Томас Карлейль. Поющие боги

Книга Томаса Карлейля, тогда и теперь, герои, почитание героев, героическое в истории

Писатели терзают свои души, стремясь заполучить секрет овладения литературным мастерством, приобрести волшебную палочку, которая превратит их в богов поющих.

Олег Чувакин
Олег Чувакин
Человек. Автор. Редактор. Пишет себе и людям

Бог поющий, предметов творец

Эти писатели, чьё число ныне измеряется многими миллионами, ищут напрасно. Ищут не то и не там.

Палочки магической нет.

Волшебных секретов литературного мастерства не существует.

Нет никаких шаблонов и схем, каковые могли бы породить быстрый задел для неофита, постигающего азы ремесла.

Три в одном: писатель, редактор, литобработчик
Олег Чувакин выправит, обработает, допишет ваши рассказы, сказки, повести, романы; робкие наброски превратит в совершенный текст. 30 лет практики (с 1994). Олег разберёт ваши ошибки, промахи и недочёты, даст полезные советы и научит им следовать. Поднять слабый черновик до подлинно литературного уровня? Будет сделано!

Нет и самого ремесла.

Зато есть жизнь. Жизнь, постигаемая через слово и через него же выражаемая.

Есть любовь к слову, означающая одновременно и любовь к точности — к ясному выражению всего, что описывается. Не просто описывается (называется), но создаётся.

Ведь писатель — он бог поющий.

Подобрать для описываемого предмета точные слова, моментально укладывающие образ в сознание читателя.

Увидеть человека и выразить его в словах так, чтобы как на ладони предстали дух его, сущность, и облик его.

Иметь в личном распоряжении всё богатство языка, выхватывая из ограниченного арсенала то единственно подходящее слово, то символическое имя, что наиболее полно отвечает описываемому, что передаёт его зримо и конкретно, и страшась абстрактной пустоты и заезженных родовых понятий, образ не дающих, но отнимающих.

Рассмотреть душу живую и вещь неодушевлённую так, чтобы, точно на фотографической плёнке, вмиг проявилась, запечатлелась их история.

Выстроить повествование так, чтобы читатель поверил в него — поверил с тою же силой и тем же восторгом, которые вложил в него бог поющий.

Вот какие задачи решает художник слова. Автор. Писатель. Поэт.

Author picture
Не спешите заказать редактуру. Не швыряйтесь деньгами. Сначала покажите свой рассказ или отрывок романа

Кому показать рассказ или роман? Писателю! Проверьте свой литературный талант. Закажите детальный разбор рукописи или её фрагмента.

Любому ли человеку по силам решить их?

Конечно же, нет.

Без малого двести лет назад Томас Карлейль вдохновенно рассказал о Данте и Шекспире, поведал о поющих богах былых эпох.

Может ли всякий желающий сделаться Данте или Шекспиром своего времени?

«Один суровый старик, школьный учитель, — сообщает Карлейль, — имел обыкновение спрашивать, когда к нему приводили нового ученика: «Но уверены ли вы, что он не олух?» Да, действительно, отчего бы не ставить подобного вопроса относительно всякого человека, предназначаемого для какого бы то ни было дела, и не ограничиться лишь таким единственно необходимым вопросом: «Уверены ли вы, что он не олух?» В этом мире только олухи обречены всецело на фатальную судьбу».

Об олухах и ничтожествах, о поэтах-певцах и единственном пути к поющему слову Томас Карлейль поведал в труде «Герои, почитание героев и героическое в истории».

Я не поленился и выписал из книги Карлейля главное. То, что, быть может, даст путеводную нить искателям слов. То, что укажет на направленный свет маяка.

С какой целью я это сделал?

Чтобы спасти несчастные души, предающиеся самоистязанию.

За исканием волшебной палочки можно растратить всю жизнь, таким образом угробив её.

Для обретения видения человеческого и вещного мира, для образной передачи его, запечатления в словах необходим дар. Писательский талант.

Что же это?

Дар поющего бога есть непередаваемо острое чувство языка, соединённые с энергией воображения и искренней верой в созидаемое.

Некто, лишённый чувства языка, обделённый воображением и не имеющий созидательной, оживляющей веры, но взявшийся за писательство, будет походить на олуха, о каком сказал старик учитель у Карлейля.

Теперь обратимся к Карлейлю.

Я цитирую его по следующему источнику: Карлейль Т. Герои, почитание героев и героическое в истории. В кн.: Карлейль Т. Теперь и прежде. М.: Республика, 1994. Цитаты взяты из бесед третьей, четвёртой и пятой: «Герой как поэт. Данте. Шекспир», «Герой как пастырь. Лютер: Реформация. Нокс: пуританизм», «Герой как писатель. Джонсон. Руссо. Бёрнс».

Цитаты выделены. Прочее добавлено мною.

Стать писателем за два часа?

Всего один урок. С вашим текстом. Вы и писатель. Больше никого. За 120 минут вы научитесь избавляться от типичных ошибок в сюжете, композиции и стиле. Закрепив полученные навыки, вы сможете обходиться без редактора.

Искренность. Любовь к предмету

Дар проявляется тогда, когда его счастливый обладатель увидел в предмете главное и отбросил несущественное.

Нельзя обладать острым поэтическим видением и при этом не испытывать к наблюдаемому предмету симпатии. Первое и второе связаны воедино. Типичное в предмете видно лишь тому художнику, который погружён в свой предмет, прикован к нему неподдельным интересом.

Искренность и симпатия — вот два слагаемых, составляющих сумму неповторимого. Одарённый писатель становится творцом, воплотившим в предмете свою любовь. Бездарности эта дорога заказана: человек, лишённый способности видения, не даст предмету даже общего описания.

Найдите человека, слова которого рисуют вам образы, — вы обретёте человека, заслуживающего кое-чего. Обратите внимание на его манеру изображать, — она весьма характерна для него. Прежде всего он не мог бы совершенно распознать предмета, схватить его типичных особенностей, если бы не питал к нему, так сказать, симпатии, не переносил своих симпатий на предметы. Необходимо также, чтоб он был искренен. Искренность и симпатия: ничего не стоящий человек не может вовсе обрисовать предмета. Он живёт по отношению ко всем предметам в каком-то опустошённом пространстве, ограничивается лживыми избитыми фразами. В самом деле, разве мы не можем сказать, что ум человека обнаруживается вполне в этом умении распознавать, что такое предмет? Все способности человеческого духа выступают в данном случае на сцену. Всё равно, даже если это касается поступков, того, что должно быть сделано. Одарённым человеком считается тот, кто видит самое существенное и оставляет всё остальное в стороне как малозначительное.

Путь писателя к слову лежит через его зрение, зрение умного художника. «Прозревающий глаз» — вот орудие, вот главный поэтический инструмент творца.

Распознавание сути вещей и присущей им гармонии — вот какова писательская способность. При помощи этой способности добываются поразительно верные слова, с её помощью рождаются самые удивительные, самые живые образы.

Способность к распознаванию сути вещей Карлейль находит даром природы. И ежели писатель не умеет смотреть, не имеет врождённой способности вглядываться, он производит пустое, занимается не своим делом.

Тот же, кто способен видеть душу вещей, имеет все шансы пройти путь поэта.

Прозревающий глаз! Такой именно глаз раскрывает внутреннюю гармонию вещей: он открывает то, к чему стремилась природа, музыкальную идею, которую природа облекает в нередко грубые формы. Должна же была природа иметь что-либо в виду. Прозревающий глаз может распознавать это «что-либо». Неужели всё это — лишь низкие, жалкие предметы? Вы можете смеяться над ними, оплакивать их, тем или другим образом симпатизировать им, в худшем случае молчать о них, отворачивать от них своё лицо и лицо других, пока не наступит время для их действительного уничтожения и исчезновения! В сущности, главный дар поэта, как и всякого человека вообще, заключается в сильном уме. Человек будет поэтом, раз он имеет ум, — поэтом-писателем. Или же, если он не обладает словом, что, быть может, и к лучшему, то поэтом-деятелем. Будет ли он вообще писать, и если будет, то в прозе или стихах, — всё это зависит от разных случайностей, и кто знает, от каких иногда чрезвычайно пустых случайностей, от того, быть может, учили ли его в детстве пению! Но способность, благодаря которой он может распознавать внутреннюю суть вещей и гармонию, присущую им (ибо всякий существующий предмет носит внутри гармонию или иначе он не мог бы поддерживать своей связности и своего существования), есть не результат привычек и случайностей. Это дар самой природы, главное орудие человека-героя, в каких бы сферах он ни действовал. Поэту, как и всякому другому человеку, мы скажем прежде всего: смотри. Если вы не способны к этому, то совершенно бесполезно упорствовать в поиске рифм, звонких и чувствительных окончаний, противопоставлять их и называть себя поэтом. Это совершенно безнадёжное для вас дело. Если же вы можете, тогда вы имеете все шансы стать поэтом, в прозе или стихах, в поступках или размышлениях.

Кто не любит, тот и не знает!

Недостаточно знать что-либо; необходимо любить предмет. Иначе знание выйдет поверхностным. Тому, кто не любит, глубинной сути не видать.

Человек, лишившись рук, продолжает, однако, пользоваться ногами и двигаться. Но без нравственности, заметьте, для него ум был бы невозможен: совершенно безнравственный человек не может знать решительно ничего! Чтобы знать что-либо в истинном смысле этого слова, человек должен прежде всего любить предмет своего знания, симпатизировать ему, то есть он должен быть в добрых отношениях с ним. Если в человеке нет достаточно правдивости, чтобы попирать свой собственный эгоизм, если в нём нет достаточно мужества, чтобы во всяком данном случае встречать лицом к лицу грозную истину, то как же он может знать что бы то ни было? Его добродетели, все его добродетели так или иначе запечатлеваются на его знании. Для человека низкого, самолюбивого, малодушного природа с её истиною навсегда останется запечатанной книгой: всё, что такой человек может знать о природе, — пошло, поверхностно, ничтожно. Всё его знание отвечает лишь потребностям минуты.

Формальное, поверхностное описание, выражение через слово, следовательно, ничтожно, как ничтожно формальное знание. В пустой бочке звону больше!

Формальное выражение образов, торопливость в труде, следование фальшивой цели ведут к принижению слова, обесценению его. Для произведённой подобным способом пошлости века закрыты. Среди изготовителей пошлости Данте и Шекспиры своего времени не встретятся.

Возражение формализму и ханжеству

Притворство вызывает отвращение. Серьёзный человек и формализм — вечные враги. Распространение формализма и ханжества означает конец эпохи, крах фазы мёртвого культа.

Фетиш не наполняет уже более людских сердец. У людей остаётся одно только притязание, что они будто бы верят. Они хотели бы убедить себя, что они действительно верят. «Вы не верите, — сказал Колридж, — вы верите только тому, что верите». Таков последний акт всякой символизации и всякого поклонения, верный признак, что смерть не за горами. В наше время подобную роль играет так называемый формализм, поклонение форме. Нет человеческого деяния более безнравственного, чем этот формализм, ибо он — начало всякой безнравственности или, вернее, невозможности с момента его появления какой бы то ни было нравственности. Он парализует моральную жизнь духа в самой сокровенной глубине её, повергает её в фатальный магнетический сон. Люди перестают быть искренними людьми. Я нисколько не удивляюсь, что серьёзный человек отвергает его всеми силами своей души, клеймит и преследует его с неистощимым отвращением. Он и формализм, всё хорошее и формализм находятся в смертельной вражде. Позорным идолопоклонством является ханжество, и даже такое ханжество, которое можно назвать искренним. Над этим стоит подумать! Такова, однако, завершающая фаза всякого культа поклонения.

Убеждения есть вера человека — то, что постигнуто и принято его чувством, его разумом.

Писательская философия и оригинальность

Суть оригинальности, неповторимости вовсе не в том, чтобы открывать новое, сообщать новые идеи. Достоинство заключается в следовании искренности.

В сердца людей входит слово того, кто говорит искренне, говорит от своего ума, а не повторяет за кем-то бездумно — подобно олуху.

Всё достоинство оригинальности не в новизне, а в искренности. Верующий человек — оригинальный человек. Во что бы он ни верил, он верит в силу собственного разумения, а не в силу разумения другого человека.

Сила духа состоит в личном суждении. Иначе выходит одно шарлатанство.

Люди понимают, что они должны на всех путях жизни оставить призраки и возвратиться к факту, должны, чего бы это ни стоило. Что можете вы сделать с подставными папами и с верующими, отказавшимися от личного суждения, шарлатанами, претендующими повелевать олухами? Одно только горе и злополучие!

Уйти от призраков и отыскать своё слово, воспламенить его огнём души, пропеть его сердцем — вот путь богов. Встать на такой путь по силам далеко не каждому из тех миллионов, что стремятся овладеть словом.

Ибо волшебного секрета у слова нет.

Дано ли вам увидеть души и предметы во всей их полноте — неуловимой на первый взгляд полноте? Дано ли вам передать эти предметы, эти души так же неповторимо, оригинально, как вы — только вы! — видите их внутренним зрением? Чувствуете ли вы, как огонь слова согревает самый дух ваш?

Да? Тогда вы бог поющий.

Писатель — герой завтрашнего дня

Кто он, герой-писатель?

Карлейль видел его из своего времени относительно новым человеком — ему не более столетия. Форма его героизма поразительна «по своей неожиданности». Герой-писатель, уложенный в могилу, управляет нациями и поколениями! Это даже не глашатай будущего, — это проводник в будущее. Его голос уходит прямо в завтра.

Он — новый человек, говорю я. Он существует едва ли более одного столетия. Никогда прежде не было подобной фигуры. Не было того, чтобы великая душа жила изолированно столь необычным образом, стремясь передать вдохновение, наполняющее её, в печатных книгах, найти себе место, обрести средства существования в зависимости от того, сколько люди пожелают дать ей за работу. Немало разных предметов выносилось раньше на рынок, где они продавались и покупались по ценам, которые устанавливались сами собой. Но никогда ещё не было ничего подобного, в столь оголённой форме, вдохновенной мудростью героической души. Этот человек, со своими авторскими правами и авторским бесправием, на своём грязном чердаке, в своём покрытом плесенью платье, человек, управляющий после смерти из своей могилы целыми нациями и поколениями, безразлично, хотели или не хотели они дать ему кусок хлеба при жизни, — представляет поистине необычайное зрелище! Трудно указать более поразительную по своей неожиданности форму героизма.

Откроем первую записную книжку Антона Чехова. Перечитаем одно предложение: «Если вы будете работать для настоящего, то ваша работа выйдет ничтожной; надо работать, имея в виду только будущее».

Герой не может быть неискренним, быть поддельным.

Существуют писатели искренние и неискренние, — как и во всяких вещах и делах бывает настоящее, бывает и поддельное. Если под героем следует понимать человека искреннего, в таком случае, говорю я, функция, выполняемая героем как писателем, всегда будет самой почтенной и самой возвышенной функцией; и некогда хорошо понимали, что это была действительно самая возвышенная функция. Писатель-герой высказывает, как умеет, свою вдохновенную душу, что может вообще делать всякий человек при каких угодно обстоятельствах. Я говорю вдохновенную, ибо то, что мы называем «оригинальностью», «искренностью», «гением», одним словом, дарованием героя, для которого мы не имеем надлежащего названия, означает именно вдохновенность. Герой — тот, кто живёт во внутренней сфере вещей, в истинном, божественном, вечном, существующем всегда, хотя и незримо для большинства, под оболочкой временного и пошлого: его существо там; высказываясь, он возвещает вовне этот внутренний мир поступком или словом, как придётся. Его жизнь, как мы сказали выше, есть частица жизни вечного сердца самой природы. Такова жизнь и всех вообще людей, но многие слабые не знают действительности и не остаются верными ей. Немногие же сильные — сильны, героичны, вечны, так как ничто не может скрыть её от них. Писатель, как и всякий герой, является именно для того, чтобы провозгласить, как умеет, эту действительность. В сущности, он выполняет ту же самую функцию, за исполнение которой люди древних времён называли человека пророком, священником, божеством; для исполнения которой, словом или делом, и посылаются в мир всякого рода герои.

Истинный писатель отличается от фальшивой толпы с её блеском. Составляющие этой толпы — жалкие штюмперы, вместо жизни погружённые в небытие. Карлейль обращается здесь к Фихте.

Фихте с неукоснительной настойчивостью различает истинного писателя, называемого нами здесь писателем-героем, от многочисленной толпы фальшивых, лишённых героизма писателей. Всякий, кто не живёт всецело божественной идеей, воплощённой в мире, или, проникаясь только отчасти, не стремится, как к единственному благу, проникнуться ею всецело, всякий такой человек, — пусть он живёт чем угодно другим, в величайшем блеске и благополучии, — не писатель. Это, как выражается Фихте, — жалкий кропатель (Stümper), или, в лучшем случае, если он принадлежит к классу писателей, занимающихся прозаическими предметами, его можно признать за чернорабочего, подающего извёстку каменщику. Фихте такого писателя называет иногда даже «небытием» и вообще относится к нему без всякого снисхождения, не выражает ни малейшего желания, чтобы он продолжал благоденствовать среди нас.

Пока штюмперы благоденствуют, расширяя сферу небытия, герои торят живую дорогу.

Мировое замешательство

Герой-писатель — тот, кто торит дорогу. Он трудно живёт среди хаоса; его положение — «ненормальное зрелище».

В настоящее время нередко можно услышать жалобы по по воду так называемого дезорганизованного состояния общества. Указывают на то, что многие упорядоченные общественные силы исполняют своё назначение скверно и масса могущественных сил действует прямо опустошительным образом, находится точно в каком-то хаосе, лишена всякой организации. Подобные жалобы, как нам всем хорошо известно, вполне справедливы. Но если вы присмотритесь к книжному делу и к положению писателей, то, быть может, именно здесь-то перед вами и вскроется вся эта дезорганизация, в её, так сказать, сконцентрированном виде. Быть может, здесь-то мы и найдём своего рода сердце, из которого и к которому направляются все прочие замешательства в мире! Присматриваясь к тому, что писатели делают в мире и как мир относится к ним, я должен сказать: здесь именно раскрывается перед нами самое ненормальное зрелище, какое только мир может вообще представить в настоящее время. К сожалению, нам приходится пуститься по морю, далеко не обследованному, если мы хотим составить себе какое-либо представление на этот счёт. Но мы должны ввиду интересующего нас предмета бросить хотя бы беглый взгляд в эту сторону. Самым тяжёлым обстоятельством в жизни указанных мною трёх героев-писателей было то, что они нашли своё дело и своё положение в состоянии полного хаоса. По проторённой дороге идти нетрудно; но тяжкий труд, на котором погибают многие, выпадает на долю тех, кому приходится пролагать тропинки по непроходимым местам!

Нет ответа на вопрос о том, сколько времени потребует достижение справедливости. Нет ответа и на вопрос о том, как её достичь. То, что уже делается, помогает мало.

Путь от милостыни до уважения. Хватит ли жизни?

Карлейль допускает не что иное, как краудфандинг, не употребляя, разумеется, самого этого понятия, явившегося на сцену в XXI веке. В времена Карлейля и ранее говорили о милостыне.

Для общества нет никакой выгоды, если человек носит одежду, соответствующую известным функциям, и получает вознаграждение за исполнение дела, которое было сделано совсем другим человеком: это несправедливо и грозит гибелью обществу. И однако, увы, достигнуть в данном случае справедливого — какая это громадная работа, сколько времени потребует она! <…> Пользуюсь случаем, чтобы сделать одно нелишнее, по моему мнению, замечание, а именно, что денежные дары со стороны королей или парламентов никоим образом не составляют главной меры, необходимой в данном случае! Стипендии и вклады в пользу литераторов, всякого рода кассы — всё это мало поможет делу. Вообще скучно слушать подобные рассуждения о всемогуществе денег. Я склонен, скорее, думать, что для искреннего человека бедность не составляет зла, должны быть бедные писатели, чтобы было видно, искренни они или нет! Христианство создало свои нищенствующие ордена, корпорации отважных людей, решавшихся жить милостыней. Корпорации эти представляли совершенно естественное, и даже неизбежное учреждение, развившееся на основе христианского учения. Само христианство было основано на бедности, скорби, всевозможного рода земных бедствиях и унижениях. Тот, кто не испытал подобных положений и не вынес из них неоцененного опыта, каким они наделяют нас, упустил прекрасный случай поучиться. Просить милостыню и ходить босиком, в платье из грубой шерсти, с верёвкой вокруг поясницы, встречать презрение со стороны всех — такое занятие не представляло ничего привлекательного, ничего, заслуживающего вообще уважения в глазах людей, пока благородство тех, кто поступал так, не заставило некоторых относиться к ним с уважением.

Всё ещё хотите выбиться в писатели?

Где вы видите себя: в блеске небытия или в хаосе живой дороги?

Когда вы слышите себя: сегодня или завтра?

© Олег Чувакин, 11-14 мая 2022
Полюбилось? Поделитесь с друзьями!

Вы прочли: «Томас Карлейль. Поющие боги»

Теперь послушайте, что говорят люди. Скажите и своё слово, коли желаете. Чем больше в мире точных слов, тем счастливее наше настоящее. То самое, в котором каждый миг рождается будущее.

Не видите формы комментариев? Значит, на этой странице Олег отключил форму.

Отзовитесь!

Ваш email не публикуется. Желаете аватарку — разместите своё личико на Gravatar. Оно тотчас проявится здесь!

Отзывы премодерируются. Символом * помечены обязательные поля. Заполняя форму, вы соглашаетесь с тем, что владелец сайта узнает и сможет хранить ваши персональные данные: имя и электронный адрес, которые вы введёте, а также IP. Не согласны с политикой конфиденциальности «Счастья слова»? Не пишите сюда.

Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.

Номинант международного конкурса В. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).

Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).

Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).

Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).

Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).

Организатор литературных конкурсов на сайтах «Счастье слова» и «Люди и жизнь».

По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.

Олег Чувакин рекомендует начинающим писателям

Вы пишете романы и рассказы, но выходит незнамо что. Показываете друзьям — они хвалят, но вы понимаете: вам лгут.

Как распознать в себе писателя? Как понять, стоит ли мучить себя за письменным столом? Почему одни авторы творят жизнь, а другие словно полено строгают?

Вопрос этот формулируют по-разному, но суть его неизменна.

У Олега Чувакина есть ответ. Прочтите его книгу. Она бесплатна. Не надо подписываться на какие-то каналы, группы и курсы. Ничего не надо — только прочитать.

Сборник эссе «Мотив для писателя» Олег создавал три года. Двадцать эссе сами собою сложились в книгу, посвящённую единственной теме. Теме писательского пути. Пути своего — и чужого.

Коснитесь обложки.

— Олег, тут так много всего! Скажите коротко: что самое главное?

— Самое главное на главной странице.

Как стать писателем?
Как обойтись без редакторов и курсов?
Author picture

Возьмите у меня всего один урок. Я изучу ваш текст и выдам вам список типичных ошибок в стиле, композиции, сюжете. Вы одолеете их все при мне.

Станьте самому себе редактором!