Анна Георгиевна из букинистического магазина всякий раз допытывается, кто я по профессии. Аля за компьютером перестаёт постукивать клавишами и вслушивается. Ей тоже любопытно узнать про меня. Я отшучиваюсь. Неудобно признаваться, что я писатель. Это звучит страшно серьёзно. Ну какой я писатель? Я боюсь карандаша и ручки и слежу, чтобы корзина для бумаг не пустовала.
Я пишу рассказы. Рассказы писать крайне трудно: любое слово в них беззащитно и на виду. Вообще, молодые писатели хитрят и сочиняют романы, а вот я верен традициям Чехова и Бунина.
В тишине букинистического магазина я задумываю написать об Але и Анне Георгиевне. Правда, нет пока ни идеи, ни сюжета. Я откладываю замысел и наблюдаю. Наблюдения могут кое-что подсказать.
Я поглядываю украдкой на незнакомую девушку. Она перебирает книжки в бумажных переплётах, разложенные стопками на столе. В магазине организовано нечто вроде платной библиотеки: любовные романы потоньше идут напрокат за три рубля, потолще — за пять рублей. Девушка сетует низким голосом, что перечитала, кажется, всю любовную серию. Читает она быстрее, чем сдатчики пополняют обменный фонд.
— А вы телевизор попробуйте. Нынче много каналов, — советует Анна Георгиевна, а руки её снуют над мягкими тельцами розовых книжек: подклеивают, сшивают или кладут потрёпанные томики под пресс.
— По телевизору ничего нет. — Девушка с низким голосом упрямо перебирает книжки с розами, блестящими автомобилями, беседками, увитыми виноградом, и улыбающимися молодыми людьми на обложках. Где-то же существует такой мир! По лицу девушки видно, что ей страстно хочется отправиться в сказку на лакированном автомобиле, лучше с откинутым верхом. Она устроится на заднем сиденье, картинно сложит тонкие руки на юбке и станет бросать по сторонам смущённые взгляды, как бы извиняясь, что она едет, а другие всего лишь идут.
Книги для меня добывает больше Аля, нежели Анна Георгиевна. Я беру из Алиных рук книгу и думаю, что нет никаких сдатчиков, а есть волшебство. Оно такое: под мою диктовку Аля вписывает в компьютер книги, а потом они вырастают на полках, и заодно на них вырастает пыль.
Не было случая, чтобы Аля не добыла нужную книгу. Мне нельзя без книг. Без них моя жизнь превратится в ледниковый период, я вымру.
Аля добывает мне Чехова и Бунина, Никонова и Казакова, Алана Маршалла и Синклера Льюиса, О. Генри и Р. П. Уоррена. Я подозреваю, что она продаёт книги экономно, бережёт товар до следующего раза. Ведь ей не продать мне больше книг, чем написали авторы.
Вдруг наступает утро, когда я перестаю интересоваться любимыми писателями, прекращаю вести наблюдения и писать в маленький, с пол-ладони, блокнот.
Какая-то безумная радость, весёлая ветреность овладевают мной.
Идут дни. Новое чувство не улетучивается, а крепнет. Я обнаруживаю в себе качества, которых до сих пор не замечал: я рассеян, забывчив, глуп и вдобавок косноязычен.
Я не помню, как и во что одеваюсь, как запираю квартиру, как иду по улицам, я не уверен, заходил ли в букинистический магазин. Я перехожу проезжую часть на красный свет, и мне, как дураку, сигналят торопящиеся шофёры. Я ошибаюсь автобусом и вместо своего микрорайона выхожу близ научного института с советским названием: «ТюменНИИгипрогаз». Я забредаю в незнакомый квартал. Февральский снег мокр, сер и тяжёл, кое-где темнеет обнажившийся асфальт, брюки мои в грязи, забрызганы машинами, в сапогах начинает хлюпать. Я решительно ничего не помню, так что каждый мой шаг — это какое-нибудь открытие. Довольно странно, что в моих руках книги, пять или шесть книг. Верхний том — настоящий раритет; но что-то подсказывает мне, что я не стану его читать, и листать не стану. Мне хочется оставить книги на скамейке, пусть люди сдадут их обратно в букинистический магазин или пустят на растопку; да, это варварство, но я хочу идти налегке, размахивая руками, взглядывая на солнце и щурясь. Кто поверит, что прежде для меня не было важнее дела, чем читать, а не читать, так писать (ведь одно с другим связано, как шнурки с ботинками)?
Что ж, мне придётся найти выход: жить, как я живу, очень опасно. Можно угодить под машину, провалиться в глубокий колодец или поскользнуться и сломать ногу.
Наконец я кое-что понимаю.
Кому показать рассказ или роман? Писателю! Проверьте свой литературный талант. Закажите детальный разбор рукописи или её фрагмента.
Я понимаю, что хожу в букинистический магазин не ради книг.
Я хожу туда ради Али.
И это давно так. С первого дня, с первой минуты.
Какой я слепой, глупый человек! Тугодум!
Однако и тугодумы докапываются до своих чувств. Тугодумы, в сущности, упёртые люди, и своего добиваются, медленно, но верно.
Значит, Аля.
Мне нравится её мальчишеская внешность, расклёшенные брюки, короткая стрижка, взлетающие вопросительно узкие брови, прямая спина, широкие плечи, настороженно глядящие серые глаза, большой рот; мне нравится, как она медленно произносит имя Анны Георгиевны. Ещё Аля красиво, продолжительно удивляется: «Да?» Она выговаривает это «да» так, как будто в нём по крайней мере четыре слога, и у каждого слога своя нота. Это целая мелодия в несколько тактов.
И мне нравятся Алины очки. В лёгкой, как паутинка, оправе, с тоненькими пластиковыми стёклами. «Какая она умная в очках!» — думаю я. Кажется, я отдельно влюблён в очки.
Разумеется, я готов любить Алю и без очков. И вообще безо всяких условий. Любить за что-то нельзя: то не любовь, а расчёт.
Да что там! Я готов допустить, что Аля читает любовные серии «Панорама» или «Шарм». И смотрит телевизионные ток-шоу и мыльные оперы.
На самом же деле ни о чём таком я не думаю. Я знаком с одним влюблённым, узнавшим только после свадьбы, что его невеста неграмотна. Ну и что? Зато он её любит. Он ведь не учительницу русского языка в дом привёл, а жену.
Анна Георгиевна деликатно покидает магазин, и я путано объясняюсь Але. Я чувствую, как у меня краснеет то правая, то левая щека; я точно подаю сигналы. Заслонившись ладонями, Аля взволнованно и молча кивает, и за белыми пальцами я вижу пунцовый лоб.
Через месяц я веду Алю по вытертому множеством ног ковру в загсе. Торжественно одетые родственники, обручальные кольца, пышные букеты цветов, пробки шампанского, стреляющие в люстры, приседающий фотограф, машины, невеста в свадебном платье на опушке нежно-зелёного апрельского леса, — всё очень красиво и неповторимо.
Мы упиваемся любовью. Так сильно никто никогда никого не любил. Теперь-то я знаю, почему та девушка с низким голосом перечитала все любовные романы, без пропусков. Бедняжка, она обходится без любви, она ищет её в книгах! Нет, я отказываюсь представлять себе человека, который не любит. По-моему, все вокруг нас любят. Любовь должна быть заразна!
Я люблю — и начинаю меньше читать, даже вовсе это скучное занятие бросаю. Рассказов тоже больше не пишу, сюжетов не вынашиваю. Меня тянет на стихи о весне, о любви, но чтобы их писать, надо быть поэтом, а я лишь прозаик.
Поэтому я отдыхаю, положив голову на колени Али. Из окна пахнет цветущей черёмухой. Воздух белый, как молоко.
Я похож на мурчащего кота.
Я лежу на тёплых Алиных коленях, я переполнен словами. Я купаюсь в словах и купаю в них Алю. Безумные, бессвязные, совсем не литературные слова; все слова влюблённых безумны, бессмысленны, потому-то влюблённые — плохие писатели.
Позднее приходит день, когда я задумываюсь, подбираю слова, как бы тружусь во имя любви.
Затем наступает день, когда я повторяюсь, мешкаю, мямлю, как школьник.
Подкрадывается и такой день, когда я помалкиваю, ухожу, что называется, в себя.
Я уже не обнимаю Алиных коленей, а расхаживаю по комнате. Я вздрагиваю и ловлю себя на том, что хочу купить и прочесть новую книгу. А ещё засекаю Алю за томиком «Панорамы» из обменного фонда.
Мы переглядываемся, смущённо и понимающе.
Я и Аля, мы расстаёмся, расходимся. Мы удивлены, немного напуганы, растеряны и не верим в происходящее. Мы недоумеваем: куда делась любовь? Не иначе, кто-то извне подчиняет нас неумолимой воле и жестокой логике.
Нет, тут ничего не объяснишь.
Человек удивительно оптимистичен. Расходящиеся люди успокаивают себя тем, что у них всё впереди. А вот меня заботит то, что остаётся позади. Как писатель, я примечаю характерную деталь: браки расторгают в том же здании, где дают свидетельства о смерти.
Любовь умирает, как живой организм. Её гибель так же ужасна и непоправима. О её смерти тоже выдают свидетельство.
Я нащупал тропу к рассказу и пишу быстро. Мне, тугодуму, главное — догадаться и начать. Дальше дело идёт споро, само собою; я ощущаю себя настоящим артистом прозы, виртуозом пера.
Я останавливаюсь на миг, откладываю ручку. Я осознаю нечто.
Рассказы и романы пишут непременно тогда, когда что-то заканчивается, остывает. Именно тогда садятся за стол и пишут.
И всё же я лукавлю. Сам перед собой. Я многословен, как все тугодумы. Я прикрываю вязью из слов одинокую горькую мысль.
Мысль эта проста: я хочу любить, а не писать. И чтобы любовь не кончалась — как в розовых книжках!
57 отзывов
Рассказ переписан и начитан на диктофон несколько дней тому назад. Ранее на моём сайте он не публиковался.
Спасибо! Как всегда привлекаете своей искренностью и «настоящестью»!
Спасибо, Наталья. Иначе не умею. Да и не обманешь ведь читателя.
За это мы Вас и любим! Тоже искренне и по -настоящему. Спасибо!
Спасибо, мои дорогие! Я улыбаюсь.
Воздух белый, как молоко.
Я похож на мурчащего кота.
Красиво
Олег! Как всегда, Вы привлекаете своей искренностью и «настоящестью»!
Большое спасибо, Наталья!
Великолепно, Олег! Легко, и просто ( в лучшем смысле подлинности, а не мнимой простоты, конечно), пару раз доходило и до мурашек, что серьёзно))). Спасибо, что вы есть, и восхищаете своими произведениями!
Спасибо, Искандер. Вижу, вы читаете посреди ночи. Тратите на мои рассказы то время, которые другой человек отдал бы сну.
Просто люблю хорошую литературу :)
Прелестно! Спасибо, Олег! Вы — мастер!
Большое спасибо, Марина!
Это было прекрасно. Нежно очень и немного беззащитно. Как будто Ваш герой боится сказать. Ведь сказанное слово уже живёт собственной жизнью.
Спасибо, Мария. Да. Автору легче, чем герою: рассказ можно переписать раз, другой, восьмой.
Так чего же все-таки хочется больше ? Словесной вязи или любви? И неужели вторая так мешает первой? Вот именно — не менее тонкой чем у поэта душевной организации прозаика хочется и того и другого!! )))
Бесспорно, Альвина, хочется и того и другого. Потому часто и пишется, что хочется «другого»…
Олег, прочитал текст и послушал ваше чтение. С 2005 года прошло десять лет. Чехов и Бунин, Никонов и Казаков уже давно в свободном доступе, а букининистические магазины приказали долго жить, куда теперь идти писателю?
Кому идти, Олег? Нет никаких писателей. Литература мертва. Никонов, кстати, в свободном доступе появился совсем недавно. Благодаря сайту никонов.рф.
:)
Мелькают кадры из которых складывается жизнь! Как это тошно! А где безумные поступки,связанные с сильными,сносящими крышу, страстями???? Как хорошо,что мне сносило…И не раз…Не о любви этот рассказ, а о повинности
Сегодня Аля редкое имя и такое приятное упоминание о нем, имени моей бабушки.) Спасибо!
Замечательно, Ирина!
Интересно — про очки это общее мужское? — У меня был коллега, большой ловелас, он очень любил женщин в очках. ))))
Надо психологам заняться этим вопросом. И вправду интересно. Мне подобные исследования пока не попадались. И наоборот, встречались утверждения, что женщины в очках, мол, мужчин отталкивают. Своим суровым или «деловым» видом. Но это я читал где-то в глупой прессе, считать серьёзным такие утверждения нельзя.
Очки- беззащитность, когда любишь, подспудно хочешь защищать
Замечательный рассказ! Спасибо.
Замечательный,трогательный с легкой грустью рассказ о любви…Спасибо
Спасибо за внимание, Валентина!
Олег, прочла и прослушала с удовольствием! Спасибо! Творческой удачи!
Благодарю вас, Татьяна!
все здорово но что же все так печально. вся любовь обречена. может лучше чтобы она переростала в что-то новое. а не просто умирала. жизнь не состоит из любви
«Я подозреваю, что она продаёт книги экономно, бережёт товар до следующего раза. Ведь ей не продать мне больше книг, чем написали авторы.»
«Какой я слепой, глупый человек! Тугодум!
Однако и тугодумы докапываются до своих чувств. Тугодумы, в сущности, упёртые люди, и своего добиваются, медленно, но верно.
Значит, Аля.»
«Ещё Аля красиво, продолжительно удивляется: «Да?» Она выговаривает это «да» так, как будто в нём по крайней мере четыре слога, и у каждого слога своя нота. Это целая мелодия в несколько тактов.»
«Через месяц я веду Алю по вытертому множеством ног ковру в загсе.»
«Поэтому я отдыхаю, положив голову на колени Али. Из окна пахнет цветущей черёмухой. Воздух белый, как молоко.
Я похож на мурчащего кота.
Я лежу на тёплых Алиных коленях, я переполнен словами. Я купаюсь в словах и купаю в них Алю. Безумные, бессвязные, совсем не литературные слова; все слова влюблённых безумны, бессмысленны, потому-то влюблённые — плохие писатели.»
«Как писатель, я примечаю характерную деталь: браки расторгают в том же здании, где дают свидетельства о смерти.
Любовь умирает, как живой организм. Её гибель так же ужасна и непоправима. О её смерти тоже выдают свидетельство.»
«Я прикрываю вязью из слов одинокую горькую мысль.
Мысль эта проста: я хочу любить, а не писать. И чтобы любовь не кончалась — как в розовых книжках!»
На цитаты растащил. :)
Читатель Евгений Топчиев выбрал лучшие строки Вашего рассказа. Именно эти строки читала и я как художественое слово. Насторожила фраза : » ТО НЕ ЛЮБОВЬ, А РАСЧЁТ «. Такие детали : очки и что- то ещё, подобное , -хорошо. Но ЗАГС… и далее удивило. Наспех. Но то, что процитировал Увгений Топчиев, ценно. Вполне могла бы воздержаться от своих робких, несостоятельных высказываний, но подумала, что Вы примете это как невнимание к Вашему делу. К Делу Вашей жизни. Не уверена, что сумею отправить свой отзыв. Вчера принялась читать Лескова. Его рассказ «Зверь». Припоминаю, что именно о писателе Лескове кто- то сказал : «Я разбирал бы его тексты по членам предложения. Так бы я учился писать». .С уважением, Е.И.
Олег, хоть я его уже читал, но вот перечитал и получил удовольствие! А последние слова рассказа всё же некое лукавство, думается… )
Это её величество Завершённость.
Олег, чудесный рассказ! Поставила на сайте пять звёздочек!
Спасибо большое, Оксана!
Не стала сличать редакции, какие именно грани отточены и доведены до совершенства. Главное, сохранен лейтмотив- хочу любить. Добавлю только -«любви в ответ хочу…». Любовь- зависимость по большому счету, прекрасная зависимость! И пусть она не ограничивается лишь литературным вдохновением. Любите и будьте любимы!
Спасибо! Будем любить! Будем любимы!
Я пробовал вас читать- хорошо. Жаль времени мало. Вот закончу проект- зайду к вам на страничку. Не бросайте.
Любовь должна быть заразна! — вот оно что!!!
Спасибо!
Приятно сознавать, что читаешь грамотное и достойное самого Писателя Произведение. В душе рождается благоговение перед писательской мыслью и словом. Выдавая читателю достойную вещь, Олег выражает этим своё уважение к Читателю, за что большое спасибо и признательность .
Анна, спасибо!
Вот не первый раз читаю Ваши великолепные произведения! Каждый раз так все отчетливо, тонко!
Спасибо большое, Татьяна!
Очень хороший, добрый и реалистичный рассказ. А голос-то какой! В общем, я осталась довольна))) спасибо большое, Олег.
Спасибо большое, Мария!
С наслаждением прочла. И увидела вас в букинистике, украдкой рассматривающего будущую героиню. Спасибо. Это очень тепло.
В букинистическом магазине я получил писательское образование. День за днём, том за томом. Гончаров — 30 руб./том, Стейнбек — 25, письма Чехова по двадцатке, Никонов — и вовсе по пятнарику.
Я на книжный развал иногда хожу (времени мало, к сожалению). Письма Чехова купила недавно за полтинник. Сильно искромсанные цензурой, но всё-таки это тот самый Чехов.
У вас дома, наверное, книги от пола до потолка). Я в детстве мечтала, чтобы вместо стен в доме были книги.
Искромсанные? Не знаю, что у вас за издание. Я собрал тридцатитомник издательства «Наука», у трёх разных продавцов покупал. Собрал все тома. Это давно уже было, в начале века. 18 томов (в шестнадцати книгах) сочинений, 12 томов писем. Академическое издание с подробнейшими комментариями. Вот это 30-томное собрание есть настоящая школа для прозаика.
У меня дома около четырёх тысяч книг. Для перевозки книг (в моей жизни было немало переездов) требуется отдельная «Газель».
У меня сборник «лучших» писем (как они это оценили?), изданный в 1980 г. Потому одна книжка.
Про книги ваши я так и знала.
И вообще мне почему-то кажется, что я вас давно уже знаю.
Абсурдно, конечно. Но так.
Случайность встроена в механизм эволюции. Так бывают ли в жизни случайности?
Это было так грустно и так здорово. Обыденно и прекрасно. И мне почему-то кажется, что в конце рассказа многоточие, поелику жизнь продолжается.
Будем жить! Спасибо, Мария!