, кому-нибудь ещё сослужу. Я за всеобщее общение и совершенствование! И благодарна за критику ещё прошлых конкурсов и Вам, и другим: считаю, что благодаря этому я стала проще и лучше, читабельнее, писать. Спасибо! И, да, тоже хочется свежих обзоров — и конструктивной критики)

  2. Инна, большое вам спасибо за новый обзор! Ваши отзывы о рассказах, ваши обзоры — настоящее украшение «Истории любви», ибо написаны они с любовью. С любовью к слову, любовью к авторам и любовью к критике.

  3. Прочитал обзор на мой рассказ… Спасибо, что прочитали. Говорите, фразы нафталином попахивают? Спорить не буду, скажу лишь одно вся наша жизнь пахнет нафталином. По одной простой причине: без прошлого нет будущего, и каждая наша новая мысль — это синтез чего-то более старого.

    Совместимы ли любовь и нафталин? Сочетается ли запах литературного штампа с любовной лирикой? Это вопросы, на которые нам еще предстоит ответить.

    «Но если скажут вдруг: хочешь сам любовь — выбирай свою! Я, поглядев вокруг, знаю — взял бы вновь ту же самую….» Можно ли любовь детства назвать ст6арой, попахивающей нафталином. Вряд ли. Мой рассказ не пахнет нафталином, он пахнет… антуриумом :)

    1. Не хотела Вас обидеть — и тем более Вашу любовь детства. Абсолютно искренне считаю — о чём и написала: Вы сочинили хороший сентиментальный рассказ. Да, лично я не люблю штампы — ни читать, ни писать. Но лучше уж штампы, чем речевые ошибки, правда? А Ваш слог ровный, приятный, ни за какую колючку не зацепишься. Действительно, антуриум) С уважением и наилучшими пожеланиями!

      1. Всё хорошо, Инна, никаких обид нет. Ваш обзор прочитал с удовольствием, а замечания, конечно же, учту. Подавляющее большинство писателей, безусловно, считают свои работы хорошими, и всегда нужен тот, кто и поддержит, и даст объективную критику. Ибо совершенству предела нет, а замечания заставляют пересматривать свой подход к творчеству и вносить коррективы, что позволит сделать следующие работы еще лучше.

  4. Спасибо вам большое, Инна, за положительную рецензию. Мне очень приятно, что вы так точно поняли мой замысел. Это значит, что я справилась с поставленной задачей. Да, всё именно так — таких «последних свиданий» влюблённых ждёт ещё великое множество.

Добавить комментарий для Катарина Красавина Отменить ответ

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.