Прелюдия №1 для карандаша и тетради

Тетрадь, карандашный рисунок, сердце, карандаш

 

Рассказ о рассказах, представленных на конкурс «История любви». Обзор Олега Чувакина.

Нынешний конкурс рассказов отличается от предыдущего. Несмотря на явные отличия, прописанные в правилах, многими потенциальными участниками состязание воспринимается как конкурс обыкновенный.

Подобное восприятие есть ошибка, ошибка невнимательности, голос желания, кричащего: «Хочу поучаствовать во что бы то ни стало!» Иные авторы, потерпев неудачу с первого захода, предпринимают по новой попытке, а то и по две попытки. Бессмысленная трата времени своего и организатора.

Сознавая, что хороших рассказов наберётся мало, а плохих нахлынет чернильная тьма (велик Интернет!), я изначально ввёл в пункт 3.1 конкурсного положения следующий абзац: «На конкурс попадут те рассказы, что полностью или почти полностью удовлетворяют организатора в художественном отношении». «Почти полностью» — оговорка для ученических текстов.

Я прекрасно понимал с самого начала своей трудной затеи, что на конкурс не пришлют мешок гениальных текстов. В наше время процветают плодовитые СМИ, процветает многоканальное телевидение, но литература находится в состоянии, сравнимом с комой. И реаниматоров (не впервые это говорю) не видать даже на горизонте.

Для многих и многих авторов конкурсы — это игра, а заодно площадка, где можно получить бесплатную критику. Иногда сердитую, иногда объективную и точную, иногда пустую (в виде отзывов «легко читается», «автор молодец» и т. п.). Так или иначе, но отзывы соседей по конкурсу, ставших на время состязания критиками и знатоками, могут принести рассказчику, особенно начинающему, пользу и подтолкнуть к переоценке текста (вплоть до отправки в мусорную корзину) или к переработке. За этим знанием люди и идут на конкурсы. Идут, конечно, и за победой, но пока речь не о ней. О победе мы поговорим в середине апреля.

Словом, отзывы — один из притягательных элементов любого конкурса. И конкурс должен фактор потребностей учитывать. Предложение следует за спросом; экономическая теория в этом месте не врёт. Оттого-то авторы отвергнутых рассказов, то бишь неудовлетворённые потребители, и негодуют на странице с конкурсными правилами.

Вот ведь время какое лихое: ничего не платят, а требуют много! Но это потому, что литература не в чести. Не тот на неё спрос, что на телевидение и какие-нибудь блоги.

Я не хотел в этом сезоне делать обзоры всех рассказов, принятых на конкурс. Однако, прочитав в минувшем месяце конкурсные комментарии, я переменил прежнее решение, казавшееся мне твёрдым. Я написал обзор (вы видите его ниже) и, вероятно, позднее напишу второй. Прелюдию №2.

 

 

* * *

 

Первым делом скажу вот что: ни одного идеального рассказа на конкурсе пока нет. Но уже налицо две неравные группы, назову их условно рассказчиками и учениками. Кто в какую группу зачислен? Об этом вы узнаете в финале. Догадаетесь.

Скажу и второе: почти во всех текстах мною были сделаны небольшие корректорские (не редакторские) поправки. Не надо думать, что это полноценная корректура. Нет; только лёгкая попутная правка. У человека, встающего в 4 часа утра и живущего таким образом без выходных, нет времени на тщательную вычитку всех подаваемых текстов, да и не ставил он пред собой подобной тяжкой задачи. Но кое-что исправить этот усталый человек счёл нужным. Неловко, знаете ли, публиковать на собственном сайте тексты с ошибочками и опечаточками. Да и о читателях не грех подумать.

Правки вносилось немного. Тексты с большим количеством ошибок попросту отвергались.

Некоторые исправленные типичные ошибки я отмечу в самом конце этого длинного обзора. Покажу и некоторые стилистические недостатки, которые видны редактору, и не только ему. Немало заметили читатели из числа конкурсантов и наблюдатели. Они молодцы.

 

 

* * *

 

Конкурс стартовал с музыкою. «Любое имя или дату, или номер телефона можно пропеть по нотам, то есть положить на музыку, — рассказывает Виктория Левина. — Получится мелодия, где каждой букве или цифре будет соответствовать определённая нота. Получится музыка, которую не спутаешь ни с какой другой».

Точно так же не спутаешь и жизнь с чьей-нибудь другой. Помню, я недоумевал и смеялся в своё время над первыми страницами эссе Ортеги-и-Гассета «Мысли о романе» (опубл. в 1930-м), где заявлено, по сути, что реалистические сюжеты исчерпаны. «Обнаружить новые темы теперь почти невозможно», — утверждал учёный. Надо ли говорить, что после Ортеги-и-Гассета романисты XX века, нимало не смущаясь отсутствием тем, продолжали создавать прекрасные книги, настоящие шедевры? (В целом же эссе «Мысли о романе» — весьма полезное чтение, настоятельно рекомендую прочесть его с карандашиком начинающим и особенно продолжающим прозаикам.)

Жизнь неповторима. Неповторимы и характеры книжных героев. Сколько людей на планете, столько и жизненных сюжетов. Каждая жизнь — сама по себе реалистический сюжет. Сядь да запиши, коли талант имеешь. Будет книга. Хорошая книга.

Как жизнь, как книги, неповторима и музыка. О музыкальном искусстве тоже не раз говорили, что, мол, мелодии кончились. И вот уже XXI век на дворе, а упрямая музыка всё живёт. Пол Маккартни ныне занимается тем, что «пропевает по нотам», если говорить языком В. Левиной, будущие модзи для «Skype». Да, певучие модзи делает не машина. Машина потом только обрабатывает, синтезирует.

И покуда не машины делают жизнь, будет создаваться уникальное. И среди этого уникального — любовь. Та самая, которую не объяснил ни один психолог, ни один биолог и ни один философ. То самое чувство, в описаниях которого безраздельно довлеют не физики, а лирики.

«Всё это она видит так ясно, как будто бы смотрит кино. Всё, что было скрыто временем, теперь открывает ей музыка», — рассказывает Виктория о своей героине в последних абзацах. И это чистая правда, ибо музыка и судьба слились на одном нотном стане.

Своё кино, но без музыки, видит и герой рассказа Дениса Чепурного.

Тут кинофильм, документальная хроника в прямом смысле. Дедушка (покойный) владеет кинопроектором, тайну которого раскрывает внуку через сны. Чтобы погрузиться в эти сны, нужно «положить под подушку плоского деревянного медведя». Игрушку эту «выпилил лобзиком дед Василий».

Проектор показывает прошлое, крутит, как киноплёнку, судьбы тех, кто внуку (первое лицо в рассказе) хорошо знаком. Судьбы мамы и папы, к примеру.

Эти две сюжетные находки, мишка и кинопроектор, захватывают читателя настолько, что он верит в описанное. Поверить несложно: увы, жизнь персонажей, описанная в рассказе, столь же плоска, как и мишка-игрушка. Типичные средние люди и средние же герои, оба безликие, как серая действительность просторов СНГ, похожая на раскраску, до которой никак не доберётся кто-нибудь с цветными карандашами (не путать с цветными революциями).

Критикуя «Воспитание чувств», Моэм написал в книге «Подводя итоги»: «Флобер… стремясь к предельной объективности, так мало направляет интерес читателя, что последний остаётся совершенно равнодушен к судьбе героев».

Мастерство же рассказчика, как мне думается, в том, чтобы поддерживать у читателя интерес. Типичный герой редко волнует читателя. Иное дело, когда «типичный» вдруг выпрыгивает из своей скудной на события жизни и совершает то, на что читатель надеется…

И какой бы роман тогда вышел из рассказа Д. Чепурного!

Из рассказа Татьяны Поповой «На все времена» роман бы не вышел. А вот длинный рассказ, примерно втрое длиннее имеющегося текста, — вполне.

Здесь есть всё, от замечательной идеи со сменой времён и спасением до прототипов, в существовании которых признался в комментариях сам автор, но почти нет истории. События в сюжете напоминают стеклянную картинку калейдоскопа: трубочка повернулась, и узор рассыпался, появился следующий.

Резкий поворот — тоже способ рассказать историю, но способ примерно такой, какой избрал С. Кинг, накатав (должно быть, за пару-тройку дней) повестушку «Рита Хейуорт и спасение из Шоушенка». Ни повестью, ни романом эту халтуру назвать нельзя, зато можно назвать наброском. Этаким расширенным планом повести, заготовкой, сценарием, где основные сцены и персонажи выведены, но не прописаны. Снятый позднее фильм «Побег из Шоушенка», хороший фильм, эту оценку доказывает. Сценарий к картине написал не Кинг, а Фрэнк Дарабонт, которому в воображении не откажешь.

Миллионы читателей любят сочинения Кинга.

Я же люблю хорошо рассказанные истории. Быть может, Татьяна Попова побоялась влезть в подробности, в детали именно из-за прототипов? Сие мне неведомо. Однако я знаю другое: историю делают не эпизоды, а связь между ними. Связь (уловление поворота калейдоскопа) и составляет основу рассказа, фиксацию чуда.

Целых две истории рассказывает нам Ольга Матехина в своей «Галатее». Впрочем, одна из двух историй, о художнике и натурщице, едва прорисована: там больше кофе и карандаша, нежели персонажей. Вторая же — миф о Пигмалионе, рассказанный обстоятельно.

У этого рассказа есть сильные стороны, и я их отмечу.

1. Выверенный темп повествования.

«Пишу очень мало и почти ничего не заканчиваю. Этот рассказ — редкое исключение», — говорит о себе Ольга.

Очевидно, рассказ написан не за один присест. И не раз перечитывался автором. Добиться столь ровного изложения начинающему прозаику не под силу.

2. Хороший стиль. Фраза ложится к фразе так, будто они и созданы для постоянного соседства.

На этом конкурсе, как и на предыдущих, не обошлось без мистики.

Следующий автор, Инна Ким, как и Ольга Матехина, тоже из Новокузнецка. Мало того, её текст тоже следует отнести к мифологическому реализму.

В рассказе «Яшодхара надевает наряд своей юности» Инна Ким, его написавшая, стала Яшодхарой. И бросила тело своё в жертвенное пламя яджны. Иначе нельзя: соврёшь.

«Менять жанр как можно чаще, — сказал однажды молодой Ю. Коваль. — То есть с каждой новой вещью менять жанр. Скажем, сегодня — лирические рассказы, завтра — юмористические рассказы».

Это и про Инну. Она любит конкурсы на «Счастье слова», участвует в каждом, и я вижу, как она меняется вместе со своими героинями. Она проживает их жизнь, забывая о своей. Так-то вот и пишут хорошие книги. Прозаик и драматург Н. Наседкин давно, лет так шестнадцать назад, поведал мне, что писательство «подменяет жизнь». И за 16 лет я в этом не усомнился ни разу. Можно и у старых классиков отыскать примеры столь же выдающегося поведения, которое впору назвать литературным: Бальзак погружался в свои миры на такую глубину, что терял связь с реальностью. Кандидат в мужья для Евгении Гранде был много важнее кредиторов, донимавших Оноре. Текст главы казался убедительнее и интереснее самой действительности, которая сюжеты и подкидывала.

Инна — она сейчас Яшодхара. Она сердится, когда другие не хотят понимать её Яшодхару так же глубоко, как поняла она. Обижается, когда ей говорят, что чрезмерная детализация уводит от сюжета. Это ведь её обижают, ей говорят, что она прячется за вычурной тканью повествования, за словами, значение которых надо где-то искать, в словарях, Википедии или в книжках по буддизму.

Диалоги в начале «Войны и мира» когда-то публика читала свободно, а в XX веке — только с громадными сносками, переводящими французский на русский. Мы одни, а Инна другая, потому как другая её героиня. Не от нашего она мира, и понимать её следует через её мир, а не через наш.

Слиться с героем, выведя его в словах, обрисовав его не то прозой, не то стихами: по два абзаца с чистой строчкой, потом ещё два абзаца, и так до самого конца-краешка, без перемены формы. Сдвоенные ступеньки. Две — одним шагом. Таков путь Инны Ким, которая говорит про себя в шутку, что у неё три ноги.

Без любви к героине этих ступеней не выстроишь, не поднимешь лестницу из абзацев. Полюбилась ли мне столь строгая форма, форма отчасти поэтическая (ведь господа поэты любят промышлять пустыми строками)? Скорее нет, чем да.

Есть у знаменитого писателя Маркеса роман «Осень патриарха» с частями ровно по полсотни страниц. Книгу эту я едва осилил. Читал только потому, что о нём с похвалой отозвался Астафьев в письме к Курбатову, а до Маркеса я читал переписку Астафьева и Курбатова. Либо слукавил Астафьев, либо не умел разбираться в литературе. Лев Толстой тоже ведь не особо разбирался в литературе, почём зря клеймил и ругал, а Лескова взял да поставил позади Боборыкина. Многие ли нынче читали Боборыкина? (Я читал и рекомендую, но с оценкой яснополянский мудрец ошибся.)

Так вот, когда где-то произносят слово «скука», я непременно вспоминаю то состояние, в которое я погружался с книгой Маркеса в руках. Попытки Маркеса упорядочить роман, как бы приспособить к тем типографским тетрадкам, из каковых сшивается и склеивается затем книга, вызывают у меня желание взбунтоваться. Я вообще, как давно выяснилось, махровый консерватор. И поэтов-символистов, голышом залезающих на деревья и читающих оттуда свои вирши, я бы отправил в зоопарк. (Это я не об Инне. На дереве её я не видел.)

С тех пор я не люблю «симметричные» книги.

Форма, описанная выше, для Инны не нова. Формы с пустыми строками, с отбивками после парных абзацев она придерживалась и в предыдущем конкурсном рассказе, о Ляльке. Но это не означает схожести содержания.

Лялька та была совсем иной героиней, искательницей любви, а Яшодхаре искать не надо: ей любовь суждена. Но что проку любить того, кто стал Буддой? У молодой Ляльки будущее, конечно же, имелось; у молодой Яшодхары — нет.

Что ж мы не плачем вместе с Яшодхарой-Инной? Мы другие — вот почему не плачем. Мы не так живём, не так чувствуем, не то вокруг видим.

И вот горюет Яшодхара, горюет Инна, создавшая текст, и горе дуэта столь велико, что достигает вечности. И там не найдёт покоя тот, кто оставил жену, оставил любовь!

Кстати, что такое любовь, в тексте объясняется. Музыку я разъял, как труп?.. Нет. Полюби, не понимая, что это значит! «За это она его и полюбила: хотя ещё и не понимала, что это такое — любовь». Вам может не понравиться такое объяснение. Но оно предельно логично, потому как нам предлагается следовать за чувством далее. Там-то, в этом «далее», и познаётся любовь. Она, Яшодхара, есть, а возлюбленного рядом нет. Трагедия! Реализм тут мифологический (не конкурсный, надо заметить, вариант, оттого и публика смущена — смущена решительным содержательным отличием текста от текстов соседних), но переходит в критический, в criticism. А в финале и вовсе крик, в финале автор обращается в публициста и бьёт в набат, сзывая народы мира едва ли не революционно, требуя осмысления и переосмысления. Разрушить до основанья? Нет, этого нет. Автор останавливается, автор припечатывает: «И пока эта женщина любит, бедному Будде нигде не будет покоя». Значит, месть, нерукотворная месть, месть наконец-то выделившегося из Яшодхары автора?

Остановимся на этой догадке.

Месть в виде констатации факта, выведенного из мифа. Факт не беру в кавычки, достаточно и того, что мы имеем дело с мифом. Там всё в кавычках.

Инна Ким стала Яшодхарой, а Ксения Кумм стала Владимиром Набоковым.

Ещё одна метаморфоза, но охватом шире. Героиня, едущая на велосипеде изучать немецкий, — это явно сама Ксения, и это явно сам Набоков. Владимир берлинского периода. И заодно подросток Володя, тоскующий по тем дореволюционным годам, когда в сердце его юном проснулось первое чувство.

Это подлинно художественный симбиоз, который является несомненной находкой автора, вдохновлённого грядущим апрельским (весенним, как и рассказ) 120-летием со дня рождения В. Н.

Однако открыть все краски, услышать все звуки и увидеть Берлин изнутри героини и одновременно Набокова, который вместе с Ксенией одарил нас новым рассказом, сумеет не каждый читатель. Текст адресован подготовленному литературоеду (не описка), опытному, тому, кто читал «Дар» и вообще всё берлинское, тому, кто знает биографию классика, тому, кто понимает, отчего автор так скрупулёзен в деталях и на кой ляд все эти скобки, уточнения, обилие причастий и зачем вообще местом действия выбран Берлин, коли господин с блокнотом грезит о подруге из русского 1913 года, а главная героиня, Алика, бросает своему берлинскому антагонисту с наслаждением: «Nein!»

В фантастическом финале преобладает, таким образом, натренированное (кем? Набоковым!) зрение автора, нацеленное на собственное восприятие эпизода, но не зрение героя, чьё появление в конце рассказа не просто важно, а создаёт развязку и завершает то, что автор начал даже не бабочкой и провозвестьем весны в первых строчках, но эпиграфом. Такого рода приём замечателен уже одним тем, что слова в эпиграфе и фигура в финале, пропускающая несуществующие трамваи, есть одно действующее лицо.

Что до любви, то она не состоялась. Но и тут не без символов: nein летит в два адреса: обескураженному преподавателю немецкого и самому Берлину. Берлину, где Набокову жилось трудно, где он испытывал отчаяние, но где благодаря кипучей энергии этого самого отчаяния написал самые сильные свои книги. И после берлинской весны Набоков переехал в американское лето.

Найн, говорите? Кто-то не умеет приобрести любовь, а потому не способен и потерять, а кто-то находит любовь там, где другие видят чистое горе.

Рассказ Марины Засыпкиной «Странные» повествует о тех, кто потерял самое дорогое. Потерял, но не может с потерянным расстаться. Из такого состояния, однако, существует фантастический выход: найти второго такого же, как ты. Нет худа без добра, — и двое начинают ту историю, к которой деликатно, через угощенье сладкой малиной, подводит нас автор.

Любовь не только соединяет тех, у кого прежде было отнято. Любовь даёт сверхъестественные способности и свойства, любовь осыпает, как конфетти, загадками.

В рассказе Ирины Сойфер герой спасает тонущую девушку, которую любит настолько, что открывает в себе сверхъестественный дар. Дар, так сказать, узкого направления. Он включается только тогда, когда рядом любовь.

Спасатель, оказывается, способен дышать под водой. Дышать водой как воздухом!

Как такого парня не полюбишь? Да вот отчего-то спасённая его не любит. Любовь у пары не складывается. И объяснения этому нет — так же, как нет и объяснения чудесному дару. Но литература — это ж не анатомия и не физика, правда?

Мистике всегда находилось место на конкурсе. Вот и теперь: ровно сутки спустя после рассказа Ирины опубликован следующий рассказ, «Два письма» Алексея Дельвига. И в сюжете этого автора любовь вытворяет с главным героем такое, во что он сам не верит!

Он получает письма от Колумба (1492 г.) и от Мэрилин Монро. Впрочем, письма адресованы не ему. Зато он читает на чужих языках! В «Детском мире» он устанавливает за день такой рекорд продаж разных штучек, что коммерческие его достижения впору заносить в Книгу рекордов Гиннесса.

Но самое главное для героя не это. Самое главное — позвонить той, которую он любит и наконец признаться в чувстве.

Глубже понимать этот рассказ я не советую. Возможно, автор и расставил кое-где известные ему символы-приманки, но, чем более тщишься разобраться в них, тем менее удачным кажется текст. Есть рассказы, на которые следует тратить ровно 1 (одно) прочтение. И, опять же, литература — не арифметика. Кто знает, что получится, если к третьему автобусу прибавить Джона Кеннеди? Мистер Кэрролл, вы не подскажете?

Герою калининградца Александра Герасимова найти чудо проще пареной репы. Достаточно опуститься на четвереньки и заглянуть под диван!

Нет, это не тот случай, что описан остроумным фантастом Варшавским в рассказе «Человек, который видел антимир». Вместо бутылки здесь дама.

Рецепт для знакомства с нею прост: встаёшь на четвереньки, думаешь о задиванной пыли, и двери параллельного мира разверзаются. И оттуда является дива, которой ты и любуешься. Стоя на четвереньках, разумеется. Как, видимо, и положено преданному и любящему существу, узревшему… жену в пеньюаре.

Познакомься со своею любовью! Она каждый день новая. Ты не устанешь ей поклоняться, и параллельные ваши линии-вселенные сойдутся в той тайной точке, что зовётся счастьем.

Не сошлись линии судеб в рассказе Ольги Ярковой «Питерский ветер».

Синие глаза и синяя вода. Петербург, ветер, Нева, пахнущая морем, Троицкий мост и надпись на парапете. И в надписи этой — история любви, которой не может быть.

«…и мы проболтали три часа — больше, чем за все время в школе, — делится с нами героиня. — Он поступил в МГИМО (это я знала), разочаровался в дипломатии и решил работать в бизнесе (подозревала), а в Петербург приехал помогать с организацией крутого студенческого мероприятия (понятия не имела)».

Настя проводит с Мишей лучший день и лучшую ночь в своей жизни. И?..

Он умер, его нет, говорит Насте подруга. Умер месяц назад. Нельзя пройти по Троицкому мосту в Санкт-Петербурге с тем, кто умер месяц назад. Даже если очень сильно его любишь.

Но вот ведь какая штука: надпись на парапете «Миша и Настя», сделанная тем днём, сохранилась.

Об этом героиня рассказа узнаёт девять лет спустя, приехав однажды в Питер из родной неродной Москвы и отправившись по старым своим местам.

Есть ли счастье в её жизни? Дважды выходила замуж, дважды разводилась. Живёт в Москве ради хорошего заработка. Имеет любимую дочь. Счастье? Едва ли, раз тянет к Троицкому мосту…

Что же стало с Мишей?

Масса подробностей из его биографии в сюжете, переданных автором через долгую беседу в кафе (МГИМО, студенческое «мероприятие», дипломатия, бизнес) заставляет читателя усомниться в смерти героя. Такие подробности в сюжете, где герой скорее потусторонний, нежели реальный человек, озадачивают.

«Какая-то часть меня пытается всё объяснить, — рассказывает героиня, выведенная от 1-го лица. — Что, если он инсценировал свою смерть? Может, его завербовали в разведку или ещё куда, в МГИМО такое бывает, я знаю. Может, сейчас он где-то в Штатах, стрижёт газон и шпионит за соседями. Его там зовут Джон Смит или Сидни Хьюстон, и никто не знает, кроме разве что родителей, чем он занимается».

Стало быть, парень жив, бегло шпарит на американском английском и где-нибудь джонсмитит или сиднихьюстонит? И прибыл в тот день в Петербург по делам Джона Смита, а не российских студентов? И, конечно же, знал, что Настя здесь, и знал, где её найти. Такие джоны всё знают.

Как-то это слишком просто!

И вот моя смелая версия. Почему бы не предположить, что герой явился из параллельного мира? Квантовое самоубийство, а? Квантовое бессмертие! Почему бы не представить, что он, умерший в этом мире, существует параллельно в другом? И там, в соседнем мире, у него нет любимой девушки.

Как же пересечь границу между мирами? Какая сила перенесёт за зыбкую грань?

Любовь.

И питерский ветер.

Из потустороннего мира является и героиня рассказа Елены Ивченко «Новая жизнь». О, мне нравится это название! И мрачное, и многообещающее одновременно. И точное. Мне редко нравятся названия рассказов, предлагаемых на конкурс, но вот это мне по душе.

Сюжета в рассказе Елены почти нет; вся фабула, всё развитие на сцене в том, что читатель далеко не сразу догадывается, что та, с чьей точки зрения ведётся рассказ, давно по ту сторону жизни.

Её уже нет, но она всё равно сюда приходит. Тут всё то же: вещи, птичья клетка, стилус в пальцах художника, фотографии на стенах. И за окнами кричат те же стремительные стрижи.

Умолчание героини рассыпается в прах лишь в последних строчках, оборванных многоточиями. От героини словно остаётся всё меньше и меньше. И вот её нет совсем — и всё же она есть. Есть. Иначе кто бы рассказал нам историю?

 

 

* * *

 

В завершение обзора скажу несколько слов об авторских ошибках, которые попались мне на глаза при первом же поверхностном чтении. Я сразу же пометил их красным.

В рассказе Ольги Ярковой присутствует жаргончик («тащились» и др.) на фоне хорошего литературного языка, характерного для описаний Санкт-Петербурга.

«Лучшие условия для заработка взяли своё…» — канцелярит, газетчина.

«Я знала, во сколько…» Это тоже разговорный язык, который лучше бы олитературить. Как выразить мысль образнее, точнее? «В котором часу» или «когда»? Нет. «Я знала, что по утрам он выходил в школу не позднее семи сорока семи…»

Рассказу Елены Ивченко можно адресовать те же замечания: «круто», «комп», «заточено» — уличная лексика, которая, влезая в лирический текст, порождает разностилицу. Это всё равно как если бы Антон Чехов в свой рассказ «О любви» вдруг сунул бы глагол из тех, что он употреблял в письмах. Скажем, «тараканить».

Разностилица проникла и в текст Инны Ким.

Выделено курсивом:

«Жалеет, что отказался от дворца и царства, от нежной теплоты её податливого тела, от растущего похожим на него сына».

«Откуда-то из детства выплывает обволакивающий лаской мамин голос…»

«Бывшее нежным лицо потемнело…»

«Яшодхара, выпившая из чаши своей больше не нужной мужу нежности весь яд бестолкового и беспомощного отчаяния…»

«…её сожаления о влюблённой счастливой юности, которая растворилась унылым дождём куда-то канувших лет…»

Последняя фраза, не говоря о ей неудобоваримости, громоздкости, кажется взятой откуда-то из рассказа о Ляльке, но не из мифологического текста.

Это не всё; собраны только типичные примеры.

У половины авторов в текстах поправлены в незначительном количестве орфографические и пунктуационные ошибки. Среди типичных выделю ошибки в оформлении диалогов. У одного автора исправлено «-ться» и «-тся» в глаголах. Заметить исправления, в общем-то, нетрудно: надо лишь внимательно сверить оригинальный текст с опубликованным.

Мелочи эти исправлялись, повторю, ради читателей. На результатах моей конкурсной оценки такие ошибки, равно как и опечатки, уже не скажутся. Этап грамотности одобренные работы прошли.

Впереди самое трудное: художественность.

 

© Олег Чувакин, 4-5 марта 2019

Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «Прелюдия №1 для карандаша и тетради»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

35 отзывов

  1. Как говорил Волшебник в «Обыкновенном чуде»: Слава безумцам, которые осмеливаются любить, зная… И я напишу: Слава безумцам, которые осмеливаются писать, зная, что не родились Толстыми! Но пишут, исправляют ошибки, учатся и пишут! Вызывая у меня безграничное уважение! Я же признаюсь, что не всегда могу осознать с первого прочтения авторский замысел… Что это? Причина в моей невнимательности или в недостатке художественности… той самой…

    1. Не выдумывайте, о мудрейшая! Благодаря вашему замечанию я не так давно переписал концовку рассказа «Радиус поражения». Это дорогого стоит!

  2. Олег, Вы блестящий критик. Я серьёзно. Про все Ваши разборы наших полётов говорить не буду — вдруг авторам они неприятны. Но посвящённый мне «кусочек» — вау! Очень талантливо и тонко. Спасибо Вам за Ваше драгоценное время!

    1. Я переживал за ваше душевное равновесие. Быть автором трудно.

      1. По поводу душевного равновесия: тут такое дело — я написала новый рассказ («простой», без вычурности, от имени 12-летнего мальчика). И поэтому с Яшодхарой уже не идентифицируюсь) Но всё равно спасибо за бережность! У меня и с журналистикой так: пока не напишу следующий материал, горю предыдущим, а потом как отрезает. А насчёт пустых строк — это не от поэзии, а от рисования, которым я когда-то занималась (мои преподаватели говорили, что талантливо)) Из-за этого для меня так важно, как выглядит текст внешне. И из-за этого, кстати, я так вживаюсь в своих героев: чтобы получить и использовать достоверные зрительные образы, я «смотрю вокруг их глазами». Но в целом Вы всё очень близко схватили. И очень талантливо написали. В общем, было удовольствием читать Ваш обзор (как всегда).

  3. Олег, спасибо большое за обзоры! Очень интересно было почитать, со многим согласна)

    1. Знаете, Ольга, ваш короткий рассказ — один из самых запоминающихся на конкурсе. Удивительно, но, когда я начинаю пересчитывать принятые тексты, ваш приходит в голову одним из первых. Это текст, который не надо искать на задворках памяти.

  4. Прекрасный, профессиональный, внимательный и бережный обзор. И что самое главное — никто не ушел обиженным. Тут особое мастерство нужно!
    Соглашусь по всем пунктам (разве что по поводу С. Кинга не соглашусь, его ранние работы очень сильные, на мой взляд, но это дело вкуса).
    От себя хочу добавить, что в каждом без исключения рассказе я находила много хорошего. И это моя, как комментатора, беда — выискивать недостатки и зацикливаться на них. Может, сказывается советское воспитание, где учили, что хвалить не надо, важно указывать на недостатки. На самом деле надо и то, и другое.
    Я приношу свои извинения всем, кого задели мои временами довольно резкие высказывания. Порой за текстом я не вижу человека, и очень жаль.
    Но слов своих назад не беру, под всеми подписываюсь, буду дальше продолжать комментировать уже только потому, что мне самой очень интересно читать и анализировать ваши рассказы.
    Спасибо :)

    1. Нетта, и вам спасибо за деятельное участие в конкурсе. Без вас я бы не справился. Вообще, конкурс уже перерос дело одного человека. Здесь команда нужна, а её, увы, нет. Меня на всё не хватает. Может, потому, что я не научился мало спать, как это умел (предположительно) Леонардо да Винчи. Есть догадки, согласно которым он будто бы спал по 15 минут каждые 4 часа. Я прочитал об этом в молодости в солидном научном журнале. И попробовал. Не получилось.

        1. Да, это роскошь. Заведу будильник на три. Вспомню, как молодой Джек Лондон не мог спать, читая толстые тома Спенсера. Биография Джека всегда меня бодрила. Время-не-ждёт — ему бы самому такое прозвище.

          1. Не надо! Спать это полезно и приятно, во сне приходят хорошие идеи и образы :)
            А по поводу команды — только бросьте клич :)

            1. Это отдельного человека на отдельный сайт надо ставить. Человека, свободного от основной работы. Человека, для которого конкурс (постоянно действующий конкурс) и был бы основным местом работы. Иначе справиться с потоком сочинений нельзя. Спать надо, вы совершенно правы. И не только вы. Доктора говорят то же самое.

              Я сегодня напишу и опубликую заметку на эту живую тему. Заметку короткую, конкретную.

            2. Что до идей и образов, то почти весь свой конкурсный обзор я сотворил мысленно во время уборки снега. День за днём. Что-то записывал. Понемножку. А вчера за три часа нащёлкал всё на своём «Леопольде».

              1. Может быть вы и правда супермен, и вам не надо спать? :)
                А вы снег каждый день убираете? А зачем? Все равно же навалит.
                Но очень хороший снег у вас, раз такой обзор вышел :)

                1. Каждый день, Нетта. Уже третью неделю живу в таком суперрежиме. Тут был как раз двухдневный снегопад. Убрал часть этих снежных гор, растаскал, и снова навалило! Таскать за забор приходится снег потому, что иначе дом затопит. В прошлом году затопило. Синоптики обещают сегодня ночью резкое потепление: плюс три. А сейчас минус 15. Вот он, резко континентальный климат!

                  1. И у нас потепление ожидается, не такое, конечно, но тоже грозятся, что затопить может.
                    Через неделю будет плюс один.
                    Скоро цветы, трава… даже не верится :)

                    1. В общем, с компьютерного стула в лодку я пересаживаться не намерен, и вам того не желаю!

  5. Олег, второй конкурс с упоением читаю ваши промежуточные сводки о ходе дел. Вот уж настоящее счастье слова!
    Ещё занятно наблюдать, насколько по-разному мы воспринимаем одно и то же произведение. Иной раз в ленте комментариев от одного рассказа настолько противоречивые впечатления, что кажется, будто все читали разный текст.
    Иногда захожу в комментарии, где вы ведёте отчёты о работах, которые не были допущены к публикации. Там не комментирую, чтобы не красть вашего драгоценного времени. Только тихо восхищаюсь титаническим трудом. Спасибо!

    1. Благодарю вас, Иветта! О да, по-разному. И это прекрасно! По-разному принимали, скажем, Достоевского: от восторга до сердитых и мрачных оценок Михайловского. По-разному критиковали Чехова: один (которого теперь помнят только за эту реплику) обещал ему смерть под забором, а другой сказал о «Душечке»: «Талант не позволил!» Мы разные, и в том залог прогресса, залог социальной эволюции.

  6. Олег, спасибо за обзор. Поразительно, как Вы прочувствовали всех героев принятых рассказов! Это не только бесценное время, но и талант. Мои аплодисменты! И ещё: подкиньте, пожалуйста, снега. Мы его уже второю зиму не видим.

    1. Благодарю вас, Марина! Снега накидал за забором, пожалуйста, забирайте на КамАЗе! Спешите: товар скоропортящийся!

  7. Олег, спасибо за обзор, очень полезно услышать мнение профессионального редактора, интересно сравнить ваши впечатления от текстов со своими.
    Я, к примеру, была в полном недоумении от рассказа «Два письма» и всё думала, что я, наверное, чего-то не понимаю. А ваша фраза «глубже понимать этот рассказ я не советую» меня чуть успокоила :)
    Или вот, к примеру, я совершенно упустила из виду симметричную форму в рассказе Инны Ким, а если обратить на нее внимание, то и текст воспримешь немного иначе — такая структура приближает прозу к поэзии, а к поэзии и требования несколько другие.
    Насчет разговорных словечек в моем рассказе — хотела сначала возмутиться, что, мол, рассказ ведется от лица главной героини, и почему бы ей не употреблять в речи такие слова. Но, поразмыслив, передумала возмущаться: поняла, что проблема-то не в самом употреблении этих слов, а в том, что они выбиваются из общего лирического стиля повествования. Спасибо, что обратили на это внимание.
    Кстати, по вашей наводке читаю книгу Норы Галь — весьма, весьма полезное для авторов чтиво!
    Я так поняла, что этот обзор касался скорее сюжетной стороны конкурсных рассказов, а следующий будет о стороне художественной? Ура, ждём с нетерпением!

    1. «Но, поразмыслив, передумала возмущаться: поняла, что проблема-то не в самом употреблении этих слов, а в том, что они выбиваются из общего лирического стиля повествования».

      Верно; это я и называю разностилицей.

      «…весьма, весьма полезное для авторов чтиво!»

      Тут я вынужден заметить, что слово «чтиво» имеет негативный оттенок (так говорят о чём-то низкопробном, о бульварных книжонках). И к книге Норы Галь оно едва ли относится.

      «Я так поняла, что этот обзор касался скорее сюжетной стороны конкурсных рассказов, а следующий будет о стороне художественной? Ура, ждём с нетерпением!»

      Не совсем так. Далее, ежели я приму ещё какие-нибудь рассказы на конкурс, будет «Прелюдия №2», а потом, в апреле, список финалистов, где я отзовусь о каждом прошедшем в финал рассказе. Примерно так. Кроме того, задуман сюрприз для будущих победителей.

      1. Ой, я книжку Норы Галь совсем не хотела обидеть, беру «чтиво» назад.

        1. Замечательно. Ещё могу посоветовать «Поэтику композиции» Б. Успенского и «Алхимию слова» Я. Парандовского. Последнюю и развлечения ради.

  8. Странное дело: отправила коммент, он опубликовался, а потом вдруг исчез. Теперь вот не знаю, отправлять его еще раз — или не множить сущности без необходимости? :) А, может, есть какая-то премодерация комментариев, и он потом появится?

    1. Елена, множить сущности не нужно. Я включил усиленную защиту: сайт пытаются взломать, уже недели полторы активно ломают. Как видите, ваш комментарий воскрес из небытия. Подобные исчезновения могут случаться и далее.

        1. Наверное, я кому-то не нравлюсь. Не переживайте, многие сайты постоянно кто-то пытается взломать. Это обычная практика. Самая простая причина: завалить спамом, рекламой и прочими нехорошими штуками. Ну, иногда такое делают из мести, из каких-то личных побуждений.

  9. Большое спасибо за обзор! Знаете, я ведь никогда не участвовала ни в каких творческих конкурсах. И Ваш сайт для меня — это прежде всего возможность услышать мнение, отзывы и критику. Ваши слова о моем рассказе вдохновляют… Я, правда, готовилась к критическим замечаниям и даже ждала их. Это огромная ценность — услышать критику и рекомендации от профессионала и человека, который настолько любит и чувствует художественное слово.
    Очень интересно было сравнить свои впечатления от рассказов с Вашими — и порадоваться совпадению, и удивиться несовпадению. Спасибо Вам за этот удивительный опыт и за мысли, к которым он подтолкнул.

    1. Спасибо и вам, Ольга. Боюсь, критики в свой адрес вы не получите. Разве что я могу пожаловаться на вуаль, накинутую вами на реалистическую часть рассказа. На флёр, на дымку кофейную… Но какая ж то жалоба?

Добавить комментарий для Олег Чувакин Отменить ответ

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.