Ушёл наверх, отбыв внизу семьдесят семь лет, Эдуард Лимонов. Оставил нам, тем, чей век ещё тянется, много книжек.
Романы «Это я — Эдичка», «История его слуги», «Иностранец в смутное время» я читал не по разу. Особенно первые два. «Эдичка» сделался для меня не просто литературным открытием, а одной из тех книг, которые не забудешь. Роман давно включён мною в личный список памятных книг.
Конкурс эссе «Счастливая душа»
Истории, которые вдохновляют на счастье. Друзья. Читатели. Премии. До 22 декабря 2020 года.
Между прочим, текст «Иностранца» был впервые напечатан в Сибири, в Омске. «Эдичка» и «Иностранец» вышли в начале 1990-х годов под одной обложкой. На обороте толстой книги издатель поместил фотопортрет парижанина Лимонова с бокалом вина.
Позднее я покупал другие книги Лимонова: их выпускало большими тиражами и в суперобложках издательство «Moka Dalfield».
Первая половина девяностых запомнилась мне в литературном отношении именно романами Эдуарда Лимонова. Это легко объяснить: короткая перестройка Горбачёва быстро выдохлась на открытиях минувших безгласных лет; нового же на фоне крупных имён из прошлого она не родила ничего. Тем же бесплодным путём двигался книжный рынок и в начальные годы президентства Ельцина. После 1996 года, а особенно после 1998-го тиражи книг съёжились. Эдуард Лимонов знал тиражи в сто тысяч, затем в пятьдесят, пятнадцать и к двадцать первому веку — в пять тысяч экземпляров. Нет, Лимонов ещё не выдохся к тем годам. Россия выдохлась.
Хорошо помню эпизод в одном тюменском дворце культуры. 1992 год. На столике в фойе малый бизнесмен продавал омские книги Лимонова — новинку рынка и нечто новое в русской словесности. Два работника учреждения, присутствовавшие у столика торговца, тыкали в обложку ногтями. Оба наперебой крыли автора многоэтажным матом, всячески его личность хуля — и, разумеется, стремясь к тому, чтобы их критика дошла, донеслась до присутствующих. В фойе вертелись празднично наряженные детишки, участники хора, и они то со смехом, то с ужасом внимали проповеди культурных деятелей, вставших на защиту нравственности.
После этой-то рекламы я и решил непременно потратить на «Эдичку» свои деньги.
Книга эта помогает в трудные дни. Проверено на себе. Редко о какой книге я могу сказать так. Об «Эдичке» — могу.
© Олег Чувакин, 18 марта 2020
Обратись к опытному редактору, а заодно и корректору
10 декабря 2015 года исполнилось 85 лет со дня рождения русского писателя Николая Григорьевича Никонова (1930—2003), автора «Солнышка в берёзах», «Воробьиной ночи», «Кассиопеи», «Весталки». «Тебе, читатель, одному верю я бесконечно, тебя ценю, как верного неподкупного друга, твоего суда ищу и ему доверяю, им горжусь. Да оправдаю ли? Не знаю», — писал Никонов в «Размышлении на пороге».
Тридцать шесть лет тому назад вышел на экраны фильм «Ангар 18» («Hangar 18» на американском языке). Несмотря на малый бюджет, почти полное отсутствие «раскрутки» и компьютерных спецэффектов, этот фильм до сих пор известен в кругу тех приятных людей, что любят фантастические ленты, полные романтики, героизма и антигосударственных выпадов.
Если иметь в виду нашу классику XIX-XX веков, то надо сказать: она почти вся безнадежна. Боль, хандра, тоска, смерть. «Кому повем печаль мою…» И если и встречается в русской литературе вера во что-то светлое, то свет этот мечтательный — он исходит из будущего. «Через четыре года здесь будет город-сад!» (Стихотворение написано в 1929-м, в 1930-м автор этих строк застрелился.)
Можно ли спасти искусство от смерти? От коммерциализации, забвения былых достижений, вырождения и исторической гибели? Да. Если вы — герой рассказа Ллойда Биггла-младшего «Музыкодел».
Меня всегда интересовало, как пишут другие прозаики. Как устроен их рабочий день, как осознают и переживают они свои неудачи, как радуются счастливым свершениям и как чувствуют себя, когда их очередная рукопись завершена и превращена в книгу.
Дорогие читатели! Предлагаю вашему вниманию собранную мною коллекцию высказываний Пелема Гренвилла Вудхауза (Pelham Grenville Wodehouse) на тему русского характера.
* * *
Мухи летают и летают фразы
Вечер продвигается но не весь сразу
Брат улыбается. тихо помидор ест
а сестра качается. а в сестре задор есть
А сестра поет песенку неведомую русскую
очень несчастливую — то широкую то узкую
Говорится в этой песенке настоящими словами
как любил один одну. и друг друга целовали
А вечер замедленно в России происходит
Брат поднимается и через дверь выходит
А сестра растрогана своим собственным пением
слеза покатилася. мешается с зрением
За ней другая катится. и мокрое пятно
Уже на белом платьице. Да это все равно!
Ведь никто и не любит-то и городок маленький
и книжки все печальные. а в октябре — валенки.
Эдуард ЛИМОНОВ
Из книги «Азия» (1972)