Глаза в глаза

Текст участвует в конкурсе «Счастливая душа».

Об авторе: Рина Гес.

---

Хорошо плавается, когда тихий крупный дождь в безветрие. Не в бурный и сильный, который лучше только слушать из-под зонта, впитывая переливчатые звуки и стараясь не думать, что они значат. Плавать хорошо именно в такой дождь, когда капля успевает показать тебе саму себя, свой полет, и оттолкнуться от воды настолько медленно, что это видно, и указать на ямку, образовавшуюся на полотне воды там, где соприкоснулось большое и малое. После падения надувается на воде пузырь от соприкосновения с каплей. И эти пузыри плывут, плывут вместе с течением реки, долго-долго держась на поверхности, словно, как и люди, собрались получить удовольствие от своей невесомости, от свободы и активного безделья.

— А пузыри, они просто так или зачем-нибудь? Ведь просто так ничего на свете не бывает. Бывает только то, что мы понимаем, тогда говорится, что это для чего-то, или то, чего не понимаем, тогда говорится, что оно просто так.

— Верно. То, чего не понимаем, то считаем пустячным, «простотаковым», или боимся его. Неизвестно, что хуже. Страх, по крайней мере, не разрешает нам уничтожать то, чего мы боимся, а вот то, что считается пустяками, летит вверх тормашками в мусор, отдается в игрушки детям или… Ничего хорошего не случается с пустяками. А иногда они оказываются самыми главными.

— Ну, это то же самое, только сказано длиннее, а вот пузыри на воде?

— Это от поверхностного натяжения воды и угла соприкосновения с ней капель. Еще тут размер капель роль играет, атмосферное давление Ну, как бы это попроще, попонятнее объяснить…

— Ты отвечаешь не на тот вопрос. За это маленьким всегда снижают оценки в школе. Как они получаются — не то, не о том, мы об этом говорили уже, и я помню, в общих чертах. Вопрос был: зачем они, а это совсем другой вопрос.

— В точности я не знаю, зачем, я могу только подумать немного и рассказать, что надумалось.

— Идет!

— Мне кажется, что это такие специальные телескопы, оптические приборы, чтобы вода изнутри себя, не искажая существование свое, могла видеть воздух, его обитателей, его тайны и красоту. Ну или такие специально приспособленные живые глаза воды, которые могут открыться только в определенных условиях.

— Ого! Разве воде нужно такое? Она же и так под небом катится, все видит, все впитывает. Даже на некоторое время становится тем, что углядела: отражения-то никто не отменял. Смотри себе, ощущай и радуйся, вряд ли рыбы этому мешают и даже лодки, баржи, люди. Только деревья могут обзор заслонять, но за ними тоже наблюдать интересно, они движутся, пропускают солнце, разноцветят по осени, и все в таком духе. Еще кувшинки мешать могут, когда ковром покрывают воду, так ведь они только в разгар лета буйствуют и по берегам, основная вода всегда чиста и готова отражать. Зачем же придумывать какие-то глаза, тем более телескопы? Не сходится!

— Астрономы в телескоп смотрят, так ведь? Биологи и химики смотрят в микроскопы, правда? Разве это от того, что они не могут посмотреть на звездное небо просто глазами? Или они не видят организмы и вещество целиком? Ответь.

— С этим все просто: надо не целое увидеть, а части рассмотреть, чтобы понять, как это устроено. Это ученым нужно для открытий, разгадывания загадок, ну и инженерам разным, чтобы природе подражать. Помнишь, мы говорили о том, сколько всяких механизмов и просто полезностей было подсмотрено таким вот способом через увеличение?

— Вот видишь, ты все помнишь, а значит, проще простого ответить на твои «зачем». Все такие приборы из линз и зеркал состоят, так? Помнишь, что самая простая линза — вода, налитая в прозрачную емкость? А тут «наоборотная» линза: воздух между двух пленочек воды. К тому же пленочки-то — сама вода и есть, так что ничего выдумывать и приспосабливать не надо, почему и кажется, что все-таки это могут быть глаза специальные и живые, а не приборы. Рассматривай — не хочу. Одна часть — ты сам, другая — то, что рассматриваешь: можно не только глядеть, но и чувствовать, а это уже гораздо интереснее и полезнее, как мне кажется. Поэтому вода и мудрее нас, и добрее. Видит, чувствует, и только, не использует, ни к чему не приспосабливает то, что узнала, ничего не изобретает.

— Тогда к чему ей это? Столько усилий, а пользы — пшик.

— Ты только полезное видишь? И делаешь тоже? Тогда зачем рисовать, мыльные пузыри пускать, в лесу бродить, на луну глядеть, музыку слушать?

А потом… Я лично не знаю, о чем думает вода, что ей действительно надо, что ей развлечение, удовольствие. Жуть как интересно! Вот если ей в пузыри-глаза посмотреть, можно это увидеть, как думаешь? Пробовать будем?

— Боязно, вдруг растворимся без остатка, как сахар в стакане с чаем! Вон ее сколько, воды в реке, а мы маленькие, не на столько, на сколько в сравнении с небом, особенно звездным, но все равно маленькие, как муравей перед горой.

С другой стороны, о чем вода думает — это вздор какой-то! Вода тебе что, живая, мыслящая? Вздор выходит. Молекулы, среда обитания, средство утолить жажду — вот и все.

— Ты из чего-то другого состоишь? А ведь думаешь же! И глупости мелешь, и интерес к жизни имеешь, и целым себя считаешь и чувствуешь. Разве вода хуже?! Думать, что другие хуже себя, — вовсе недостойно, да и непродуктивно, если правду сказать. Вот решишь, что оно тебя хуже, а оно обидится и давай доказывать что-нибудь тебе — кавардак настанет.

— Ох! Тогда мы сейчас что по живому организму лазаем, как микробы по нам? Ну и гадость же!

— Что тебя так расстроило? Мы ж без микробов, бактерий и прочего такого жить не можем, они — наша часть. Ученые говорят, что если бы микробов и вирусов не было, то мы бы и не стали такими, какие есть, не мутировали бы, не изменялись. Так что же плохого в том, чтобы для воды быть чем-то похожим?

— От них болезни, температура и бред, и вообще — болеть мерзко. Не хочется что-то быть причиной болезни, и для воды тоже.

— Ну уж сразу болезни. Может, мы — бактерии, которые помогают ей переварить увиденное и услышанное, может, она питается так. А может, еще какая часть ее жизнедеятельности: вода — не объект исследования биологии, а потому мы не в курсе того, как все у нее устроено, чем она питается, какими гормонами регулируется.

Еще вспомни, какие цветы виделись тебе во время последней болезни, как взахлеб о них рассказывалось, как нарисовать их пытались. Значит, и в этом есть что-то нужное, интересное и красивое.

— Так мы вообще невесть до чего договоримся! Мне уже страшно становится, и голова распухает.

— Мы просто замерзли, переплавали. Глаза водяные тоже исчезли, дождь кончился. Давай-ка домой! Полотенцем сухим из пакета вытираться, и айда чай пить, чтобы не простудиться. А то, может, это и нужно, но планы наши завтрашние прахом пустит, что обидно. Соглашаешься?

— Конечно! Давай наперегонки?

А все же обидно, что в глаза не посмотрели реке.

— Тебе же страшно было.

— Но любопытно.

— Может, в следующий раз.

— Другой раз — небывальщина! Он никогда не настает, да и тайны перестают приходить к тому, кто все откладывает на потом, кто их, в сущности, боится. Да и забудется — жаль.

— Если забудется, то, значит, не надо. А мы постараемся не забыть. Между водой и водой глядеть в глаза, наполненные воздухом, — интересно же. Так что помни.

© Рина Гес