Там, где всегда тепло

Женщина, красное платье, пляж, море, мужчина

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Об авторе: Ярик Ленциус. От 1-го лица: «…люблю писать, люблю читать. Имею несколько публикаций в альманахе и местной газете, веду авторскую колонку в интернет-журнале «25-й кадр».


 

Год был тяжелый, високосный. Монотонный ритм заводской жизни доконал меня и что-то внутри толкнуло сорваться с города дымящих труб. Начальник сказал: не нравится, пиши заявление и уходи. Я написал. А через пару недель вышел на улицу в сторону вокзала. Пропитанный смогом город потерялся вместе с утренним рассветом и родителями в слезах. Ободряющий вой тепловоза отправил туда, где Солнце ярче, а пляжи обласканы нежными наплывами морских волн. Чудесная неделя прошла, и денежное похмелье нарисовало два пути: вернуться с пустыми руками в город к родителям и ненавистной жизни или попытать счастья в работе здесь. Спасение нашлось в баре. Громкое название для площадки на пляже с натянутым шатром мягкого синего цвета и пластиковой мебелью, состоящей сплошь из аскетичных зеленых столиков и белых стульчиков с пивными лейблами.

— Серега, черт побери, какими судьбами, — удивился я, разглядев в долговязом бармене со сплющенным носом своего бывшего товарища по боксу. Мы разговорились. Безвкусный шатер — дело его рук и всей жизни, если судить по тому, что Серега вбахал в него все сбережения, накопленные за год работы в Польше.

Он мало вслушивался в мои проблемы, я отвечал ему тем же. Однако мы сошлись в том, что финансы у нас самым подлым образом пели романсы. На словах «нужен бармен» меня подхватило в вихре перспектив и закружило в прогнозах на ближайшее лето. Позже выяснилось, что быть барменом куда проще, чем механиком на заводе. Квас, четыре вида кегового пива, газированное вино и закуски: от сушеной рыбы до мороженого. Открытие в девять утра, закрытие в десять вечера. Всё, что между — легко считываемая схема. Первая пара часов — слет дядек в обтягивающих шортах и с животами, выдающих в них профессионалов пивной диеты. С полудня до четырех самое пекло и самый верный час для мам с детьми. Приятная особенность детишек в том, что помимо поедания песка, они просто обожают мороженое, тогда как мамы — газированное вино. Спасибо мамам, спасибо детям. К пяти вечера, когда солнце начинает сдавать, появляется смуглый дед с необычными, детскими глазами — местный глашатай по имени Леша. Один халявный бокал пива и полчаса спустя каждая песчинка на пляже в курсе, какой у нас чудесный бар. К восьми заведение оживает новой, разномастной публикой. Глаза нет-нет, да цепляются за фигуристых и не очень девчонок в цветастых купальниках: синие и желтые, бикини и танги, g-стринги и v-стринги… Все загорелые как на подбор и сливаются между собой, как краски на палитре художника. Я приветливо разливаю пиво, обмениваюсь загадочными улыбками. Мне доводилось иметь дело с женщинами прежде. Достаточно, чтобы разочароваться в отношениях, и слишком мало, чтобы отречься от них. За мимолетным флиртом, как правило, появляются их такие же загорелые спутники жизни и на этом контакт обрывается. А если спутника нет, беседа проясняет, что из мокрых опилок того, что им заменяет мозг, искры не высечь. Последний час остается за самыми стойкими ценителями пива. Пошатываясь на ветру в лучах заката, они обретают зловещее простодушие оживших мертвецов из фильмов Джорджа Ромеро. Впрочем, утолив жажду, они мирно покидают заведение. Перед закрытием заезжает Серега на заложенной в банке машине. Подсчет кассы, список заказов на поставку и легкая улыбка человека, который благословенно движется по дороге к процветанию. На ночь в баре остается сторож, а мы возвращаемся в двухкомнатную хрущевку на пятом этаже, которую сестра оставила Сереге на время отъезда за границу.

Время от времени после работы мы баловались на турниках и брусьях на площадке во дворе. Воспоминания о ринге пробудили в нас забытые чувства соперничества и рутинная зарядка для мышц быстро стала увлекательным соревнованием «на слабо». Под разными предлогами я задерживался на площадке еще на пять минут, чтобы понаблюдать за вдохновленным мерцанием звезд и Луной, повисшей над головой в задумчивом одиночестве. В предчувствии хорошего я с блаженной усталостью встречал кровать. Так продолжалось четыре дня. Три оставались за Серегой. Расклад устраивал обоих. У меня была приличная ставка, кров над головой и небольшой процент от продаж. Сереге доставалось всё остальное, включая проблемы с поставками, оборудованием и инспекторами. Готовили мы по очереди, продукты покупали от случая к случаю. Выходные я коротал за ноутбуком, книгами и робкими попытками написать что-то самому. Вечерами я хаотично блуждал по городу. С гулких улиц набережной я уходил вглубь, к заброшенным складам на окраине, где всегда темно и нерушимо тихо. И если это не был день турниковой битвы, то домой я возвращался поздно, когда город укутывался крепким сном. Мысль, что с расплющенным носом Сереге помог мой правый прямой навстречу в одном из спаррингов, согревала меня надеждой, что ничего в жизни не происходит просто так. А лучшее только дремлет в ожидании своего часа. Играющее в раскаленных лучах Солнца море поначалу в этом только убеждало.

Но новая жизнь постепенно становилась обычной. С родителями я общался мало. Хватило слез и разбитых грёз о светлом будущем. Их грёз. Однажды по телефону я попытался внести ясность. Сказал, что заводы нынче не те, но очередной приступ истерики у матери вынудил оставить эту затею. А когда начался сезон, дни стали проноситься со скоростью гидроцикла, рассекающего блестящую водную гладь. Менялись лица клиентов и числа в календаре. Иногда в синеве неба разрастались тучки, но от недовольных возгласов отдыхающих они быстро разлетались врозь. Пары месяцев хватило, чтобы отточить навыки бармена до автоматизма. И тогда я стал замечать, что некоторые из приезжих девчонок были чудо как хороши. В купальниках загорелые тела с вычерченной талией и стройными ножками делали их похожими на моделей. Сходство усиливалось, когда они подходили за заказом, двигаясь как кошки. Я не редко оставался за стойкой в одних шортах и ощущал на себе их дикий взгляд. Впрочем, взглядами обычно все и заканчивалось. Но один раз звезды сошлись иначе. В тот день Солнце светило ярче обычного. Все чувствовали себя курами-гриль. Ужасно клонило в сон. Я грезил о мягкой кровати под кондиционером, но умирал в духоте на работе. Бар был пуст, радио сломалось, а с ума сходить в планы не входило. Пришлось коротать время за листком бумаги и ручкой, выдумывая историю про парней на набережной, которым повстречалась пьяная девушка.

Пляж жил своей жизнью. Тем, кто слишком любил Солнце, чтобы попав под него тотчас сбегать, изменить решение помогал Леха, призывающий кататься на бананах и летать на парашюте с настойчивостью утренней соседской дрели.

— Полетики на парашютике! — воодушевленно вскрикивал он через рупор. — Давайте, летайте. Самые безопасные полеты на парашюте!

Где-то визжали дети, а родители рабовладельческим тоном требовали тишины. Кто-то выписывал на гидроцикле сумасшедшие зигзаги на воде. Аренда длилась только пять минут, выжать из машины максимум было для отдыхающего делом чести. Немногочисленные посетители бара лениво потягивали пиво за пустыми разговорами. Я был уверен, что так все происходило. Так всегда происходит между двумя и тремя часами пополудни. Но я знал другое: нарядная вечерняя суета на странице исписанного листочка требовала от парней на набережной допытываться от женщины тесного знакомства там, где бледная Луна не достанет своим укоряющим взором никого. «Пиво» пришло из ниоткуда. Оно пришло вразрез парням, которые через пару строк должны были пристроиться к даме, и вразрез с пляжным шумом. А значит, обращалось прямо ко мне.

— Ау, Буковски. Налей пива, пожалуйста.

Не отрываясь от листа, я задал стандартные вопросы про бренд и количество. Протянулась рука с деньгами, пришлось оторваться от рассказа. Тогда я понял, что попал. Её глаза — большие и печальные — играли синим и зеленым цветами, будто меняли их в неопределенности каждую секунду. Что она разглядела в моих осталось загадкой, но она улыбнулась. Не наигранно или флиртуя, а так искренне, как удавалось улыбаться в детстве. Я замялся и ответил смущенной ухмылкой, оформил заказ, смахнул пену со стакана ножиком, который держал под стойкой для особых посетителей, и передал ей. Напоследок я проронил невнятную чушь, которая заставила её расцвести улыбкой еще раз. Я оценил магически перекатывающийся зад, когда она уходила. На выходе её глаза прошлись по мне еще раз. Они поглотили меня. Она заправила локон светлых волос за ушко и скрылась в объятиях безжалостного Солнца. На ней был бежевый купальник с черными узорами и коричневое парео. Совершенство. Может улетела обратно в рай, откуда её выпустили на пару минут за холодным пивом? Кто-то из троицы за столиком неподалеку пролепетал что-то о ж… [censored].

После этой встречи день не мог оставаться прежним. Я должен был увидеть её снова. Выхода не было, и я спешно договорился с Серегой выйти вместо него. Так на следующий день я снова оказался у стойки. Ночью я не спал в привычном смысле. Помню, как закрывал глаза, как тонул в мягком матрасе, как перед глазами всплывало лихорадочное видение. В нем была девушка с переливающимися глазами — чистый секс. Я заболел болезнью страшнее гриппа. Она не убивала, но сводила с ума. Другого пояснения, как я вышел на работу в законный выходной, я не нашел. Трудно описать словами мои надежды и еще труднее признать, что встречи с ней я ждал с не меньшим трепетом, чем со страхом. Солнце разгоралось и насмехалось над всем человечеством. Клиенты метались, как заведенные шмели. А пиво с вином уходило так, словно испарялось прямо из кег. Пляжи облепили полчища отдыхающих, из воды поплавками торчали мокрые головы. Стрелки часов залетели за полдень в один миг. Напряжение росло. Осталась последняя кега. Вопросами с доставкой занимался Серега. Пару часов назад я ему отписался, но пиво так и не подвезли. Холодильник с мороженым настораживающе потрескивал, а сушеные бычки разошлись все до единого. Но больше всего меня волновали выгнутые губки, произнесшие «Буковски». Кто она такая, откуда знает об этом писателе? Все, кого я знал, очернили его иронию до уровня словесных фекалий. Кто эта девушка, привлекшая всех, но улыбнувшаяся одному мне? И самое главное, как и что ей сказать, прежде чем страх мучительно забьет мне глотку, и она решит, что я умственно неполноценный ребенок. А если у неё парень? У таких женщин всегда есть кто-то. Но без надежды, хоть и мнимой, жизнь лишена смысла. Прошло время, зал опустел. Ветер раздражающе трепал шатёр, пены в пиве становилось больше, а дребезжание холодильника добавило зловещих ноток. Только рассказ мог спасти, только парни на набережной, которым дал от ворот поворот подскочивший из ниоткуда худосочный муженек той дамы в красном. Она должна быть в красном, роковая красота всегда в красном, даже если не в самом трезвом виде. И вот они уходят по аллее в ночь, оставляя наших героев-охотников с носом. Точка! Вот и новые пивные кеги, вот и наладчик холодильного оборудования и новый десяток клиентов. Они молча наблюдали за тянущейся процессией приема и подключения кеги к разливочной машине. Холодильник банально ворчал, как выяснилось, от старости. Наконец, довольные лица и прохладное пиво встретились. Только ради этого стоило бросить заводскую «тюрьму народов». Самое время для королевы. Я снова проморгал её появление. В ней чувствовался класс. Подавляющая уверенность. Она надвигалась как жидкое пламя, растекшееся в превосходную форму жизни.

— Чего дама изволит?

Я невольно улыбнулся и по её разморенным от пляжного безделья глазам просек, что выгляжу полным идиотом.

— То же, что и вчера. Вы помните?

Боже, неужели она хочет меня, подумал я.

— То же самое пиво, что и вчера?

Ответила она улыбкой. Смущенной, как мне показалось. И слегка кивнула. Мне захотелось распустить её аккуратно собранные в хвост волосы, расцеловать её шейку и губы прямо здесь, при всех. Но я ограничился пивом и сдачей. Она двинулась к выходу. Узкие плечики, широкие бедра и округлая попа. Греки лепили амфоры с таких женщин, чтобы в ненастную жару, вроде этой, они могли ухватиться обеими руками за сосуд и утолить жажду, представляя вместо слепка глины такую же неземную красоту, которая истекает соками любви в ожидании своего героя. Но греки были давно, а моя амфорка здесь и сейчас сидит на зеленом стуле «Оболонь», наблюдает за отдыхающими на золотистом песке. Или за чистым, зеркальным морем, а может и вовсе с упоением любуется мягкой синевой небес. Подойти ли к ней или оставить? Она может ждать парня. Или того хуже, девушку. И я подойду, она скажет «нет». Обязательно скажет. А улыбка при заказе — форменная вежливость и ничего больше. Но к чему эти взгляды, которые она время от времени бросает в мою сторону? Все очевидно — я хочу знать её, проникнуть и испить из её амфоры.

Ноги налились свинцом. Я вернулся к первым соревнованиям. Вокруг ринга на адреналине дерет глотки толпа. А сам ты хоть и здесь, но как бы в стороне, в роли наблюдателя от первого лица. Ноги и руки не слушаются. Сейчас же робкими шажками я шел на сближение, готовясь к главной битве последнего времени.

— Извини, а с чего ты вчера меня так назвала?

Я ожидал, что она отпрянет от неожиданности. Но нет, мой вопрос её мало удивил.

— Как так? — её брови игриво приподнялись, и она стрельнула глазками.

— Ну, ты назвала меня Буковски, — как под гипнозом ответил я. Мозг от стыда сбежал кататься по морским волнам.

— Да, ты похож на него.

— Он вроде как пьяницей был, знаешь ли.

— А кем бы тогда ты хотел быть?

— Собой.

Так все закрутилось. Литература с людьми, море с песком. Темы менялись, менялось и время. Периодически нас прерывали посетители. Когда в её стакане пена достигла дна, она сказала, что приехала с подругой и её парнем.

— Дашь почитать рассказ?

Я никому не давал свою писанину. Слишком скучным и убогим виделось мне мое творчество. Но простодушие и какая-то подкупающая мягкость в её голосе напомнили о детстве, где можно было стать космонавтом на пару часов.

— Не думаю, что это вообще стоит кому-то читать.

— Почему же?

— Ну, — начал я и замолк. Первый человек, кому не все равно. — Я не считаю, что они стоят потраченного времени.

— А ты дай почитать, тогда и проверишь.

Она снова стрельнула глазками и слабо закусила нижнюю губу. Играла со мной, но мне нравилось. Так нравилось, что я смог лишь смущенно улыбнуться.

— Так что скажешь? — спросила она, не сводя глаз. Они и вправду меняли цвета. Сперва зеленые, затем синие. Тут же я представил описание. «Её глаза, как голубое прибрежное течение, которое окружило кольцом золотистый берег, переходящий в загадочную черную точку зрачка». Гадское описание, которое к счастью для всех сгибло в голове.

— Даже не знаю, — тут мозгу надоело рассекать морскую гладь, и он вернулся с чудесной идеей. — Я дам почитать, но если ты пообещаешь завтра встретиться и дать честную критику.

Она охотно согласилась. Взяла наработки вместе с парой кратких рассказов, которые я всё забывал забрать домой, назвавшись напоследок Любой. Любовь с колыхающимся задом, который очаровывал как стихия. Стройные ножки и роскошные бедра еще долго выделяли её среди масс, пока её купальник с рюшечками цвета Тиффани не превратился в зеленую точку, чтобы исчезнуть в жарких объятиях Солнца. На часах было пять, если судить по возросшему в громкости голосу Лехи с «полетиками на парашютиках». Остаток дня прошел, как песок сквозь пальцы. Под конец бар заполнился сворой дам с телефонами. Последние заменили им друзей. Живая беседа — редкая и ценная в век мобильников… И тут меня осенило: завтра выходной. А встреча должна была быть здесь. Но во сколько?

Серега наотрез отказался уступить мне еще смену. Решил, что мой мозг оплавился от жары. А я думал о ней. О разлетающихся волосах и удивительных глазах. Не помню, как уснул, но проснулся уже, когда дома не было никого. Я подлетел к бару. Серегу съедало от любопытства, но он был слишком занят, чтобы уделить мне время. Я взял «Колу» и сел ждать за столик. Украденные часы у сна догнали в считанные мгновения. Не знаю сколько прошло, когда выросшая тень ангела вывела из дремы. В очертаниях я уловил знакомые формы, желанные формы. Волшебные волосы — теперь распущенные — расправились на ветру, как парус. Желтое ситцевое платьице подчеркивало очарование коричневого загара. Она нависла надо мной, как участковый. Желанный участковый.

— У тебя есть свободная минутка? — спросила она.

— У него сегодня выходной, — вклинился Серега, — полоумный хотел и сегодня работать, так что забирай его скорее.

Она обменялась с Серегой взглядом, которым при желании могла бы прекратить войну. Что до меня, то единственным моим желанием было огреть Серегу за его ремарку.

— Я хотела пройтись вечерком, обсудить твои рассказы. Ты как?

Я прикрыл рукой глаза, чтобы рассмотреть её бесподобное личико.

— Ты слышала, сегодня я выходной.

— И ты ждал меня? — её вопрос прозвучал озадаченно. Я ответил как есть.

Теперь прогулка городом казалась для неё делом чести. Серега пожелал нам удачи и как-то странно ухмыльнулся, будто знал финал, но упорно делал вид, что ничего ему не известно.

Я согнул руку в локте и подставил ей. Она мягко обвила её и прижалась. Мы пошли навстречу уходящему дню, к темнеющему небосклону. Он сохранял безоблачную голубизну, но с каждой минутой прибавлял капельку чарующего оттенка ночи. Сперва побагровел, а немного погодя плотная синева застелила небосвод. Купол звезд застал нас на набережной.

Разговаривать с ней было легко. Она говорила не так, как остальные. Мне хотелось слушать ЕЁ, а ей хотелось слушать меня. Беседа текла вперед без усилий. Её заинтересовало, что я променял комфорт и кондиционер на крытый пивной ларек.

— Жизнь такая надоедливая штука, — сказал я и выдержал паузу, пытаясь сойти за философа. — Бывают вещи, которые доводишь до автоматизма и делаешь только, чтобы дождаться гудка и сбежать домой. А потом в один момент понимаешь, что ты потратил слишком много времени на то, что тебе не нужно.

Она внимательно слушала, иногда прищуриваясь. Порой казалось, что она замыкалась, уходила в себя, отстранялась от внешнего мира. Но быстро возвращалась обратно.

— Да, это чувство мне знакомо, — грустно подытожила она. Глаза вторили ей. Я сразу сообразил — скучная офисная жизнь сжигала её. Только на море она распускала крылья, подаренные природой, и улетала в лучший из миров.

Набережная раскинулась дробью огней. Яркие цвета завладели ею, превратили улицы в карнавал беззаботного праздника. Колесо обозрения мерцало синими, розовыми и зелеными огнями. Улыбчивые торгаши толкали сувениры, искусно двигая руками. Туристы у ларьков праздно растрачивали деньги на сладости, закуски и пестрые коктейли. Смех доносился отовсюду, ночь расцвела. Мы шагали, как парочка былых любовников. При каждом соприкосновении с ней во мне шевелилась какая-то гордость. Разговоры шли с легкостью переливающихся оттенков ночи.

— Можно вопрос? — смущенно спросила она. Общение с женщинами научило в таких ситуациях готовиться к самым обескураживающим поворотам. Сколько раз я желал ответить «нет», но всегда из уст срывалось «да». Безвольный чурбан с зачатками эмпатии — вот, кто отражался в зеркале по утрам.

— Скажи, тот рассказ про парней и женщину. Это правдивая история?

Её поведал один приятель. Мы не виделись года три, а произведение каким-то чудом созревало внутри и теперь вышло наружу. Но я ответил, что это фарс, фантазия вперемешку с прочитанными книгами.

— А как бы ты поступил? Пошел искать поддатую даму, чтобы провести ночь с кем-то?

Мы вышли к железной дороге. Она вела в порт и рассекала набережную на две струи. Ближе к пятиэтажкам бурлил красочный мир ресторанов с крытыми летними площадками. Нам же достался высокий парапет около моря. К горизонту тонкая линия огней с соседнего берега отделяла его от темного небосклона. Я остановился. Хотел уловить ритм композиции.

Она не сводила с меня глаз.

— Нет, не пошел бы, но похожая ситуация была и у меня.

Она удивилась, глаза округлились, стали походить на две Луны. Как ни крути, а удивляются все одинаково. Пару лет назад с одним знакомым я оказался в шаге от очень пьяной и податливой женщины, которая не прочь была сняться в обмен на подкуренную сигарету.

— В общем, — продолжил я, — ничего так и не случилось.

И я не соврал. Она задержала взгляд еще ненадолго, потом переключилась на огни с берега. Что-то неподалеку протрубило. Затем еще раз, но уже ближе. А потом еще. Товарный поезд. Вагоны выросли мрачной грохочущей стеной, отделив нас от мира веселья. Они грохотали так, будто за нами сбрасывали артиллерийские снаряды. Она прижалась, я как бы невзначай притянул её за талию к себе. Она не сопротивлялась. Мы встретились глазами. В них пылало необузданное пламя со страхом остаться никем. Смесь куда ярче любых огней. Я постарался успокоить её поцелуем. Касание получилось легким и мягким. Она прикрыла глаза, я последовал примеру.

— Пошли потихоньку, — сказала она, когда о змейке вагонов напоминал только запах сгоревшего дизельного топлива. Мы вернулись к набережной, к музыке и радостным вскрикам. От них казалось, что не только центр, но и весь мир играет в ритме электронных битов. Мы держались за руки. Она вдруг резко сжала мою ладонь и понесла сквозь шеренгу шаркающих зевак. Я следовал за ней, как за судьбой. Еще немного и я стал различать тонкие вибрации, не похожие на простые звуки праздника жизни. Они вились обособленно от ночи. Игра против правил, едва различимая, но вырисовывающаяся в нечто совершенно прекрасное. С центра мы свернули на длинную аллею. Это бы одинокий парень с лицом Бадди Холли и шестиструнной гитарой в руках, с которой он управлялся мастерски, без запинки и лишних движений, будто не играл на ней, а жил ею. Прохожие проходили мимо безучастно, ослепленные праздником и алкоголем. Но отважный парнишка самозабвенно выбивал из гитары смелые, скользящие звуки. Они пронимали до дрожи, раскраивали ночь. В его мелодиях чувствовался вызов, соперничество. Он без страха врезался в отголоски пресных песен из кафешек. Нет, он определенно стоил внимания. Чехол с гитары стал для одиночки студийным стульчаком, гитара — проводником в душу, а пятисотграммовая банка из-под кофе — благодарностью от ценителей.

— Давай присядем здесь. Ты не против? — волнующе спросила она.

— Конечно, почему бы и нет, — сраженный исполнением ответил я.

Мимо прошла молодая мама с ребенком четырех лет. Рядом с малышом она смотрелась гигантом в белой мантии. Малыш постоянно отставал, а потом и вовсе забежал за статую какого-то деятеля. Изваяние было покрыто белой краской, а лицо выражало крайнюю озадаченность — то ли от безучастности прохожих перед музыкантом, то ли от ребенка, который твердо вознамерился усесться на шею. Мама быстро одернула малыша на радость постаменту и тряхнула его так, что рука только чудом осталась на месте.

— Я же сказала не лазить там, где нельзя, — грозно прошипела она. Дальше они пошли, держась за руки.

Гитарист и ухом не повел. Музыка была его богом. Он играл не для денег и не от скуки. Он рассказывал нотами другую, далекую жизнь. Она заполняла улицу, подобно красному вину, стекающему по стенкам бокала. Романтическая сказка. Нереальная, но буквальная.

— Эх, как бы я хотела иметь в Испании свой бар. Там бы я подавала хорошее сухое вино, а по вечерам крутила бы такую музыку, — сказала она, мечтательно наблюдая за гитаристом.

Руки гитариста творили магию, а стекла на очках сверкали молниями. Он сидел не на аллее под тусклым фонарем, а в Испании — посреди пышных рядов виноградников. Он перебирал пальцами струны на радость господам. Те восхищались талантом, не осмеливаясь даже на кашель. Прохожие сновали, а парень играл. От песни к песне он прибавлял, порхал над всеми. Три пары стройных ножек проследовали перед самым носом. Юбки задрались так высоко, что и слепой бы прозрел, а он только посмеялся над ними легким, как теплый ветерок, перебором струн. Пока он играл все сложности обходили стороной. Наконец, я не выдержал и поднес к его банке пятерку. Купюр в ней едва достало до полтинника.

— Я задумалась, почему ты не можешь писать о хорошем? Об это гитаристе, например.

Её идеи снесли крышу. Я не мог ничего сказать, но и оставаться без ответа не хотелось.

— Есть вещи, которые дергают за душу. Гитарист — приятное воспоминание. Я хочу наслаждаться им, запомнить его ритмы такими, какими они есть.

— Да, но увлекает тебя почему-то только грязь и мусор, — грустно парировала она.

— Быть может, такие вещи помогают разобраться в себе. Не знаю, может мне просто нравится писать о том, что у обычного человека вызывает несварение желудка.

— В таком случае у тебя хорошо выходит.

Рядом с нами присела парочка женщин в возрасте. Жалящие ритмы струн очаровали, загипнотизировали и их тоже. Блеклые огни аллеи, ушедший в себя гитарист и пожилая пара женщин по соседству — вишенка на торте выходного дня.

— Жаль, что ты не можешь писать о хорошем, ты бы многого достиг, — подытожила она.

Стрелки часов отбили одиннадцать. Она сказала, что ей пора, я вызвался провести. Мы свернули во дворы, дошли до перехода на углу безлюдной улицы. Светофор не работал, мигающий желтый свет мягко ложился ей на лицо. Автобус подъехал как назло быстро. Но краткий поцелуй, легкое, практически воздушное прикосновение губ я запомнил надолго.

В следующий раз мы встретились через день. Не проходило ни минуты без мысли о ней и её словах. Но на этот раз её загорелое личико изменилось.

— Я уезжаю завтра, — проронила она.

Все упало. Мир выскользнул из рук и растворился. Мы договорились встретиться после десяти. Остаток дня мне ничего не лезло в рот, а о разговорах и речи не шло. Даже глашатай Леха понял все без слов, по глазам. Серега догадался тоже. Они жалели меня, каждый по-своему. Вслух об этом попытался заговорить к вечеру только Серега.

— Ничего не хочу слышать, — жестко остановил его я.

Ровно в десять мы свели счет, закрыли бар и разошлись. Серега отправился к машине на стоянку, я к выходу с пляжа. Она уже ждала — на этот раз в синем платье. Ветерок подхватывал его и развевал в подобие дневного неба. В её глазах отражалась ночь. Мы вышли на пляж, расстелили подстилку, которую она захватила с собой. Я захватил вино — лучшее из того, что было в баре. Мы выпили и разговорились. Вино помогло. Я даже пообещал писать оптимистичней. Казалось, наедине со звездами нам открывались тайны мира. Она смеялась — долго и хорошо — и мне становилось тепло от этого. Отъезд казался далеким и нереальным. Не успел я опомниться, как вкушал на себе бешеные и стремительные поцелуи. Целовалась она горячо, будто стремилась сбежать от реальности, которая съедает каждого в повседневности.

— Ты очень милый. Не такой как все. Ты присутствуешь здесь, со мной. Весь, без остатка.

Волосы, как желтые язычки пламени, танцевали и кружились в ночном воздухе. В голову лезли банальности, но именно ими и хотелось описать её роскошь. Она пахла, как пахнут ангелы. За беседой мы целовались и придвигались все ближе друг к другу. На губах задержался солоноватый привкус моря. А может разбитых надежд. Мы оба знали, к чему всё идет. Я без труда дотянулся до губ. Потом плавно переместился к шее. Из её уст вырвался краткий прерывистый стон. Возбужденное дыхание разжигало пламя страсти. Руки скользили вдоль тела сверху вниз. Одну руку я запустил в шелковистые волосы, другой аккуратно прошелся по гладкой коже к бедру. Жар коснулся кончиков пальцев. Мы подчинялись инстинктам — древним, как мир. Они заразили нас. Ночь обняла нежными темными крыльями. Волны насыщено прибивались к берегу, орошали бризом наши оголенные и потные тела. Мы слились воедино, вспыхнули и достигли пика. Морские волны приглушили тихий стон. Её тело прерывисто сотрясалось, руки сжались в плотное кольцо и намертво прижали меня к себе. Звезды мерцали, волны гуляли по пляжу. Мы наблюдали за ними какое-то время, потом оделись и переместились на пустующие шезлонги. Стало грустно. Я не хотел отпускать её, боялся отпускать. Мы поцеловались еще. Она крепко, обреченно прижалась. Я не заметил, как накопленная усталость, голод и алкоголь погрузили в глубокий сон. Последнее, что я запомнил — это как прижимаюсь к её груди, а её согнутая в колене ножка обвивает меня, делая пленником наших грёз. Проснулся я от болезненного толчка. Надо мной нависла тень. В усеянном веснушками лице я узнал Колю — «заведующего шезлонгами», как мы прозвали его в шутку. Кроме меня не было никого. Мобильник высветил семь утра и двенадцать пропущенных вызовов от Сереги. В голове штормило, песчинки попадали в шлепанцы и болезненно терзали кожу на пальцах. Кое-как я добежал до автовокзала. Прождал там до девяти, но тщетно. Наконец, приехал Серега и отвез домой. После всех выходок он ничего не стал расспрашивать. Голова к тому моменту закипела, как котелок на огне, и стоило ступить за порог дома, как я тут же подкошенный рухнул в кровать и проспал до самой ночи…

Я вернулся домой осенью, собрал вещи и уехал строить жизнь в столице. Через два года бар окупил затраты и позволил Сереге выйти в плюс. Удивительно, с того дня прошло немало лет, вечеров, женщин. Но до сих пор иногда я захожу в социальные сети и набираю в строке поиска «Любовь». Её звали Любовь. Это всё, что я знаю. Надеюсь, когда-то она прочитает этот рассказ и узнает в нем себя. А если нет, то она навсегда останется там. Там, где всегда тепло.

 

© Ярик Ленциус

Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «Там, где всегда тепло»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

2 отзыва

  1. Самобытный рассказ с интересным языком: вкус моря, лета, поцелуев, Буковски, Хэмингуэя и — Вы наверняка удивитесь — Мураками и даже Достоевского. Прочла с большим удовольствием.

Добавить комментарий для Наталья Отменить ответ

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.