Текст прислан на конкурс «Художественное слово» 20.04.2017 г. в ноль часов ноль минут.
Об авторе. Юлия Рыхлевская. «25 лет, живу в городе Киеве. Псевдо-переводчик, застенчивый журналист и писатель в душе. У меня есть кот по кличке Хрюша. И двое друзей, без которых не состоялся бы этот рассказ. За что им огромное спасибо».
Примечание организатора. Автор на 37% превысил максимальный объём текста, заданный правилами (10.000 знаков с пробелами). Однако рассказ на конкурс принят. Смотрите примечание здесь.
Трам-та-ра-рита
Идет по рельсам он всегда
И держится за провода.
И всякий раз звонок дает,
Что отправляется вперед.
И. Ищук
Всякое дурное настроение, кто бы что ни говорил, улетучивалось по дороге домой. Только бы успеть вовремя! Собранные в высокий хвост волосы приплясывали в такт каждому шагу. «Стой, стой, стой…» — от отчаянной попытки успеть на трамвай, она не обращала внимания ни на духоту, ни на стекавшую по виску назойливую струйку пота, ни на лямку рюкзака, болезненно впивавшуюся в плечо. Еще пару шагов и… Трамвай шумно захлопнул двери и покатил по рельсам прочь, деловито загрохотал колесами. Да-а-а уж, всякое дурное настроение!
Девочка замедлила бег и, наконец, остановилась, тяжело дыша. От досады крутнулась на одной ноге и пнула разношенной туфлей булыжник. Вот тебе! Теперь четырнадцатый ждать не меньше десяти минут. Вечность! Она вытерла рукавом пиджака лоб и машинально побрела к ларьку. Затем вспомнила, что потратила все деньги в столовой и раздраженно повернула обратно, к остановке. Облизнула губы. Зачем только бежала? Девчушка стащила с себя пиджак, обернула его вокруг талии и завязала рукава. Целых. Десять. Минут.
Она пнула по дороге еще один камешек, тот полетел, звякнув о рельсы, и отскочил к туфлям. Задержала на нем взгляд и улыбнулась пришедшей в голову мысли, затем воровато огляделась по сторонам: почти никого. Только тощий нервный дядька уткнулся в свои бумаги, торчащие из повидавшей виды папки. Он то расхаживал по остановке из стороны в сторону, то потирал щеку, словно прочитал что-то нелепое и зазорное. «Нет, этот не заметит.» Она наклонилась, подняла с земли булыжник и быстро положила его на рельсу. Луч солнца отразился от поверхности стальной балки, словно подмигнул: игра началась. Девочка вытерла ладонь от налипшего песка о юбку и поспешно отошла в сторону, затем вновь обернулась. Тощий дядька по-прежнему изучал свои бумаги, нахмурившись и не обращая на нее никакого внимания. «Взрослый!» — пренебрежительно хмыкнула она про себя, запрокинула голову вверх и сощурилась. До-о-олго, так до-о-олго-о ждать. Она уже почти начала представлять себя сонной мухой, греющей лапки на солнце, когда вдалеке зазвенел трамвай:
— Тр-р-р-р-а-ам! — красно-желтый, с облезшей по бокам краской и согнутой электрической дугой, он шел вперед, не зная преград. Во рту появился горьковатый привкус. Грохот от колес приближался, а девчонка не сводила глаз с беспечно поблескивающего на солнце камешка. «Может, убрать?» Трамвайная тень еще не подобралась к нему. Она прикусила губу. «А вдруг перевернется?» Представила, как яростно заскрежещут о стальную поверхность колеса, как неуклюже покачнется вагон и рухнет на асфальт, вспоров его железным боком… «Как падают трамваи? Наискось или прямо?» Все станут паниковать, разбитое стекло посыплется на темный асфальт прозрачной солью… У нее перехватило дух. Чье-то немое любопытство обожгло затылок, но еще раз обернуться оказалось страшно. Взгляд взрослого — расстрел в упор. Уж лучше просто вглядываться в номерок на лобовом стекле и ждать. «Перевернется? Не перевернется? Ой-ой…»
Провода над головой загудели от напряжения. Железная гусеница уверенно понеслась вперед, и тень накрыла рельсы. «Не буду, не буду больше! И на трамвае ездить не буду! Честное слово, только бы…» Рогатый невозмутимо проехался по камню, словно по кусочку масла, затормозил у остановки и заурчал. Двери открылись с лязгом, по ступенькам застучали каблуки и заскрипели подошвы туфель. Никто не приметил, как покачивался вагон. Девочка сглотнула, приблизилась к колесу и застыла, не поверив своей удаче. «Распилил камешек на мелкую крошку…обалдеть!» Она не решалась войти. Двери подождали и возмущенно захлопнулись у нее перед носом. Колеса тронулись с места с громким стуком и шипением, напоминая своим тактом: правила-есть-правила-правила-есть-правила-правила-есть-правила. «Обещала!» — блеснули рельсы, уводя трамвай вперед. Она завороженно глядела вслед удаляющемуся номерку на стекле, затем повернула голову в сторону остановки. Дядьки и след простыл.
* * * *
— Не то, нет, не то… — проворчал он себе под нос и тяжело вздохнул. Пару раз метнул нервный взгляд в сторону прохожих, сливавшихся на расстоянии в привычное мутное пятно, и сгорбился. Холод пробирался сквозь прохудившуюся подкладку куртки и свирепо кусался под шерстяным свитером. Но Перов продолжал стоять на месте, не отрываясь от чтения. В носу защипало. Ожидание сегодня затянулось дольше прежнего. Все приезжавшие трамваи были решительно не теми. И вот, когда он уже не чувствовал ног от холода, над ухом прозвенела знакомая трамвайная трель. Двери шумно лязгнули, ударившись о балки, и Перов расплылся в улыбке. Из теплого салона нехотя, все как один, выбирались пассажиры, будто не по своей воле. Последней оказалась пожилая дама с тростью, и Перов радостно подал ей руку. Но она лишь сердито и строго взглянула на него, покидая вагон. Может быть, ему следовало задаться вопросом, отчего она на него разозлилась? Однако, ботинок уже резво ступил на подножку, и второй тут же последовал его примеру.
Салон встретил обыкновенным теплом и уютом, и Перов приободрился: расправил плечи, будто почувствовал свободу, и плюхнулся на желтое изогнутое сидение. Трамвай тронулся по рельсам вперед. Он достал из папки еще один лист и внимательно его изучил. От середины лба до переносицы пролегла заметная морщина. Растерянно потер щеку и снял с головы шапку.
— И как же это…чтобы вот так…а что, если… — вслух заговорил он сам с собой. Посидел в тишине пару минут, вжикнул молнией на куртке, стянул шарф и бросил его на соседнее сидение.
— Знаете, что я думаю, Перов? — ворвался в его напряженные мысли насмешливый женский голос.
Он резко вскинул голову и часто заморгал, как будто вовсе не ожидал ничего такого услышать. В дальнем конце вагона поднялась размытая рука и помахала ему.
— Опять вы, — раздраженно заметил он и подвинул к себе папку, будто боялся, что ее отберут. Лист бумаги в руке чуть подрагивал. Размытая женская фигура, пошатываясь и придерживаясь за поручни, двинулась по проходу. Она присела сзади, и видение обрело резкость: невысокая, изящная, с очень даже милыми чертами лица, искаженными, однако, глумливой улыбкой. Темные волосы, остриженные под замысловатое каре. Перов нахмурился. Разве бывает каре замысловатым? Ну как же…как же это правильнее сказать? Беда с этими описаниями. Прямо-таки беда…и что глаза у нее светло-карие упомянуть совершенно забыл.
— Так вот, знаете, что я думаю?
Он пожал плечами, пытаясь сосредоточить взгляд на исписанном мелкими каракулями листе бумаги.
— Вам надо дописать уже и, наконец, издаться! Не то так и будете ездить на трамвае.
Он взглянул на нее как на сумасшедшую.
— Ну вот о чем таком вы так долго пишете, — она придвинулась ближе, уцепившись тонкими пальцами в медный поручень на сидении, — расскажите.
— А может, еще и сериал ваш любимый обсудим?
— Ну как хотите, — обиженно повела плечом девушка и отвернулась к окну, — станет теплее, выйду и дальше по рельсам пойду! Хам.
Впрочем, помолчала она недолго и сразу же принялась за своё: болтать о пошиве занавесок, о приготовлении бризоль, о том, что лампочки в салоне следует хоть иногда протирать от пыли и окна мыть. Он раздраженно цокнул языком. И к чему только остановился трамвай пару месяцев назад? Шла бы себе дальше по рельсам и мерзла, эта проклятая, сующая всюду свой нос, Рита.
Вагон плыл вперед, считая остановки. Язык у нее всё никак не заплетался от количества выдаваемых в минуту слов, и от этого Перову было досадно.
— Хорошо, ладно! О девочке.
— А…? — она запнулась, будто кто-то подставил ей красноречивую подножку.
— Я говорю, о девочке пишу. Такой…которая ничего не боится.
— Ну, не бывает так, — тут же категорично заявила Рита и покачала головой. — Все чего-нибудь, да боятся, — она поскребла ногтем иней на стекле, — не вижу, моя остановка или не моя?
Быстро она утолила свой интерес… Перов промолчал, лишь нетерпеливо постучал пальцем по раме. За окном проплывали густые кучевые облака словно ряды круглых белоснежных башенок; вагон взмывал всё выше и выше. Самое время писать!
Мотор урчал, трамвай постепенно замедлял ход; Рита поднялась с места и приблизилась к дверям:
— Хотите честно? Дурня, а не идея. Она уверенно шагнула в гряду плотных облаков, зависших в небе, и даже не вскрикнула.
* * * *
С приходом тепла, маршрут Риты, видимо, изменился, и времени у Перова появилось предостаточно. Это к лучшему. Она пренебрегала всеми правилами приличия, а голос…её голос мог довести до нервного истощения. Только почему-то за окном все чаще мелькали привычные пейзажи, глазу не за что было зацепиться. Мутное пятно, в которое сливались все дома, убаюкивало, и он начинал клевать носом. Иногда, напротив, короткие пантомимы случайных прохожих за окном привлекали внимание больше, чем собственные строки. Времени стало больше. Стало ли? Порою стук колес и дребезжащие стекла раздражали, и Перов принимался искать источник самого назойливого шума, как будто его возможно было устранить.
Шел дождь, барабанил по стеклам и неровными струйками смывал с них придорожную пыль.
— Тра-а-а-а-м! — разбудила неожиданная трель, и Перов отлепил щеку от стекла. Трамвай не шел, а полз медленной гусеницей, как будто что-то впереди мешало. Он присмотрелся, но ничего не сумел разглядеть. Двери механически лязгнули, и ноги сами ринулись по проходу. Он с опаской выглянул наружу: Рита, проклятая Рита вышагивала по рельсам в прозрачном дождевике. И слова выглядели бы о ней так же непечатно, как если бы она разгуливала в неглиже.
— Уважаемая! — заорал Перов. — Не сошли бы вы с рельс?
А та, знай, шла себе дальше, даже не вздрогнув.
— Эй!
— Тра-а-а-ам!
— А? — она обернулась и вытащила наушник, слегка прищурилась, оценивая идущую за ней трамвайную процессию и засмеялась. —До Подола не подвезете?
* * * *
— Там…там…облака натуральные! — вскричала Рита, обеими руками уцепившись за ближайший поручень. Её отросшие темные волосы развевались на ветру, словно флаг капитулировавшей страны; а страх начисто стер с лица привычную вульгарную насмешку.
Вот только теперь, пожалуй, она и была очаровательна. Перов глядел на неё одновременно с недоверием и восторгом маленького ребенка.
— Вы в самом деле их видите?
— Так не слепая ведь! Где…где рельсы, где остановки, где вообще хоть что-нибудь?
— Хотите почитать? — только и смог он выдавить из себя, зашелестев в воздухе испещренными правкой листами.
— Псих…вы формальный псих, — покачала головой Рита.
— Мне кажется, вы теперь тоже, — замечание это далось Перову не без труда, зато помогло ей прийти в себя. Она взбеленилась и решительно разжала сначала одну ладонь, потом вторую и, чуть помедлив, повернулась к распахнутым дверям спиной.
— Ну, давайте сюда свою макулатуру.
Рита читала так медленно, что нервы уже были на пределе. Он шуршал карандашом и тщетно вносил правки. В папке осталось пару листов, лишь затем, чтобы заставить его завтра начать перечеркивать всё сначала.
— Обалдеть, — отозвалась она, и карандаш замер; Перов не решался взглянуть на нее, — никогда в жизни еще не читала такой дурни.
Он нахмурился, судорожно сглотнул и уставился на нее в недоумении, не веря своим ушам.
— Ваша девочка, которая ничего не боится, хоть раз…делала что-то эдакое? Не дрейфила, скажем…глядя на камешек под колесами, подложенный из чистого любопытства и шалости? Что расшатается, упадет вагон, да так, что всех в лепешку?
— Не понимаю.
Рита откинула со лба прядь волос и посмотрела на Перова в упор:
— Пусть она у вас и дальше пляшет по облакам. Неживая, неправдоподобная.
— Дайте сюда! — разозлился он и грубо вырвал из её рук листы. Сколько времени он потратил на них…
— Почему вы так пишете о ней, ведь ей чужды человеческие чувства!
— Не чужды! Замолчите. Не чужды! — у него задрожали руки от гнева.
— Вспомните свои страхи, разве у вас их нет? А эти описания…они ужасно…ужасно…
— Нет. Это вам — чужды чувства и понимание! Только и умеете по рельсам шляться, как дура!
Она вскочила с места, непроизвольно сжав руки в кулаки. Щеки у нее вспыхнули. Облака за окном стремительно сворачивались точно пенка на закипевшем молоке, разделялись и выстраивались в правильные прямоугольные линии домов и магазинов.
Он яростно складывал листы в одну стопку. Запихивал их как попало. Сердито сопел и не решался смотреть ей в глаза. Погорячился, но что уж теперь? Рита, растрепанная и злая, уже не видела за окном ничего, кроме привычного близорукого мира. Она бросилась к дверям, как ужаленная. Но на выходе задержалась, сжав поручень:
— А вы рискните, Перов, рискните поднять свою задницу и издать эту книгу. Трамваи прямиком в нужные издательства не ходят, правда? — и выпорхнула из салона прочь. В этом была вся её манера разговаривать. И он не нашелся, что ответить. Проклятая Рита угодила аккурат в болевую точку.
* * * *
Осенний дождь отчаянно косил по стеклу мелкими иголками, и убивал всякое желание выходить на прогулку. Перов отложил карандаш, прошелся взглядом по последнему листу с текстом и сложил всё в папку. Ну вот… Трамвай заурчал и остановился, двери непривычно тихо лязгнули и замерли. Перов перевязал папку растянутой резинкой покрепче и уставился немигающим взглядом в окно. Такое неподходящее время…Прохладно и сыро. Он поежился и недовольно скривил лицо. Посидел какое-то время в салоне, пока ряды тусклых ламп не погасли окончательно. Трамвай стоял пустой и темный. Перов накинул на голову капюшон, спрятал папку под куртку и застегнулся. Всё. Пора выходить.
Он ступил ботинком в лужу и выругался. Потоптался на месте, решаясь, в какую сторону идти. Ведь когда долгое время идешь прямо, не сворачивая, теряешь сноровку менять направление. Если бы по рельсам сейчас шла Рита, проклятая Рита…он бы догнал её и предложил бы пойти с ним через во-о-он ту дорогу наискосок. И она бы согласилась. Непременно согласилась.
Перов осторожно сделал шаг, словно боялся упасть. Это оказалось страшновато. На светофоре замигал зеленый человечек.
© Юлия Рыхлевская, 2017
Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.
Номинант международного конкурса В. П. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).
Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).
Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).
Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).
Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).
По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.
Олег Чувакин. Прозаик. Редактор. Литературный обработчик. Вдохновитель
Садишься за письменный стол с намерением сочинять? Намерение похвальное! Писать книги — верная дорога к богатству и славе.
Не можешь заставить себя писать каждый день? Литературная совесть ест тебя поедом? Не огорчайся! Знай: есть пять способов решить мучительный вопрос.
Творческий метод писателя. От Чехова до Вудхауза, от Сименона до Саймака. Расскажите и вы о своём подходе!
Экономика рассказа. Как продать рассказ и кому? Сколько за это заплатят? Выгодно ли производить литературу?
Как узнать, имеет ли человек писательский талант? Есть ли точный ответ на этот вопрос? Да, есть.
Писать книги. Легко ли это? Сел за стол, открыл ноутбук, набарабанил сколько-то тысяч знаков — рассказ готов, опубликовать его! Так можно? Нет. Но все думают, что можно.
Как создать увлекательный сюжет? Как вывести в книге героя, которого непременно полюбит публика? Как написать захватывающую историю и искупаться в лучах славы?
Единственная причина, по которой тебе следует написать роман, — необходимость сказать что-то людям. Ты должен это сказать. Ты садишься за стол и пишешь.
Как становятся писателями? Никак. Ими рождаются. У вас нет ни слуха, ни гибкости пальцев? Оставьте в покое скрипку. Нет тяги к литературе и отсутствует «ген грамотности»? Сожгите свою писанину.
Полезные советы начинающим писателям. Как приучить себя к систематическому литературному труду и добиться красоты слога. Как перестать мучиться и начать творить.
Научиться писать свои истории несложно. Усаживаетесь в кресло, заносите пальчики над клавиатурой… Уже слышали такие советы? Над вами подшутили! Есть правила, без которых историю не написать.
Неверно заданный темп повествования приведёт к ямам в композиции, ломаному ритму и в итоге к полному авторскому провалу. Литературное произведение не состоится.
Кто же, кто же эти 10 читателей, поставивших оценки?) Хотелось бы пообщаться))