Серёгин читал у окна письмо. Кроме него, в купе плацкартного вагона никого не было. Капитан-покупатель и сослуживцы курили в тамбуре. Вася Серёгин не курил; предпочитал думать без сигарет.
Из подмосковной инженерно-сапёрной учебки он, бывший курсант, а ныне младший сержант, «купленный» улыбчивым и словоохотливым капитаном, ехал продолжать службу в войска, в Литовскую ССР. Туда, где и зимы-то, можно сказать, нет, где офицеры носят в декабре вместо шапок фуражки. По крайней мере, так рассказывал этот капитан, в заснеженное Нахабино, в минус двадцать прибывший, однако, в шапке.
Пассажирский поезд тащился сквозь зиму медленно, останавливался, как говорил капитан, у каждого столба, и это значило, что Серёгин имел время перечитывать письмо и думать. В ровных фиолетовых строках, выведенных аккуратным, бесстрастным женским почерком, содержалось нечто такое, против чего он решительно восставал.
Коснитесь карандашика: он живой! Олег Чувакин выправит, обработает, допишет ваши рассказы, сказки, повести, романы; робкие наброски превратит в совершенный текст. 29 лет практики (с 1994). Олег разберёт ваши ошибки, промахи и недочёты, даст полезные советы и научит им следовать. Поднять слабый черновик до подлинно литературного уровня? Будет сделано!
Таня признавалась, что его не любит и никогда не любила. Двойное отречение от любви, в настоящем времени и прошедшем, представлялось Васе немыслимым. Письменная Танина речь привычно «жужжала», была пересыпана знакомыми «ужами», будто ничего и не случилось.
Васечка, я тебя не люблю. И никогда не любила. Прости, так уж вышло, так уж сложилось. Уж ты-то должен понять. Ты всегда был понятливым. Надеюсь, таким и остался. Потому и не боюсь тебе писать, не думаю, что ты с собой что-то сделаешь. Ты, наверное, и плакать не будешь. И не надо. И правильно. Не думаю, что и ты меня любишь. Это же логично: любви-то нет.
А ещё я скоро замуж выйду. Так уж в жизни получается, что девушки замуж выходят. Это тоже правильно. Я думаю, у моего мужа, вернее, жениха, есть будущее. Потому и выхожу. Впрочем, ты же понимаешь.
Любви нет! Физиология есть, биология тоже, инстинкты разные есть, а любви — нет. Я поняла это, когда тебя забрали в армию, когда ты укатил на поезде. Вернее, не поняла, а окончательно убедилась. Я и раньше это знала. По крайней мере, подозревала. А тут убедилась окончательно и бесповоротно: нет её! Ты уехал, я составу ручкой помахала, и с плеч точно гора свалилась. Больно уж тяжело это — играть в любовь! Лучше уж без любви. Свободнее дышится. Если уж выходить замуж, так по делу. Без сантиментов и разлук, зато с думкой о будущем. А разлуки, романтика, стихи — духовный паёк для фантазёров. Романтические книжки придуманы тоже фантазёрами. Ты же будущий инженер, Васечка. Так сказать, представитель точных наук. Не лирик, не фантазёр, а человек разумный. И понимаешь, что ждать тебя два года ни одна девушка не станет. Отдать два года жизни за фантазию? Да ты сам через два года без фотографии не вспомнишь, как я выгляжу!
Даже странно, что я только сейчас тебе это рассказала, а не в первый же день разлуки. Привязалось же слово: разлука! Поэтическое тоже. Унылое, как декабрь. Вот ты уехал почти полгода назад, а я не горе разлуки ощутила, а счастье свободы. Набрала полную грудь воздуха — и выдохнула. И опять вдохнула и выдохнула. И мне так похорошело, просто расчудесно стало! И небо в тот июньский день было такое голубое-голубое — чистый цвет свободы, Васечка!
Выходит, я тебе ложную надежду дала. Ну что тут поделаешь! Я даже раскаиваюсь. Пять с лишним месяцев ты жил с надеждой, смотрел на мою фотографию, засыпал с моим именем, думал что-то там обо мне и, конечно, письма писал. Не очень много писем. Ты всегда говорил, что писать не мастер, что слова с трудом подбираешь. Это не имеет значения, Васечка. Мой жених пишет словно лауреат Ленинской премии, а говорит будто Цицерон. Ему, кстати, двадцать шесть лет. Умеет убедить оппонента в громком споре, умеет и на ушко возлюбленной пошептать, но ещё больше умеет за ушко покусать, да так, что до самых глубин пронимает.
Возлюбленная — это я с иронией, ты же понимаешь.
Книжные слова есть, а любви нет. Зато есть жизнь. И ты, Васечка, живи полной жизнью, а не думай о том, чего нет, чего не существует, что поэты назло людям выдумали. Такой даю тебе совет. Уж кому, как не тебе, меня понять. Ты же не фантазёр.
Слушай, ты же в Литву отправляешься служить. Вот и пристройся там где-нибудь, заведи потихоньку полезные знакомства. Там, говорят, жить хорошо. Талонов на масло и водку нет. Дефицита не чувствуется, даже колбаса свободно в гастрономах продаётся…
В купе вернулся капитан-покупатель, принёс запах холода, табака, мазута и железа. Вернулся один. Плацкартные места напротив купе по-прежнему пустовали. Вася решился.
— Разрешите вопрос, товарищ капитан! — выпалил он, пряча письмо в карман. — Есть любовь на свете, или её нет? Выдумали её люди, фантазия она книжная, или она правда?
Капитан поскрёб узкую щёточку усов.
— С девчонкой поругался?
— Товарищ капитан, пожалуйста, ответьте на вопрос. Мне очень нужно. Есть любовь, или её нет?
— Это же совсем простой вопрос, Серёгин. Только он не теоретический, а практический. Если под правильным углом его рассмотреть, то окажется, что проще ничего нет.
— Как так? Есть люди, мои ровесники, лет восемнадцати, девятнадцати… И они заявляют: любви, мол, нет, поэзия она и вымысел… А вот я… Вот я… — Тут Вася замолчал, не зная, как продолжить, и стесняясь продолжить.
— Я понял тебя, младший сержант. И повторяю: тут всё просто. Любовь отрицают те, кто её не испытал. Можно сколько угодно рассуждать о любви, отрицать любовь, не верить в любовь, презирать её, высмеивать, объявлять глупыми соплями и наивными слезами, поэтическим вздором или попросту сводить любовь к койке, удовольствию и продолжению рода. Но вот какая штука, Серёгин: стоит человеку полюбить, как все отрицающие теории рассыпаются в труху.
— Опишите любовь, товарищ капитан. Вы любили…
— Любили! Ишь ты: в прошедшем времени! У меня на лице, что ли, написано? В яблочко ведь попал. Было такое, было. Я любил, а она меня не любила. У тебя сейчас примерно это же случилось: вижу я, как ты с письмом таскаешься… Не переживай, почти все парни, пока служат, без пары на гражданке остаются. Два, а то три года прождёт только святая, а таких нынче не делают. Оттого молодёжь и в любви разуверилась. Это в восемнадцать-то лет! Какое будущее построят нам молодые пессимисты и циники? Будущее без любви? Что же за поколения вырастут, рождённые без любви?
Я не писатель, чтобы описывать любовь, но рискну. Любовь, Серёгин, это сумасшествие. Психоз души! Вечный май и буйство цветов. Ты — эпицентр сердечной бури, которая, как тебе кажется, сотрясает всю планету. Любовь — это когда в твоих поступках нет ни логики, ни расчёта, ни плана, когда ведёт тебя одна-единственная мысль: о ней, о любимой. Не думается о друзьях, ученье, кино, деньгах, об увлеченьях; все устремленья подчинены ей, королеве твоего сердца; она может приказывать, может диктовать, а ты слепо, будто африканский зомби, исполняешь любой её приказ, любую прихоть. Твоя воля — её воля. Без любимой, какою бы она ни была, мира не существует; без неё царствует вокруг чистая, стерильная пустота. Мир создал не бог, мир создал не Большой взрыв, мир создала она, твоя женщина. До неё мира не было.
— Не писатель?.. — пробормотал Серёгин.
— Ежели ты с создательницей мира поссорился, требуется одно: скорее помириться, — продолжал капитан. — Отныне ты раб, и новый свой статус принимаешь со счастливым трепетом. С этих пор тебе не нужны свобода и независимость; ты становишься апологетом мужской покорности и ползанья на коленях. Мечтаешь стать подкаблучником и целовать туфли — только б она не покидала тебя! Короче говоря, ты готов на всё, на самые тяжкие жертвы ради той, которой добиваешься.
Лекция, которую я тебе прочитал, Серёгин, состоит из сплошных банальностей и трюизмов. До меня это говорили тысячи раз. Однако столь частое повторение как раз подтверждает: тут кроется истина. Та, которую ты ищешь.
Когда твоя королева уходит от тебя, Серёгин, когда бросает в лицо: «Я тебя не люблю», тебе кажется, что мир распадается на куски. Это неправда. Субъективное ощущение! Мир остаётся. Мы переживаем трагедию, но любим снова, любим другую женщину, любим, быть может, крепче и дольше. Мы живём не восемнадцать лет, Серёгин. Правда, первая любовь не забывается. Я где-то читал, что беспамятные старики перед смертью непременно вспоминают свою первую любовь.
Подытожим, младший сержант. Кто не испытал любви, тот не вправе о ней судить. Философскому теоретизированию здесь не место. Недаром есть философия логики, философия истории, а философии любви нет. Любовь не систематизируешь, в институтский учебник не загонишь!
Ты много переживёшь, Серёгин, много повидаешь на своём пути. Ты непременно полюбишь снова. Кто задаёт вопросы о любви, тот любви и ждёт! Никогда, товарищ младший сержант, не соглашайся с теоретиками, которые лет в восемнадцать с мрачными ухмылками Шопенгауэра отрицают самое главное, что чувствует человек и что неподвластно науке. Весь цинизм такого теоретика, всю его стройную теорию одним ударом уничтожит любовь, которая когда-нибудь обрушится на его голову. И тотчас теоретиков на планете станет меньше, а практиков больше.
И последнее, Серёгин. Самым большим страданием для теоретика становится любовь безответная. Бывший теоретик полюбил, но его не полюбили. Двойной удар: тот, кто отрицал любовь, теперь любит; испытывая любовь, он одновременно ощущает боль безответности. Нокаут! Такое потрясение бывшему теоретику куда труднее пережить, чем перенести неразделённую любовь человеку, в любовь верящему.
Капитан замолчал. В купе вошли Петров и Кульмагамбетов, сослуживцы Серёгина по учебке. Серёгин и не заметил, что двое других сослуживцев, Шумилин и Айрапетян, внимают капитану с нижней полки, расположенной через коридор. Шумилин слушал с кругло открытым ртом; уши его смешно, розово, по-детски просвечивали на солнышке, вдруг заглянувшем в окно.
Серёгин повернулся к своему окну и стал смотреть на пробегавшую вдоль путей лесополосу: голые берёзы, осины, снова берёзы, а вдоль них тянутся, то опускаясь, то подымаясь, чёрные нити проводов.
«Ты, наверное, и плакать не будешь», — мысленно повторил Вася строчку из Таниного письма. «Ишь ты», — подумал он капитанскими словами, чувствуя, как по правой щеке катится слеза.
© Олег Чувакин, 2-6 мая 2018
Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.
Номинант международного конкурса В. П. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).
Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).
Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).
Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).
Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).
По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.
Олег Чувакин. Прозаик. Редактор. Литературный обработчик. Вдохновитель
Садишься за письменный стол с намерением сочинять? Намерение похвальное! Писать книги — верная дорога к богатству и славе.
Не можешь заставить себя писать каждый день? Литературная совесть ест тебя поедом? Не огорчайся! Знай: есть пять способов решить мучительный вопрос.
Творческий метод писателя. От Чехова до Вудхауза, от Сименона до Саймака. Расскажите и вы о своём подходе!
Экономика рассказа. Как продать рассказ и кому? Сколько за это заплатят? Выгодно ли производить литературу?
Как узнать, имеет ли человек писательский талант? Есть ли точный ответ на этот вопрос? Да, есть.
Писать книги. Легко ли это? Сел за стол, открыл ноутбук, набарабанил сколько-то тысяч знаков — рассказ готов, опубликовать его! Так можно? Нет. Но все думают, что можно.
Как создать увлекательный сюжет? Как вывести книжного героя, которого непременно полюбит публика? Как написать захватывающую историю и искупаться в лучах славы?
Единственная причина, по которой тебе следует написать роман, — необходимость сказать что-то людям. Ты должен это сказать. Ты садишься за стол и пишешь.
Как становятся писателями? Никак. Ими рождаются. У вас нет ни слуха, ни гибкости пальцев? Оставьте в покое скрипку. Нет тяги к литературе и отсутствует «ген грамотности»? Сожгите свою писанину.
Полезные советы начинающим писателям. Как приучить себя к систематическому литературному труду и добиться красоты слога. Как перестать мучиться и начать творить.
Научиться писать свои истории несложно. Усаживаетесь в кресло, заносите пальчики над клавиатурой… Уже слышали такие советы? Над вами подшутили! Есть правила, без которых историю не написать.
Неверно заданный темп повествования приведёт к ямам в композиции, ломаному ритму и в итоге к полному авторскому провалу. Литературное произведение не состоится.
18 ответов
Прочла — и день начался отлично) Изящная вариация на вечную тему — вопроса и ответа на вопрос «Что такое любовь». Как всегда, безукоризненный язык. А еще ваш рассказ, Олег, можно считать эпиграфом — и гимном — конкурса историй любви.
Спасибо, Инна. Конкурс меня и вдохновил. 1,5 часа — и текст готов. И ещё 3 часа ушло на шлифовку. Правил по чуть-чуть несколько дней. Тут слово, там строчка, здесь знак препинания…
Замечательный рассказ. Спасибо!
Благодарю вас, Ирина!
Шикарная пощёчина юным «циникам от невежества», любящим рассуждать о том, чего ещё не нюхали. Большое спасибо за этот рассказ.
Будем любить и будем любимы, дорогая Мария!
Файно!
Спасибо!
И чем позднее полюбишь, тем больнее будет оглянуться…
Выпьем же за тех, кто жил в любви и без теорий!
С удовольствием!
Как чётко прописаны характеры! Никаких рассусоливаний и размусоливаний. Каждое слово — в «яблочко»! Читаешь, и отчетливо представляется и юный мальчишка-солдат с растерянным взглядом, испытавший первое разочарование в любви, и умный и, наверное, очень суровый капитан, вдруг вспомнивший свою боль молодости и теперь проявивший сочувствие к парню, и тщетно пытающаяся оправдать свою неверность девушка Таня, и даже глуповатый Шумилин явственно стоит перед взором…
Здорово!!! Спасибо, Олег!
Благодарю вас, Татьяна. Вижу, ваше путешествие по сайту продолжается. Это замечательно. А я тем временем закончил ещё один рассказ о любви и начал следующий.
Олег, я так рада, что познакомилась с Вашими произведениями! Читаю с жадностью и, кажется, не могу насытиться. С нетерпением буду ждать нового рассказа!!! Я даже в «одноклассники» уже неделю не захожу из-за Вас!)) Некогда. Мне надо весь Ваш сайт пересмотреть и перечитать. А почему бы Вам не сделать аудиозаписи Ваших произведений? Некоторые и я могла бы прочесть. Я очень хорошо читаю.
Аудиозаписи рассказов на сайте есть. Читаю я. Ссылка на рубрику. Что до чтения моих текстов вами, то я пока не знаю, что сказать. Тут ведь условия нужны: кой-какое оборудование, помещение, тишина, умение обрабатывать файлы и прочее. Кроме того, я весьма придирчив. Я купил как-то несколько аудиокниг в магазине. Среди них — десять рассказов Моэма. Читают актёры. Боже, как они коверкают ударения! С тех пор такие диски я не покупаю; они мне и даром не нужны. Я не хочу сказать, Татьяна, что вы не умеете ставить ударения, но я и вправду ужасно придирчив. Вы можете прислать мне на почту ссылку на какой-нибудь ваш аудиообразец. Я бы послушал.
Отправила Вам на почту целый видеоролик. Только не тяните с ответом. А то ведь я волнуюсь, придирчивый Вы наш!)) Там и «сопроводительное письмо»))
Спасибо, Татьяна. Я посмотрел и послушал. Читаете вы чудесно. Отправил вам письмо.
А хорошо закончился рассказ! И в этом его самое большое достоинство!
Благодарю за знакомство с вашим творчеством, с вашим сайтом и новыми авторами!
Всем: большой — большой удачи!