Текст прислан на конкурс «Художественное слово» 20.04.2017 г. в ноль часов ноль минут.
Об авторе. Юлия Рыхлевская. «25 лет, живу в городе Киеве. Псевдо-переводчик, застенчивый журналист и писатель в душе. У меня есть кот по кличке Хрюша. И двое друзей, без которых не состоялся бы этот рассказ. За что им огромное спасибо».
Примечание организатора. Автор на 37% превысил максимальный объём текста, заданный правилами (10.000 знаков с пробелами). Однако рассказ на конкурс принят. Смотрите примечание здесь.
Трам-та-ра-рита
Идет по рельсам он всегда
И держится за провода.
И всякий раз звонок дает,
Что отправляется вперед.
И. Ищук
Всякое дурное настроение, кто бы что ни говорил, улетучивалось по дороге домой. Только бы успеть вовремя! Собранные в высокий хвост волосы приплясывали в такт каждому шагу. «Стой, стой, стой…» — от отчаянной попытки успеть на трамвай, она не обращала внимания ни на духоту, ни на стекавшую по виску назойливую струйку пота, ни на лямку рюкзака, болезненно впивавшуюся в плечо. Еще пару шагов и… Трамвай шумно захлопнул двери и покатил по рельсам прочь, деловито загрохотал колесами. Да-а-а уж, всякое дурное настроение!
Девочка замедлила бег и, наконец, остановилась, тяжело дыша. От досады крутнулась на одной ноге и пнула разношенной туфлей булыжник. Вот тебе! Теперь четырнадцатый ждать не меньше десяти минут. Вечность! Она вытерла рукавом пиджака лоб и машинально побрела к ларьку. Затем вспомнила, что потратила все деньги в столовой и раздраженно повернула обратно, к остановке. Облизнула губы. Зачем только бежала? Девчушка стащила с себя пиджак, обернула его вокруг талии и завязала рукава. Целых. Десять. Минут.
Она пнула по дороге еще один камешек, тот полетел, звякнув о рельсы, и отскочил к туфлям. Задержала на нем взгляд и улыбнулась пришедшей в голову мысли, затем воровато огляделась по сторонам: почти никого. Только тощий нервный дядька уткнулся в свои бумаги, торчащие из повидавшей виды папки. Он то расхаживал по остановке из стороны в сторону, то потирал щеку, словно прочитал что-то нелепое и зазорное. «Нет, этот не заметит.» Она наклонилась, подняла с земли булыжник и быстро положила его на рельсу. Луч солнца отразился от поверхности стальной балки, словно подмигнул: игра началась. Девочка вытерла ладонь от налипшего песка о юбку и поспешно отошла в сторону, затем вновь обернулась. Тощий дядька по-прежнему изучал свои бумаги, нахмурившись и не обращая на нее никакого внимания. «Взрослый!» — пренебрежительно хмыкнула она про себя, запрокинула голову вверх и сощурилась. До-о-олго, так до-о-олго-о ждать. Она уже почти начала представлять себя сонной мухой, греющей лапки на солнце, когда вдалеке зазвенел трамвай:
— Тр-р-р-р-а-ам! — красно-желтый, с облезшей по бокам краской и согнутой электрической дугой, он шел вперед, не зная преград. Во рту появился горьковатый привкус. Грохот от колес приближался, а девчонка не сводила глаз с беспечно поблескивающего на солнце камешка. «Может, убрать?» Трамвайная тень еще не подобралась к нему. Она прикусила губу. «А вдруг перевернется?» Представила, как яростно заскрежещут о стальную поверхность колеса, как неуклюже покачнется вагон и рухнет на асфальт, вспоров его железным боком… «Как падают трамваи? Наискось или прямо?» Все станут паниковать, разбитое стекло посыплется на темный асфальт прозрачной солью… У нее перехватило дух. Чье-то немое любопытство обожгло затылок, но еще раз обернуться оказалось страшно. Взгляд взрослого — расстрел в упор. Уж лучше просто вглядываться в номерок на лобовом стекле и ждать. «Перевернется? Не перевернется? Ой-ой…»
Провода над головой загудели от напряжения. Железная гусеница уверенно понеслась вперед, и тень накрыла рельсы. «Не буду, не буду больше! И на трамвае ездить не буду! Честное слово, только бы…» Рогатый невозмутимо проехался по камню, словно по кусочку масла, затормозил у остановки и заурчал. Двери открылись с лязгом, по ступенькам застучали каблуки и заскрипели подошвы туфель. Никто не приметил, как покачивался вагон. Девочка сглотнула, приблизилась к колесу и застыла, не поверив своей удаче. «Распилил камешек на мелкую крошку…обалдеть!» Она не решалась войти. Двери подождали и возмущенно захлопнулись у нее перед носом. Колеса тронулись с места с громким стуком и шипением, напоминая своим тактом: правила-есть-правила-правила-есть-правила-правила-есть-правила. «Обещала!» — блеснули рельсы, уводя трамвай вперед. Она завороженно глядела вслед удаляющемуся номерку на стекле, затем повернула голову в сторону остановки. Дядьки и след простыл.
* * * *
— Не то, нет, не то… — проворчал он себе под нос и тяжело вздохнул. Пару раз метнул нервный взгляд в сторону прохожих, сливавшихся на расстоянии в привычное мутное пятно, и сгорбился. Холод пробирался сквозь прохудившуюся подкладку куртки и свирепо кусался под шерстяным свитером. Но Перов продолжал стоять на месте, не отрываясь от чтения. В носу защипало. Ожидание сегодня затянулось дольше прежнего. Все приезжавшие трамваи были решительно не теми. И вот, когда он уже не чувствовал ног от холода, над ухом прозвенела знакомая трамвайная трель. Двери шумно лязгнули, ударившись о балки, и Перов расплылся в улыбке. Из теплого салона нехотя, все как один, выбирались пассажиры, будто не по своей воле. Последней оказалась пожилая дама с тростью, и Перов радостно подал ей руку. Но она лишь сердито и строго взглянула на него, покидая вагон. Может быть, ему следовало задаться вопросом, отчего она на него разозлилась? Однако, ботинок уже резво ступил на подножку, и второй тут же последовал его примеру.
Салон встретил обыкновенным теплом и уютом, и Перов приободрился: расправил плечи, будто почувствовал свободу, и плюхнулся на желтое изогнутое сидение. Трамвай тронулся по рельсам вперед. Он достал из папки еще один лист и внимательно его изучил. От середины лба до переносицы пролегла заметная морщина. Растерянно потер щеку и снял с головы шапку.
— И как же это…чтобы вот так…а что, если… — вслух заговорил он сам с собой. Посидел в тишине пару минут, вжикнул молнией на куртке, стянул шарф и бросил его на соседнее сидение.
— Знаете, что я думаю, Перов? — ворвался в его напряженные мысли насмешливый женский голос.
Он резко вскинул голову и часто заморгал, как будто вовсе не ожидал ничего такого услышать. В дальнем конце вагона поднялась размытая рука и помахала ему.
— Опять вы, — раздраженно заметил он и подвинул к себе папку, будто боялся, что ее отберут. Лист бумаги в руке чуть подрагивал. Размытая женская фигура, пошатываясь и придерживаясь за поручни, двинулась по проходу. Она присела сзади, и видение обрело резкость: невысокая, изящная, с очень даже милыми чертами лица, искаженными, однако, глумливой улыбкой. Темные волосы, остриженные под замысловатое каре. Перов нахмурился. Разве бывает каре замысловатым? Ну как же…как же это правильнее сказать? Беда с этими описаниями. Прямо-таки беда…и что глаза у нее светло-карие упомянуть совершенно забыл.
— Так вот, знаете, что я думаю?
Он пожал плечами, пытаясь сосредоточить взгляд на исписанном мелкими каракулями листе бумаги.
— Вам надо дописать уже и, наконец, издаться! Не то так и будете ездить на трамвае.
Он взглянул на нее как на сумасшедшую.
— Ну вот о чем таком вы так долго пишете, — она придвинулась ближе, уцепившись тонкими пальцами в медный поручень на сидении, — расскажите.
— А может, еще и сериал ваш любимый обсудим?
— Ну как хотите, — обиженно повела плечом девушка и отвернулась к окну, — станет теплее, выйду и дальше по рельсам пойду! Хам.
Впрочем, помолчала она недолго и сразу же принялась за своё: болтать о пошиве занавесок, о приготовлении бризоль, о том, что лампочки в салоне следует хоть иногда протирать от пыли и окна мыть. Он раздраженно цокнул языком. И к чему только остановился трамвай пару месяцев назад? Шла бы себе дальше по рельсам и мерзла, эта проклятая, сующая всюду свой нос, Рита.
Вагон плыл вперед, считая остановки. Язык у нее всё никак не заплетался от количества выдаваемых в минуту слов, и от этого Перову было досадно.
— Хорошо, ладно! О девочке.
— А…? — она запнулась, будто кто-то подставил ей красноречивую подножку.
— Я говорю, о девочке пишу. Такой…которая ничего не боится.
— Ну, не бывает так, — тут же категорично заявила Рита и покачала головой. — Все чего-нибудь, да боятся, — она поскребла ногтем иней на стекле, — не вижу, моя остановка или не моя?
Быстро она утолила свой интерес… Перов промолчал, лишь нетерпеливо постучал пальцем по раме. За окном проплывали густые кучевые облака словно ряды круглых белоснежных башенок; вагон взмывал всё выше и выше. Самое время писать!
Мотор урчал, трамвай постепенно замедлял ход; Рита поднялась с места и приблизилась к дверям:
— Хотите честно? Дурня, а не идея. Она уверенно шагнула в гряду плотных облаков, зависших в небе, и даже не вскрикнула.
* * * *
С приходом тепла, маршрут Риты, видимо, изменился, и времени у Перова появилось предостаточно. Это к лучшему. Она пренебрегала всеми правилами приличия, а голос…её голос мог довести до нервного истощения. Только почему-то за окном все чаще мелькали привычные пейзажи, глазу не за что было зацепиться. Мутное пятно, в которое сливались все дома, убаюкивало, и он начинал клевать носом. Иногда, напротив, короткие пантомимы случайных прохожих за окном привлекали внимание больше, чем собственные строки. Времени стало больше. Стало ли? Порою стук колес и дребезжащие стекла раздражали, и Перов принимался искать источник самого назойливого шума, как будто его возможно было устранить.
Шел дождь, барабанил по стеклам и неровными струйками смывал с них придорожную пыль.
— Тра-а-а-а-м! — разбудила неожиданная трель, и Перов отлепил щеку от стекла. Трамвай не шел, а полз медленной гусеницей, как будто что-то впереди мешало. Он присмотрелся, но ничего не сумел разглядеть. Двери механически лязгнули, и ноги сами ринулись по проходу. Он с опаской выглянул наружу: Рита, проклятая Рита вышагивала по рельсам в прозрачном дождевике. И слова выглядели бы о ней так же непечатно, как если бы она разгуливала в неглиже.
— Уважаемая! — заорал Перов. — Не сошли бы вы с рельс?
А та, знай, шла себе дальше, даже не вздрогнув.
— Эй!
— Тра-а-а-ам!
— А? — она обернулась и вытащила наушник, слегка прищурилась, оценивая идущую за ней трамвайную процессию и засмеялась. —До Подола не подвезете?
* * * *
— Там…там…облака натуральные! — вскричала Рита, обеими руками уцепившись за ближайший поручень. Её отросшие темные волосы развевались на ветру, словно флаг капитулировавшей страны; а страх начисто стер с лица привычную вульгарную насмешку.
Вот только теперь, пожалуй, она и была очаровательна. Перов глядел на неё одновременно с недоверием и восторгом маленького ребенка.
— Вы в самом деле их видите?
— Так не слепая ведь! Где…где рельсы, где остановки, где вообще хоть что-нибудь?
— Хотите почитать? — только и смог он выдавить из себя, зашелестев в воздухе испещренными правкой листами.
— Псих…вы формальный псих, — покачала головой Рита.
— Мне кажется, вы теперь тоже, — замечание это далось Перову не без труда, зато помогло ей прийти в себя. Она взбеленилась и решительно разжала сначала одну ладонь, потом вторую и, чуть помедлив, повернулась к распахнутым дверям спиной.
— Ну, давайте сюда свою макулатуру.
Рита читала так медленно, что нервы уже были на пределе. Он шуршал карандашом и тщетно вносил правки. В папке осталось пару листов, лишь затем, чтобы заставить его завтра начать перечеркивать всё сначала.
— Обалдеть, — отозвалась она, и карандаш замер; Перов не решался взглянуть на нее, — никогда в жизни еще не читала такой дурни.
Он нахмурился, судорожно сглотнул и уставился на нее в недоумении, не веря своим ушам.
— Ваша девочка, которая ничего не боится, хоть раз…делала что-то эдакое? Не дрейфила, скажем…глядя на камешек под колесами, подложенный из чистого любопытства и шалости? Что расшатается, упадет вагон, да так, что всех в лепешку?
— Не понимаю.
Рита откинула со лба прядь волос и посмотрела на Перова в упор:
— Пусть она у вас и дальше пляшет по облакам. Неживая, неправдоподобная.
— Дайте сюда! — разозлился он и грубо вырвал из её рук листы. Сколько времени он потратил на них…
— Почему вы так пишете о ней, ведь ей чужды человеческие чувства!
— Не чужды! Замолчите. Не чужды! — у него задрожали руки от гнева.
— Вспомните свои страхи, разве у вас их нет? А эти описания…они ужасно…ужасно…
— Нет. Это вам — чужды чувства и понимание! Только и умеете по рельсам шляться, как дура!
Она вскочила с места, непроизвольно сжав руки в кулаки. Щеки у нее вспыхнули. Облака за окном стремительно сворачивались точно пенка на закипевшем молоке, разделялись и выстраивались в правильные прямоугольные линии домов и магазинов.
Он яростно складывал листы в одну стопку. Запихивал их как попало. Сердито сопел и не решался смотреть ей в глаза. Погорячился, но что уж теперь? Рита, растрепанная и злая, уже не видела за окном ничего, кроме привычного близорукого мира. Она бросилась к дверям, как ужаленная. Но на выходе задержалась, сжав поручень:
— А вы рискните, Перов, рискните поднять свою задницу и издать эту книгу. Трамваи прямиком в нужные издательства не ходят, правда? — и выпорхнула из салона прочь. В этом была вся её манера разговаривать. И он не нашелся, что ответить. Проклятая Рита угодила аккурат в болевую точку.
* * * *
Осенний дождь отчаянно косил по стеклу мелкими иголками, и убивал всякое желание выходить на прогулку. Перов отложил карандаш, прошелся взглядом по последнему листу с текстом и сложил всё в папку. Ну вот… Трамвай заурчал и остановился, двери непривычно тихо лязгнули и замерли. Перов перевязал папку растянутой резинкой покрепче и уставился немигающим взглядом в окно. Такое неподходящее время…Прохладно и сыро. Он поежился и недовольно скривил лицо. Посидел какое-то время в салоне, пока ряды тусклых ламп не погасли окончательно. Трамвай стоял пустой и темный. Перов накинул на голову капюшон, спрятал папку под куртку и застегнулся. Всё. Пора выходить.
Он ступил ботинком в лужу и выругался. Потоптался на месте, решаясь, в какую сторону идти. Ведь когда долгое время идешь прямо, не сворачивая, теряешь сноровку менять направление. Если бы по рельсам сейчас шла Рита, проклятая Рита…он бы догнал её и предложил бы пойти с ним через во-о-он ту дорогу наискосок. И она бы согласилась. Непременно согласилась.
Перов осторожно сделал шаг, словно боялся упасть. Это оказалось страшновато. На светофоре замигал зеленый человечек.
© Юлия Рыхлевская, 2017
Кто же, кто же эти 10 читателей, поставивших оценки?) Хотелось бы пообщаться))