Снова на старте

— Да… — И я замолчал. Я думал, как мне дальше жить. Всё рушилось. Всё, что я так долго строил.

Когда я в замешательстве, чувствую вину или стыд, например, если не готовился к экзамену или говорю неправду, я испытываю неловкость в руках. Вот прямо не знаю, куда деть свои руки. И сейчас я сижу и не могу понять, какую мне принять позу: все они кажутся неестественными и вымученными.

Тогда я взял со стола первое, что мне попалось на глаза, — сувенир, стеклянный шарик, наполненный водой. Внутри него плавали блёстки, словно хлопья снега, и неслышно опускались на игрушечный домик. И я стал его внимательно разглядывать. А врач-психиатр, заведующий отделением неврозов, стал внимательно разглядывать меня. Он хороший человек и профессионал, но, когда мы общаемся, я испытываю неловкость. Мне кажется, что он меня постоянно изучает. Не как человека, а как больного. Есть мнение, что психиатры с большим стажем работы сами немного не в себе и ставят диагнозы всем подряд, больным и здоровым. Навешивают ярлык, так сказать. А может быть, это я сейчас навесил ярлык на него?

Аарон Константинович всё же прервал неловкую паузу:

— Не забывайте принимать препараты. Терапия вам подошла. Симптомы мы сняли быстро. То, что придётся сменить профессию, вы уже поняли: нужно что-то щадящее психику. Да и вообще хирургом с вашим диагнозом работать запрещено. Подумайте, чем бы вы могли заниматься, — доброжелательно сказал он.

Так закончился месяц, проведённый в стенах «Клиники доброй души» — отделения неврозов при областной больнице. Я получил выписку и стал совершенно свободен.

В отделение неврозов меня положили по знакомству, из жалости. Ведь я сам врач. Врач-хирург. Без пяти минут заведующий и без пяти минут кандидат наук. Был бы простым смертным, упекли бы в заведение посерьёзней.

Теперь я задумался над словами психиатра: сменить профессию. А это как раз было самое сложное. Я девять лет потратил на обучение в медицинской академии — интернатура, ординатура там всякая, и много усилий приложил, чтобы из недотёпы-студента стать подающим надежды хирургом. Да, я был сосудистым хирургом — единственным, кто занимался хирургией кисти в нашем городе. В свои 35 лет я собирался стать заведующим, открыть столь необходимое отделение хирургии кисти.

Итак, все меня уже поздравляют с должностью. Но тут я узнаю, что должность заведующего достанется не мне, а этому выскочке — Н.

Так рухнули мои надежды на светлое будущее, рухнула вся моя жизнь.

В общем, когда я узнал об этом, застыл… и дальше уже ничего не помню; но все решили, что у меня случился инсульт. А что началось потом, лучше и не вспоминать…

Я вдохнул полной грудью пряный осенний воздух. Пахло листвой и мокрым асфальтом. Усиливался дождь. Дождь смывает грязь с улиц, может быть, он смоет и мою тоску.

Я приехал домой. Наконец-то домой. Стучу. Дверь не открывают. Кати нет. Дома пусто. На столе записка: «Позвони мне. Не ищи личной встречи. Мне будет трудно и больно с тобой видеться».

Любимая жена, что же ты задумала?.. Предчувствие какое-то нехорошее: а ведь она меня почти не навещала и по телефону говорила как-то сухо. И шкаф пустой. Забрала все свои вещи.

Я прямо сиротой себя почувствовал. Весь институт вместе за одной партой, всё делили пополам. И тут такое. Я не ожидал. Я бы её не бросил. Даже если бы она оказалась на моём месте.

Не стал звонить, и так всё понял. Не дурак. Похоже, я снова на старте. Придётся всё начинать сначала — и карьеру, и личную жизнь.

Сел просматривать вакансии, но пока нет уверенности, что смогу работать так, как раньше: сил нет и мозги не так хорошо шевелятся на нейролептиках.

Звонит телефон. Может, всё-таки жена? Может быть, передумала? Надежда закралась в сердце.

Нет. Аня, добрая-предобрая медсестра наша. Всех утешит, всех пожалеет, для всех найдёт время. Ангел милосердия прямо. Душа у неё красивая, а вот сама она простая, серенькая какая-то, невзрачная. Одинокая.

Нет, Аня, не нужно меня жалеть. Я не буду брать трубку.

Лучше лягу спать — думать не хочется совершенно.

Утро. Крепкий-крепкий кофе. Трудно проснуться после таблеток. И сны, их нет совсем. Наверное, это хорошо… Чтобы не думать хотя бы ночью.

Я вернулся с работы. Бывшей работы. Попросили написать заявление по собственному желанию. Всё ещё не могу окончательно проснуться. Выпью ещё кофе. Глоток за глотком напиток наполняет силами и бодростью. Кофейный аромат Колумбии напомнил о том, как мы с Катей выбирали этот кофе в кофейне «Чашка для тебя и твоего друга». Мы купили самые дорогие зёрна, чтобы пить его, этот кофе, в особых случаях. Вот и наступил особый случай, только не таким я его себе представлял.

Звонок. Федя. Пожалуй, стоит ответить. Лучший друг и коллега всё-таки.

— Ну что, герой. Мне уже птичка на хвосте принесла, что ты уволился. Чем заниматься будешь?

— Какие шустрые у нас в отделе кадров птички. Всё уже растрепали, и часа не прошло, — буркнул я.

— Да скучно им, сидят со своими бумажками, — говорил Фёдор. — Куда работать пойдёшь, я тебя спрашиваю?

— Вариантов так много, что прямо не знаю, какой из них выбрать. Работодатели выстроились за мной в очередь, — сыронизировал я.

— Петр, слушай, вот серьёзно, тебе сейчас ничего сложного делать не нужно. Пожалей ты себя. Я ведь не просто так звоню. Хочу работёнку тебе предложить интересную, не очень чтобы сложную, а главное, никакой нервотрёпки. Денег, правда, немного. Но ведь лучше хоть какой-то доход, чем совсем ничего.

— Санитаром в морг? — усмехнулся я.

— Почти. В библиотеку.

— Куда?

— Да в библиотеку, я говорю, в библиотеку, — не унимался Фёдор. — К матери моей на работу требуется библиотекарь. Они тебя отучат даже на заочке. Ты же читать любишь?

— Ну да.

— Тебе ведь кредит платить нужно. Ну что ты ещё в таком состоянии делать сможешь? А они очень рады будут мужчине в коллективе. Прямо уже ждут с распростёртыми объятиями.

— Слушай, ты меня так огорошил. Я как-то о таком крутом повороте событий даже и не мечтал. Но за предложение спасибо. Подумаю.

На следующий день я сходил в мединститут, но город у нас маленький, и даже там уже были в курсе того, что со мной произошло.

— Понимаете, мы, конечно, можем вас переучить. Но никто ведь не захочет работать с человеком, скажем так, душевнобольным, — честно сказала секретарь отдела профессиональной переподготовки. — Больные хотят лечиться у здоровых. Мой вам совет: не тратьте время зря. Поищите другую работу. Не в медицине, я имею в виду, — добавила она.

Попытка устроить свою жизнь номер два — страховая компания, но оттуда я сам сбежал: очень много документации, просто голова кругом. И целый день эти звонки. Вот прямо не моё, и всё тут.

Если так дело пойдёт дальше, я уже не исключаю работу в библиотеке.

Скучно одному без Кати, без призвания. Такое чувство, что я всё потерял. Всё, что любил. Но ведь я-то остался. Я живой. И мне, кстати, нужно платить кредит.

Пожалуй, схожу в библиотеку. Тут пешком через парк. Заодно прогуляюсь.

Прошёлся по парку. Тёплая погожая осень, ветер гонит листья, то сгребая их в кучи, то разбрасывая. Листья танцуют неведомый танец. Ветер играет — треплет мои волосы. Дети покупают яблоки в карамели и кукурузные палочки.

Крутятся карусели. Вот здорово было бы иметь детей и водить их на карусели. Какой я был дурак, что отказывался стать отцом. Катя так хотела детей. А я всё чего-то боялся. Боялся, что это помешает мне открыть отделение хирургии кисти.

Вот и остался теперь один, без Кати, без детей. Без работы.

Какая же она красивая, эта библиотека. Сталинский ампир. Свежий ремонт, хрустальные люстры на потолке, стены цвета графит. Удивительно, что всё такое новое и современное. Вот что значит ремонт по нацпроекту. А я ведь думал, библиотеки опустели и читатели бумажных книг вымерли как класс.

— Здравствуйте, — обратился я к молодой рыженькой библиотекарше в читальном зале. — Я насчёт работы.

— А мы вас ждали, — загадочно говорит она. — Сейчас я позову заведующую. Мы, правда, очень рады. Рабочих рук не хватает. Нагрузка большая, читателей много, мероприятия проводим часто. Наконец-то будет кому играть мужские роли, — щебетала она как птичка.

Что такое? Какие роли? Библиотекарь не только выдаёт книги, но ещё и массовик-затейник? В голове кружились мысли, и даже стало как-то интересно. Может, не всё так скучно, как кажется.

Цокая каблучками, появилась мама моего друга Федьки Надежда Степановна.

— Петя! Как я тебе рада! — как родного обняла она меня. — Давай я тебе всё покажу. У нас не просто библиотека, у нас, как бы это тебе сказать, визит-центр — центр общения. Через час, например, встреча с детским писателем. Завтра мастер-класс по нейрографике и метафорическим картам. Оставайся, оглядись, посмотри, куда попал.

Она повела меня по залу. Стеллажи с книгами стояли ровными рядами.

— Тут раздел с современной русской литературой, тут иностранная литература, здесь вот классика, здесь наука, — рассказывала Надежда Степановна.

Мы переходили от стеллажа к стеллажу. Вкусно пахло книгами. Хотелось провести рукой по переплётам. Я вдруг живо вспомнил, как в юности, лет в шестнадцать, мечтал стать писателем и даже написал повесть, наивную такую, конечно. Выпросил себе печатную машинку и кресло-качалку, чтобы всё как у настоящего писателя. Кстати, где она, моя повесть? Может, мама её не выкинула? Перечитать бы.

В целом библиотека мне понравилась. Может быть, жизнь открывает передо мной двери. Что там, за ними? Интересная жизнь, полная книг, формуляров, встреч и событий?

С чистого листа. Первый рабочий день. Относятся ко мне доброжелательно. Коллектив небольшой. Валя, рыженькая библиотекарша, пытается флиртовать, хотя у неё муж и двое детей. А может, это просто манера общения такая. Я вежливо игнорирую.

Замкнутая Вера ходит с наушниками и никого не слышит. Работает в своём темпе. В своей отдельной вселенной. А она ничего, эта Вера. Чёрные длинные ресницы, короткая стрижка и бирюзовые пряди у чёлки. Чёрная водолазка, чёрные джинсы. Этот цвет ей идёт.

Я вот что заметил. У неё есть книжечка такая, записная вроде. Она читает книги из библиотеки и всё время туда что-то выписывает. Вот бы узнать, что.

Я даже набрался смелости и спросил:

— Что пишешь? Мудрые мысли?

— Вроде того, — сухо ответила она и отошла к другому стеллажу.

На этом наше общение закончилось. Интересно, она меня избегает, потому что её пугает мой диагноз, или она просто никого к себе не подпускает?

Солнце нагло заглядывает в большие окна библиотеки. Деревья с пёстрыми рыжими листьями похожи на нашу рыженькую библиотекаршу Валюшу. Она сидит, освещённая солнечными лучами, щурит глаза и морщит веснушчатый курносый носик. Хоть бери краски и картину пиши.

Мои мысли прервала Вера. Она бесшумно подкралась и протянула свою книжечку.

— Сейчас не смотри, дома почитаешь, — почти шёпотом сказала она. — Только никому не показывай её. Там мои тайны.

Она схватила рюкзачок и пошла домой. Её смена закончилась.

Я мельком заглянул в ежедневник, спрятавшись между стеллажами. Там были цитаты из книг, Верины мысли, рисунки, вырезки из газет. Да, Вера неплохо рисовала. На самой последней странице был рисунок шариковой ручкой — портрет Вали. Окна, и свет, и деревья, и летящие по ветру листья. Я был потрясён: сделать такой живой рисунок шариковой ручкой!.. И когда она только успела? Мне тоже захотелось так уметь выражать свои мысли. Мысли, застывшие на бумаге. Так я тогда подумал.

Кто она, эта Вера? Давно ли тут работает? Чем живёт? Что читает? Где научилась так рисовать?

Уже дома я, кстати, увидел вот что. Автопортрет. Как смело. Обнажённый автопортрет. Ну и Вера. И не подумаешь. Как вот теперь заснуть? А самое главное, как завтра с ней общаться? Что сказать? Что потрясён её внутренним миром? Как-то просто и пошло.

Я выпил свои таблетки и заснул сном без снов. Кстати, да. Мне трудно просыпаться по утрам. Я купил ещё один будильник и на всякий случай завожу теперь два. Боюсь проспать. Не люблю опаздывать.

Звон будильника. Звон ещё одного будильника. Кофе и холодный душ привели меня в чувство. Вера. Да, я вспомнил о Вере. Сегодня моя смена начиналась в два. Вечером придёт то ли психолог, то ли гадалка — проводить мастер-класс по какой-то там нейрографике и метафорическим картам. Ну и бред. Презираю все псевдонауки.

Я решил сделать Вере подарок: зашёл в магазин для художников и купил беличьи кисточки и акварель. По средней цене. Во-первых, денег у меня теперь не так много, а во-вторых, чтобы не обязывать её ни к чему. Я ведь просто так. От чистого сердца. Ещё взял маленькую открытку. Теперь осталось придумать, что на ней написать.

Цитату? Она ведь любит цитаты. Я почему-то вспомнил Ван Гога.

Вот эту цитату я выбрал: «Нормальность — это асфальтированная дорога: по ней удобно идти, но цветы на ней не растут». И подписал: Винсент Ван Гог.

А потом добавил уже от себя: «Если на твоём пути не будут расти цветы, нарисуй их вот этими красками. Пётр Лунегов».

По-моему, получилось здорово.

— Можно тебя пригласить в кафе? — сказал я, вместо того чтобы поздороваться с Верой. — Вот, это тебе. — Я протянул ей свёрток. — И вот, кстати, твой ежедневник.

— Это скетчбук, — робко улыбнулась она.

— Я бы тоже так хотел уметь — рисовать, писать. Сложно, когда не можешь выразить свои чувства.

— Тогда завтра вечером, часов в семь, приходи по этому адресу. — И она написала на обрывке бумаги адрес. — Будешь учиться выражать свои чувства. Придёшь?

— Приду, — не задумываясь ответил я.

Вера. Вера, ты для меня загадка, что ты задумала, Вера? Что ждёт меня завтра?

— Итак, составим столы, и по кругу расставьте стулья. Сейчас придёт психолог, и публика подтянется! — командовала Степановна. — Мы все тоже участвуем в первую очередь!

— А что там будет? — поинтересовалась Валечка.

— Нейрографика — рисуем, привлекаем счастье в свою жизнь, и метафорические карты откроют вам ваше призвание.

— Лучше бы про любовь, — фыркнула Валечка.

— Какая тебе любовь? — засмеялась Степановна. — Ты же замужем!

Пришёл пенсионер, разодетый как на праздник: пиджак, галстук, какие-то медали. Потом припёрлись две бабули, тоже красивые: губы накрашены, глаза подведены. Потом появились две девочки, подростки. Ну и мы все — библиотекари. Такая у нас получилась компания.

Психолог, статная высокая женщина в теле. Приятная, с мягким голосом, с красивыми агатовыми бусами и перстнями. И звали её, что самое интересное, Агата Ивановна. Я чуть не засмеялся. Как так: Агата — и Ивановна? Потом мне сказали, что это псевдоним. Никакая она не Агата. А Агафья. Но ведь красивое имя. Чего она комплексует?

Но Агата-Агафья не комплексовала, она быстро сориентировалась и взяла бразды правления в свои крупные руки. Нам раздали бумагу, чёрные маркеры и цветные карандаши. И дальше всё пошло своим чередом. Я как-то так расслабился, рисуя эти линии, раскрашивая пространства разными цветами, что время для меня пролетело незаметно. Мне даже понравилось. Никак от себя такого не ожидал.

Потом мы по очереди вытаскивали метафорические карты из колоды, разложенной веером. Мне выпала картинка со стопкой книг. Все рассмеялись, сказав, что я и так уже на своём месте. Вере выпала карта с чёрной кошкой, метлой и котлом с зелёным бурлящим зельем. Всем это тоже показалось забавным. А вот одна из бабулек, тех, что с красными губами, вытащила карту с любовной парочкой. Тут уж все расхохотались. Мероприятие было окончено.

А знаете что? Сегодня мне было весело и интересно. Я, кажется, снова начал жить. Можно сказать, я чувствую себя счастливым.

Я так ждал его, этот вечер. Куда же позвала меня Вера? В библиотеке у неё был выходной. Говорят, она ещё где-то подрабатывала, но никому не говорила, кем. И вообще она была полна загадок.

За глаза о Вере в коллективе много говорили, не то чтобы осуждая её, но дивились её странностям.

И вот что я узнал из этих разговоров.

Вере 26 лет. Не замужем, и детей тоже нет.

Она не закончила высшее образование (филологический факультет), потому что к ней приставал какой-то профессор, был конфликт, и её исключили. Говорят, после этого у Веры случилась депрессия и она до сих пор принимает какие-то препараты.

Вера почти не ест — питается только яблоками. Но эта информация не точная, просто на работу она приносит только яблоки. Наверное, поэтому у неё такая стройная фигура.

Вера придумала какой-то проект в письмах для тяжелобольных детей из хосписа. Она пишет сказки, письма от имени лесной мышки Глашки и вкладывает в конверт сушёные цветочки, пёрышки птиц, красивые камешки и прочие лесные подарки. Дети в восторге от Веры. Иллюстрации к проекту она, кстати, тоже рисует сама. И вообще мечтает стать детской писательницей.

Этого было достаточно, чтобы я вконец очаровался Верой. Мне стало жаль её, жаль, что она болела депрессией. Я старался вам об этом сильно не писать, чтобы не портить настроение. И даже не вспоминать то, что произошло со мной. Да я и сам до конца не помню, что было. Я был, как бы это сказать, сам не свой… Но сегодня с утра в трамвае я встретил добрую-предобрую медсестру Аню. Я был рад её видеть. Мы разговорились, и я спросил, что же всё-таки произошло в тот день. И она мне всё рассказала.

— Все вас поздравляли с должностью. Мы ждали главврача, чтобы он объявил, что вы станете заведующим и откроете отделение хирургии кисти.

— Да. Это я ещё помню…

— Но тут заходит главврач и говорит, что у него важное объявление. Мы все своим ушам не поверили. Он объявил, что заведующим станет Н., что отделение хирургии кисти у нас не откроют, а откроют отделение платных услуг. Что для стационара это будет выгоднее и актуальнее. Линейка закончилась. Все пошли по своим делам, а вы застыли в какой-то странной позе. Это называется, кажется, кататония. Сначала мы подумали, что вы так шутите, но вы ни на что не реагировали, просто стояли как статуя. Тогда мы решили, что у вас инсульт, и позвали реаниматологов. Они попытались доставить вас к себе в своё отделение на носилках, но тут случился психоз: вы бились об стены, кричали какие-то нелогичные фразы. Мы вызвали спецбригаду, а я позвонила на своё прошлое место работы, в отделение неврозов. Вот вас и госпитализировали.

— Спасибо, Аня. Спасибо, что не положили меня в отделение психиатрии. В неврозах условия как на курорте и пациенты адекватные. У меня отдельная палата была.

— Где вы теперь? — с грустью спросила Аня.

— Я, не поверишь… в библиотеке. И знаешь, мне там нравится. Увидимся, Аня. Прости, что я не брал трубку, когда ты звонила. Мне просто нужно было побыть одному.

Я стоял на остановке и смотрел на то, как уезжает трамвай и как приветливо и грустно машет из него добрая-предобрая медсестра Аня.

Итак, я добрался до адреса, который мне дала Вера. Это был семнадцатиэтажный дом постройки девяностых годов, невзрачный и серый. Она приехала на велосипеде, с рюкзаком за плечами.

На лифте мы поднялись на последний этаж. Было темно. На ощупь нашли одну из дверей и постучали. Нам открыл седой пожилой мужчина с длинной бородой. Чем-то он мне напомнил Гэндальфа из «Властелина колец». Просторную комнату заливал свет, большие панорамные окна открывали вид на город. Закат был на самом пике, и облака вспыхивали рыже-красными переливами по всему небу. Оглядевшись по сторонам, я понял, что это мастерская художника. Бетонный пол, мольберты, перепачканные краской, композиции для натюрмортов, чучела, гипсовые головы, пластиковые фрукты — всё это находилось в творческом беспорядке.

— Ну, Верочка, познакомь нас со своим другом, — сказал седой человек, по-видимому, художник.

— Это Пётр, мы вместе работаем. Сегодня он будет пробовать себя в живописи.

Я стоял как дурак и не знал, что на это сказать.

— Хорошо, Пётр, начнём с наброска. Вот простой карандаш, нарисуйте эту вазу. Просто как получится, мне нужно оценить ваш уровень.

Я не рисовал со школьных времён. Руки не слушались, но получилось довольно похоже.

— Так. Теперь берём гуашь, баночку с водой, кисточки и делаем работу в цвете.

Я смешивал на палитре краски и чувствовал себя немного ребёнком. Даже забыл о Вере, а она сидела за столом, пила чай и пристально разглядывала меня. Интересно, о чём она думала?

Рисуя первый раз в сознательном возрасте, я почему-то вспомнил мой первый самостоятельный день в операционной, когда я некачественно сделал свою работу, не нарочно, конечно, по неопытности, и у пациентки натекла забрюшинная гематома. Пациентка выжила. Коллеги долго исправляли мои ошибки в операционной. Вся больница ругала меня на чём свет стоит. Я тогда думал вовсе уйти из специальности, но пересилил себя. Завёл в сарае курочек (мы в то время снимали старенький частный домик) и стал тренироваться на них — сшивать сосуды и нервы. Потом много работал. Приезжал раньше всех и уходил самым последним. Мне стали доверять сначала лёгкие, потом и более сложные операции. К моему мнению стали прислушиваться. Я накопил денег и съездил в столицу, выучился по специализации «хирургия кисти». И всё это время Катя была рядом и поддерживала меня. Как из-за какого-то единственного неадекватного поступка она смогла отказаться от меня?.. Я этого никогда не пойму. Но это её решение, и я его принял.

А теперь вот эти самые руки, руки, которые так много могли, оказались никому не нужны. Они теперь рисуют вазочку из синего стекла и ветки сирени. Работа была закончена. И, что самое интересное, вышло очень даже неплохо. Во всяком случае, я не ожидал от себя такого.

Преподаватель похвалил меня:

— Ты правда в первый раз рисуешь?

— Ну, в школе на уроках ИЗО ёлочку, белочку и прочую ерунду.

— Тогда тебе обязательно нужно заниматься. Вот Вера пришла к нам полгода назад, совсем ничего не умея, и посмотри, как она раскрылась, какие у неё рисунки.

— Да я не показывала ему ещё толком свои работы, только скетчбук, — сказала Вера.

— Покажи, они ведь здесь, на шкафу. — Преподаватель взял табурет и подал его Вере.

Они достали стопку рисунков. Это были иллюстрации к Вериным сказкам. Тёплые и добрые. И тогда Вера рассказала мне про свой проект для больных онкологией детей, которые годами не выходят из стационаров, и чем закончится их история, неизвестно. Вот для таких детей Вера пишет сказки-письма от лесной мышки Глашки. Она шьёт этих мышек и вкладывает в конверты вместе с первым письмом. Потом каждый месяц ребёнок получает новое письмо с лесными сокровищами: шишками, желудями, сухими цветочками, и жизнь становится хоть немного разнообразней и увлекательней. Она объяснила, что так находит смысл в этой бессмыслице под названием жизнь.

Закончилось занятие. Стемнело.

— Я пока, если честно, не понял, хочу ли учиться рисовать, но всё равно спасибо тебе за этот вечер. — Я пожал Вере руку. — Депрессия у меня прошла. Но пустота внутри ещё есть.

— Эту пустоту нужно заполнять. Желательно творчеством. Я знаю. Я сама через это прошла. У меня ведь тоже есть расстройство. Я тоже принимаю нейролептики, — призналась она.

— Вера, можно спросить — какое расстройство?

— Самое что ни на есть биполярное. Ты ведь медик, знаешь, что это такое? — Она хитро улыбалась.

— Да, наслышан. Ты вытворяла что-нибудь необычное?

— Ну как тебе сказать, у меня довольно мягкая форма болезни. Временами я очень творческая, временами — замкнутая. В период гипомании я очень активная. Когда ещё не пила препараты, устроилась натурщицей в академию живописи и проработала там полгода. Это и был мой самый безумный поступок. Тогда и поняла, что хочу рисовать. А вообще я всю жизнь хотела быть писателем.

Зажглись фонари. На город опускалась ночь. Я смотрел, как в темноте растворяется хрупкая фигурка Веры.

Вечером я долго не мог заснуть. Думал о том, как мне дальше жить. Решил, что нужно составить свод правил и соблюдать их.

1. Косметическая запущенность — признак психической болезни. Нужно не допускать ни грязи в квартире, ни неряшливости в своём внешнем облике. Каждое утро и вечер — душ. Стирка ежедневно.
2. Обязательно общение с позитивными людьми.
3. Заполнять пустоту, как говорит Вера. Заниматься творчеством.
4. Вести дневник.
5. Пойти к психологу. Нужно понять, кто я такой и чем мне дальше в жизни заниматься (может, к той самой Агате-Агафье и схожу).

Агафья принимала в офисе недалеко от библиотеки. Я что-то так распереживался, пока шёл к ней… Она разливала чай по чашкам, печенье приготовила. По-домашнему всё так, уютно. Вообще это слово — уютная — ей очень подходило. Было в ней что-то дружелюбное, материнское. Наверное, таким и должен быть психолог.

Захотелось ей всё сразу рассказать. Но мы решили для начала создать запрос.

Это оказалось так трудно! Выяснилось, что я сам не знаю, чего сейчас хочу.

— Я был счастливым, когда был хирургом. Я был реализован на сто процентов. А сейчас как-то сам себя перестал уважать.

— Из ваших слов я могу сформулировать такой запрос: «Создание стратегии по самореализации Петра Евгеньевича и обретение уважения к себе».

— Ну да. Звучит неплохо.

— Чтобы понять, чем вы хотите заниматься, давайте пройдём тестирование, — психолог достала анкету, — а также вспомним о вашем детстве. О какой профессии вы мечтали, когда были ребёнком?

— Только не смейтесь. Я хотел быть писателем. Стихи, рассказы и даже роман успел написать. Но я всё это делал для себя, в стол. Писал просто потому, что не мог не писать.

— А что случилось дальше? Почему перестали заниматься литературным творчеством? — Агафья внимательно на меня посмотрела.

— Родители не хотели, чтобы я поступал учиться на филолога. Они мечтали, чтобы я стал врачом. Медицинская учёба отбила всё желание писать, да и времени свободного не осталось. — Удивительно, но разговаривать с ней мне было комфортно. Я был расслаблен. Не думал над формулировками, жестами и мимикой.

— Вот что я увидела. У вас стоят чужие установки. Родительские убеждения: я должен быть только врачом, и точка. А почему родители хотели, чтобы вы занялись медициной? — пыталась докопаться до истины Агафья.

— Я точно не знаю, но думаю так. Папа не поступил в мед. Хотя пытался. Это была его мечта. Он считал, что только врач, особенно оперирующий, заслуживает уважения, — рассуждал я.

— А что родители говорят по поводу сложившейся с вами ситуации? — серьёзно спросила она.

— Ну, папы уже давно нет. — Я пожал плечами. — А мама… Мама во всём себя винит. Как и все мамы, наверное.

— А вы как считаете, только врачи заслуживают уважения? Или другие люди, со средним образованием например, тоже заняты важным делом? Вот вам задание. — Психолог записывала для меня рекомендации, чтобы я ничего не перепутал и не забыл. — Первое задание: завести толстую тетрадь. Да, я буду давать вам домашнюю работу. Второе задание: замечать важность других людей. Тех, с кем сегодня пообщаетесь. Человек пять мне хватит. А потом проанализируйте, что важного сейчас делаете вы. Что теперь, не будучи врачом, вы можете дать миру.

— Это трудно. Про установку вы правы. У меня такое чувство, что я могу уважать себя, только если оперирую.

— Над этим мы поработаем. — Агата-Агафья сделала загадочный вид. — А теперь самое интересное: нужно проанализировать, почему вы хотели быть писателем. Я советую вам найти что-то из ваших произведений, перечитать, если сохранились, конечно. Но думаю, они сохранились. Мамы, как правило, такое хранят. А ещё — сходить в гости к маме и душевно с ней поговорить. — Агафья вконец меня озадачила.

— Какие сложные вы даёте задания. Мне будет нелегко смотреть матери в глаза после того, как я не оправдал её надежд. Родители так раньше мной гордились!

— Итак, последнее задание: окунуться в детство. Вспомнить, что вы любили. Кстати, что вам нравилось? — поинтересовалась она.

— Кататься на колесе обозрения и есть мороженое с шоколадной крошкой, — сказал я первое, что вспомнил.

— Вот тогда прямо сейчас вам задание: порадовать своего внутреннего ребёнка — пойти в парк Горького, купить мороженое и билет на колесо обозрения. А вечером представьте, что вы уже выполнили свою миссию в медицине. Сделали ВСЁ, что могли. Принесли пользу. И теперь можете пожить в своё удовольствие. Позвольте себе написать что-нибудь, рассказ или стихи. Сядьте, расслабьтесь, налейте чаю, возьмите красивый блокнот или вашу печатную машинку и просто окунитесь в творчество.

Вконец озадаченный, я забрал рюкзак и отправился в парк Горького.

По пути я зашёл в книжный, приобрёл ежедневник. Буду в нём выполнять домашние задания. Как ответственный человек, купил себе мороженое с шоколадной крошкой и билет на колесо обозрения. Если честно, оно очень изменилось с тех пор, когда я был маленьким: кабинки закрытые, полностью стеклянные. А в детстве ветер трепал мои волосы и можно было рукой дотянуться до веток деревьев. Но всё равно мне было приятно: город лежал как будто у меня на ладони, светило солнце, и казалось, будто впереди меня ждёт что-то хорошее. Но хорошее быстро заканчивается. И пора идти на работу. Сегодня у меня вторая смена. А это значит, что вечером мероприятие. Обязательно будет какое-нибудь мероприятие.

— Итак… Что сегодня у нас по плану… Клуб писателей, — хлопотала наша заведующая Надежда Степановна. — Валя, Петя, садитесь со всеми в кружок и делайте что говорят, нам нужно больше участников, массовка нужна.

— А где сегодня Вера? — спросил я.

— У Веры заболела мама, она поехала её навестить, — отозвалась Валя.

Мне бы тоже сегодня побывать у мамы. Не нужно откладывать. Поеду сразу после мероприятия.

Собралась публика, в основном студенты и старшие школьники. Я среди них себя почувствовал неуютно. Это люди, у которых всё ещё впереди. И я такой… Даже думать не хочется. Потом пришёл Олег Ильич, писатель, он показал нам свои книги, конечно, несколько экземпляров принёс, чтобы их можно было приобрести. Видимо, этот Олег Ильич был для них авторитетом. Студенты чуть не поругались за право стать владельцами книг. Но писатель сделал звонок, и его жена привезла ещё книг.

Нам раздали по листу бумаги, по ручке и сказали написать небольшое стихотворение на тему служителей искусства. Сначала я хотел написать про пожилую музейную смотрительницу, которая всё время спит на работе, а потом подглядел у своих соседей: все они писали что-то серьёзное. Ну, я тоже решил попробовать. Вспомнил, что Вера работала натурщицей. Вспомнил, как она рисовала себя обнажённой. Но только имя немного изменил, чтобы коллеги не поняли, что это про неё. Они ведь не знают. Это ведь её тайная подработка.

Натурщица

Там, в темноте, не видно света,
Там, в тишине, не слышно крика.
Туманным сумраком одета,
Стоит нагая Вероника.

Скрежещет грифель по бумаге,
Застыла тень в живом наброске.
Фигура белая, как мрамор,
Подобна статуе из воска.

Она тиха и недвижима,
Она художнику послушна,
Стоит нагая Вероника,
Нежна, светла и безоружна.

Жива ли ты?
И я несмело
Тебя рисую неумело.

Мертва ли ты?
Среди набросков
Искусства вижу отголоски.

Налиты акварелью кисти,
Стан гибок, строен,
Взгляд печален.
И застучало будто сердце —
Ты оживаешь на бумаге.

Выходит время.
Я недвижим.
Боюсь дышать,
Ловлю мгновенье.
Метаморфозы. Кокон. Шелкопряд.
Планеты бесконечное вращение. Ты исчезаешь на рисунке —
Упала кисть, перерождение.

Лишь в полутьме
Стоит она,
Что в вечность запечатлена.

Ну, во всяком случае, вышло у меня не хуже, чем у других. Я даже услышал в свой адрес похвалу. А самое главное, это может сойти за домашнюю работу для психолога. Ура! Задание выполнено!

Вечер. Еду к маме. Хочется спать. Задремал. Проехал остановку. Решил прогуляться пешком, увидел школу, в которой учился. Стоит такая приветливая, а я ведь так её не любил! На всё у меня было своё мнение. А его, это мнение, не принимали всерьёз и не уважали. Считали наивным ребёнком. Я и сейчас большой наивный ребёнок. Картинки вот рисую, стихи пишу. Узнает кто-то с прошлой работы — засмеёт.

Я специально пошёл той дорогой, которой всегда ходил домой из школы. Столько всего вспомнилось, и грустного, и весёлого.

Первая любовь, невзаимная, а теперь вот даже толком вспомнить не могу, как её там звали, Ника, Вика… Страдал. Хотел руки на себя наложить. Глупо. Кто-то бы мне сказал, что я потом её лицо вспомнить не смогу, ни за что бы не поверил. Вот что делают с подростками гормоны.

Лучший друг Стас. Сколько хорошего пережито! Только нет уже давно Стаса… 11-й класс, выпускной, возвращался нетрезвый домой, попал под колёса.

В жизни на самом деле много хорошего, но только не для всех. Холодок пробежал по коже. Стаса уже многие забыли. Он ведь и оставить после себя ничего не успел. Так и меня не станет. Кто вспомнит? Даже детей у меня нет. Вложился в карьеру… И всё проиграл. 35 лет. Стоп. Скоро 36 лет. У меня же день рождения через неделю. Ну, как праздновать будем?

Никогда не праздновал. На работе специально сутки брал, чтоб никто меня не беспокоил. Ну, Катя тортик мне готовила домашний, вкусный такой. Сметанник. Только в этот раз обойдусь без сметанника. Катя. Как ты там? Хоть бы спросила, как я. Может быть, мне помощь нужна. Нельзя же так просто вычеркнуть человека. Нужно решить вопрос с Катей.

Нельзя оставлять всё как есть. А то я и не свободен вроде как. Нужно найти Катю и поговорить с ней о разводе.

А вот и домик мой родной. Сердце сжалось. Что-то такой я сентиментальный стал. Даже тошнит.

Зашёл в магазин. Там новая продавщица, молодая, а энергетика как у сварливой старухи. Неприветливая, грубая. Нарявкала на меня ни за что.

Взял кефир, две булочки с маком. Мама мне в детстве всегда их покупала.

— Петя! — Мама кинулась обнимать и заплакала.

Мои щёки ощутили её тёплые слёзы.

— Мама, привет. Ну не плачь, видишь ведь, всё хорошо. Я живой и практически здоровый.

— Петя… Как хорошо, что ты про меня вспомнил. Я думала, ты на меня обижен.

— Ну что ты, мама. Всё нормально, говорю же. Пусти меня в квартиру, не держи на пороге.

Если честно, я был поражён тем, что меня ждало в квартире. Пока был жив отец, дома всегда был порядок. Отец любил, когда вокруг чисто и вещи на своих местах.

А сейчас меня встретил бардак. Бардак — мягко сказано. Огрызки, объедки. В кухне гора посуды, мухи. Мама стоит грустная. Видно, что ей стыдно.

Я обнял её. Потом пошёл мыть посуду.

— Не плачь, мама. Сейчас мы всё приберём. И будет как раньше.

— Не будет,— плакала мама.— Отца нет. И ты заболел. Хорошо уже не будет.

— Будет. Мы-то остались, значит, нужно дальше жить. И это… я уже почти здоров.

— Катя тебя бросила, я знаю. Она мне звонила.

— Мама, ты знаешь, может быть, как найти Катю? Мне бы ситуацию одну прояснить уже…

— Не надо её убивать! Не вздумай. Вообще жизнь себе сломаешь. В тюрьму посадят.

— Да не собираюсь я её убивать. Мама, мне просто нужен развод. Вот и всё. Пусть живёт как хочет. Она свой выбор сделала. Мама, успокойся. Давай я тебе смешное расскажу. Знаешь, кем я сейчас работаю? Ни за что не угадаешь!

— Кем?

— Библиотекарем. Не смейся ты. Знаешь, как интересно! — Я неумело пытался поднять ей настроение. — Книги выдаю, мероприятия провожу. С девушкой одной хорошей познакомился даже. Она меня рисовать водила, я стихи написал. Вот. Вот ты уже и смеёшься. А я ведь правду говорю. Может, жизнь ещё только начинается. Сейчас приберём. Найдём мой детский роман. Ты, надеюсь, его не выкинула. Почитаем вслух. Заодно посмеёмся. Представляешь, я даже не помню, о чём он.

Да. Так много я давно не прибирал. Не думал, что с моей сильной мамой такое произойдёт. Надломилось, видимо, что-то у неё внутри. А тут ещё я со своими выкрутасами.

Пожаловался маме на вредную продавщицу. Оказалось, это мамина новая соседка. Большой души человек, говорят. Пожертвовала своим образованием — бросила институт ради младших сестры и брата. Работает на двух работах, чтобы дать им достойную жизнь.

Когда я выносил мусор, зашёл на территорию заброшенного детского сада, в который когда-то водила меня мама. Он пристально смотрел на меня своими мёртвыми окнами. Я нашёл куст сирени и сорвал пару веток. Для мамы. Надеюсь, ей будет приятно. Нужно же делать что-то хорошее. Не так много осталось близких людей рядом. И нужно успевать делать что-то хорошее для них. Пара веток сирени и, может быть, на душе у мамы станет легче.

Мы нашли мой роман и печатную машинку. А заберу-ка я её себе. Может, ещё пригодится.

Итак, мой роман. Такой приятный привет из прошлого. Это роман про подростков, живущих в старинном доме перед его расселением. Хорошая такая, добрая история. А пожалуй, нужно дать ему жизнь. Иллюстрации нарисовать. Отредактировать. Издать. Займусь этим. Если хоть один человек прочитает его и улыбнётся, значит, я живу не зря. Пусть в этом будет моё призвание. Хотя бы на время.

Когда уже поздно вечером я уходил из отчего дома, мама улыбалась. В квартире было уютно и чисто. Пахло сиренью.

Хочется спать. До чего же хочется спать! А я ведь, кстати, не доделал домашнее задание. Нужно оценить важность других людей и себя. И решить, чем я важен для этого мира сейчас. Шесть человек. Итак:

1. Добрая-предобрая Аня. Работает за копейки ради идеи спасти мир. Вот уж точно человек, нашедший своё призвание — помощь людям.
2. Вера. Пытается дать полноценную жизнь умирающим детям из хосписа тем, что пишет для них письма-сказки. Не унывает, несмотря на то, что имеет душевный недуг. Живёт полноценной жизнью в полном смысле.
3. Мама. Близкий мой человек. До сегодняшнего дня я даже не понимал, насколько близкий мне человек. Делает мою жизнь лучше.
4. Психолог Агата Ивановна. Помогает отчаявшимся людям вновь найти смысл и силы, чтобы жить дальше.
5. Хмурая продавщица из магазина продуктов. Сегодня я узнал, что она работает на двух работах, чтобы дать образование младшим брату и сестре и прокормить их. И поэтому сама не пошла учиться в политех.
6. Я. Я нужен этому миру. Чтобы дать достойную старость своей маме. Чтобы дать жизнь моим не родившимся пока детям. Чтобы сделать счастливой женщину, которая решит стать моей женой. Чтобы издать детскую книгу — о дружбе и любви.

Второй сеанс у Агаты. Какая-то она сегодня грустная, несобранная. Стихи ей понравились и как я выполнил домашнее задание — тоже. Только вот когда стали прощаться, она совсем расклеилась и заплакала. Я долго не мог понять, в чём дело. В итоге выяснил, что расстроена она из-за сына. Переживает. Десятиклассник, пора подумать о будущем, а он ничего в своей жизни не хочет. Играет в стрелялки целыми днями. Школу прогуливает. Друзей у него нет. Общается только по интернету.

Вот так я узнал, что сильные женщины тоже бывают слабыми. И, помогая другим, иногда не могут позаботиться о самих себе.

— Агата Ивановна, а ваш муж что говорит?

— Да нет у меня мужа. Погиб, когда сын был ещё маленьким. Я всё на работах да на работах. Прокормить ведь нужно себя и его, одеть да ещё на мороженое дать. Так и упустила парня. Ну, теперь ведь ничего не поделать: что выросло, то выросло.

— Агата Ивановна… — Я сделал глубокий вдох, набрался смелости и предложил: — Давайте я с ним побеседую. Кажется, мне есть чем его заинтересовать. Есть у меня друг Димка, программист, игры пишет, может, возьмёт себе вашего пацана в подмастерья. Не против? Я считаю, нужно в наших слабостях находить сильные стороны. Разработчики игр получают огромные зарплаты.

При этих словах глаза Агаты Ивановны загорелись:

— Я и не думала о компьютерных играх с этой точки зрения. Поговорите, пожалуйста, с вашим другом. А я завтра приведу своего лоботряса к вам в библиотеку.

И она сжала меня в своих крепких объятиях.

Сижу в кофейне, ем пончик. Звоню Димке, программисту.

— Дим, привет. Как здоровье? Как живёшь? Я тебе звоню по крайне важному делу. Попросить тебя хотел об одолжении. Десятиклассника взять себе в ученики. Ненадолго хотя бы. Понимаешь, живёт парень без цели, дни и ночи за играми просиживает, девушки нет, друзей нет, кем быть, не знает. Может, покажешь ему мир компьютерных игр с другой стороны. Может быть, заинтересуется парень. Цель в жизни появится.

— Мне что, заняться нечем, с десятиклассниками возиться? — Димка был явно не в восторге от идеи.

— Ну ты представь: спасёшь юную душу, всё бонус в твою копилочку на том свете, — продолжал я. — А, в Бога не веришь… А помнишь, я маму твою оперировал? — нагло начал я с козырей. — Ты говорил, что должен будешь. Вот, час расплаты настал. Да не молчи ты… Я ведь так. Шучу… Решать в любом случае тебе.

— Хорошо. Хорошо. Тащи своего питомца. Буду его воспитывать. Только пусть потом не жалуется, — пробурчал Димка.

— Ну, Дим, ну красавец. Должен буду, — радовался я пусть не очень честной, но победе.

Весь вечер я готовился к презентации перед подростками-выпускниками школы № 102. Тема: «Предназначение. Личная миссия и роль книги в жизни человека». И сейчас повторял заученный текст. Переживаю.

Собрались подростки. Видно, что сами пришли лишь единицы. Остальных заставили. Конференц-зал заполнен. Агата с сыном сели на первый ряд. И знаете что, я так живо себя вспомнил в их возрасте! Я правда хороший доклад приготовил. Очень старался. И о смысле жизни рассказал, и о роли книги в жизни человека, и о самообразовании.

Вот послушайте — это небольшая часть моего рассказа для вас.

Вот вы сейчас выбираете, кем стать. Какую профессию выбрать. А знаете ли вы, что такое предназначение? О предназначении в западной культуре говорят с самого детства. Детей в Америке с пелёнок воспитывают на вдохновляющих историях успеха. У нас в стране об этом заговорили лишь в последние годы. Личная миссия. Именно благодаря ей великие люди стали великими. Но у всех ли она есть? Что делать нам, простым смертным? Тем, кто ещё не определился?

Мой ответ прост — читать. Да. Много читать. Художественную литературу, литературу по психологии, профессиональную литературу. Читая, вы можете прожить несколько жизней одновременно, сделать выводы, набраться чужого опыта и в реальной жизни не допустить ошибок, которые совершают герои книг.

Книга — это инвестирование в себя. Цена книги, электронной, бумажной, не важно, равна стоимости похода в кафе. Только о походе в кафе вы скоро забудете. А книга останется у вас. Книгу вы бесплатно можете взять и в библиотеке. Остаётся лишь приложить усилия. Самостоятельно изучая науки, вы повышаете свою компетентность, становитесь экспертом. Психологи считают, что необходимо 10000 часов, чтобы стать экспертом в какой-либо области. Это не так много. Начните прямо сегодня, и уже через пару лет вы будете востребованы и составите конкуренцию старшим и более опытным коллегам. Начните учить другой язык, по паре слов в день, и уже через год вы сможете свободно на нём разговаривать, а через пару лет вы будете знать этот язык едва ли не в совершенстве.

Я вошёл во вкус и ещё долго говорил о призвании, миссии, самодисциплине. И, что самое интересное, в зале была тишина, подростки меня внимательно слушали. Некоторые что-то даже конспектировали. Может, это и была моя миссия на сегодня — вдохновить хотя бы пару человек. Кстати, после моей лекции в библиотеку выстроилась целая очередь. Ребята брали учебники по иностранным языкам, книги по психологии и тайм-менеджменту. Мне кажется, мы на полгода вперёд выполнили план по выдаче книг.

Заведующая ликовала:

— Пётр, не зря я взяла вас в библиотеку! Умеете вы убеждать молодёжь!

Она обняла меня и расцеловала в обе щеки.

У выхода меня ждали Агата-Агафья и её сын Денис.

— Привет. — Я пожал ему руку.

— Привет. Классная лекция, — улыбался он. — Это правда, то, что мама сказала? Что можно поучиться программированию у вашего друга?

— Правда. Приступишь завтра. Только обещай быть терпеливым. У Дмитрия Леонидовича не очень покладистый характер, с ним нужно быть терпеливым. Но он профессионал и подскажет, что почитать. Какие-то домашние задания даст. Всё выполняй. У тебя есть реальный шанс чего-то добиться.

Я видел, что в глазах у парня появился живой интерес, такой же, как у меня когда-то после кружка по хирургии.

А мы опять рисовали с Верой. Ходили к Гэндальфу. Вера купила свои любимые яблоки «Чёрный принц». Мы положили их на венский стул, и их кожура блестела в лучах закатного солнца. Мне так свободно с ней. Так спокойно. Я вдруг понял, что не хочу отношений с Верой. Не хочу рушить нашу дружбу. Я отношусь к ней как к сестре, которой, к сожалению, у меня никогда не было. И я рассказал ей про Катю. Так вот, Вера считает, что я не разобрался в ситуации и поспешил с выводами.

— Она ведь написала: «Позвонить», — а ты не позвонил! — возмущалась она.

— А зачем звонить, если и так всё ясно. Был здоровым и успешным — была рядом, всё потерял — ушла к кому-то получше.

— Ну, смотри сам. Просто мне кажется, что ты её ещё любишь. Может, стоит побороться? Я понимаю, каково это — страдать от любви.

— Кто этот счастливец? — удивился я.

— Да один посетитель из нашей библиотеки. Я всё не решаюсь подойти к нему первой, и он то ли боится, то ли я ему просто неинтересна. Фантастику читает в читальном зале.

— Может, он не просто так читает у нас? Дома ведь можно почитать или в парке, — рассуждал я. — Может быть, просто хочет обратить на себя внимание.

— Знаешь, мне бы очень этого хотелось. А ещё мне бы хотелось увидеть твою Катю. Где её можно найти? Я только издалека посмотрю. Одним глазочком.

— Она работает в клинике «Эксперт» рентгенологом.

— Отлично. У меня как раз флюорография не пройдена. Схожу к ней через недельку.

— Только, Вера, про меня ничего не говори. Я сам со всем разберусь. И ещё… Покажи мне своего избранника, даже любопытно стало, что за фантаст такой.

— Да ты его, наверное, видел. Чёрные волосы, голубые глаза, нос прямой, подбородок волевой. Всё как нужно, — подмигнула мне Вера.

Она уже нарисовала яблоки и спешила домой.

И вот я, кажется, его увидел. Нормальный парень, только читает всякую ерунду. Как ребёнок, ей-богу. Инопланетяне, ведьмаки и прочая ересь. Хотя, может быть, и наоборот, хорошо. Балует своего внутреннего ребёнка. Агата говорит, это важно. Учится, кстати, в политехе, а значит, далеко не дурак.

И вот что я решил сделать. Выдавая ему книгу, засунул туда потихоньку небольшой Верин рисунок. Он удивился.

— Это у вас закладки теперь такие?

— Нет, это забыла одна девушка. Библиотекарь с голубыми прядями, может, видели у нас такую. Она всё время рисует. Видимо, читала книгу и забыла убрать рисунок. Давайте я ей отдам.

— Нет. Не нужно, я сам её найду, — оживился молодой человек.

— А не нужно искать. Она работает сегодня с двух, — как бы между прочим сказал я.

Дело сделано. Вера, пусть у тебя всё будет хорошо.

Приближался день моего 36-летия. И в этот раз я решил его отпраздновать. А что? Почему бы и нет? Позвал маму, добрую-предобрую Аню, Агафью и Веру. Разношёрстная получится компания. Интересно будет. Ни один человек мне не отказал. Наоборот, все были вроде как даже рады.

Я заказал себе забавный такой тортик и попросил написать на нём: «36 — старость, склероз, деменция». По-моему, смешно получилось.

Ещё купил пару настольных игр и воздушных шариков разноцветных. Курицу запёк с картошкой. Я всегда её запекаю на праздники. Если честно, ничего больше делать не умею.

В дверь постучали — добрая Аня, у неё привычка такая — всем помогать. Вот и сейчас ей неймётся, пришла раньше всех. Аня снимает обувь.

Звонок в дверь — Агата пришла:

— Ну, кому тут помочь? Что помыть, что прибрать? Ой, — смутилась она, увидев Аню, — извините, я не вовремя.

— Вовремя, Агата Ивановна, — чуть не силой заталкиваю я её в комнату. — Аня тоже пришла помочь. Проходите, пожалуйста, знакомитесь. Вы друг другу понравитесь. Аня — очень хороший человек. Это она не отдала меня психиатрам, а договорилась о госпитализации в отделение неврозов. Она работала со мной медсестрой в операционной.

— Анечка, — обняла её Агата Ивановна, — будем знакомы. Я психолог, игротерапевт, песочный терапевт. В общем, как и ты, я стараюсь быть полезной людям.

Девочки быстро освоились, и, хоть я честно делал уборку перед их приходом, им это показалось недостаточным. Аня купила ещё продуктов и стала делать тарталетки.

Агата ей помогала и успевала задавать нетактичные вопросы:

— Анечка, вы такая заботливая, почему не замужем, детишек нет у вас?

— Не замужем, потому что тот, кого я люблю, меня не любит, — спокойно отвечала Аня.

Я из комнаты слышу всё, и у меня как будто горят уши. Хорошая ты, Аня, и мне понятно, почему ты так говоришь. Может, и не стоило тебя звать. Давать ложную надежду. Ты уже несколько лет смотришь на меня преданными глазами. Но я ведь любил и люблю Катю… А люблю ли? Стараюсь гнать эти мысли. Катя ушла, бросила меня в самый тяжёлый момент. Нужно забыть о ней. Тем более что мне очень нравится Вера. Но что-то подсказывает, что Вера — птица не моего полёта. Вера — мой лучший друг. Вот Аня — это прямо идеальная жена и мама. Верная, заботливая, но почему-то меня такие женщины никогда не привлекали… Стало грустно.

Пришла Вера. Она заметила, что я подавлен.

— Вот ты сейчас не о дне рождения думаешь. Это видно. Что тебя угнетает?

— Развод. Мне предстоит развод, и, похоже, придётся подать заявление первому, — вздохнул я.

— А ты со своей стороны всё сделал, чтобы этот развод не произошёл? Не руби с плеча. Дай человеку время. Петя, трудно принять, что близкий тебе человек психически болен. Она, возможно, просто испугалась.

— Вера, давай не сейчас об этом. У меня ведь день рождения. Садитесь за стол, и не будем о грустном.

Потом пришла мама. Она принесла мои любимые оладьи, завёрнутые в фольгу, чтобы не остыли.

Стол был накрыт — девчонки постарались. Все сели, и меня начали поздравлять. Я услышал о себе много приятных слов. Причём все они были сказаны искренне. От души.

— Ну вот, мой мальчик, — пришла мамина очередь поздравить меня, — ты встречаешь свой тридцать шестой день рождения. Ты совсем взрослый, многого добился. Что-то приобрёл, что-то потерял, но главное — ты у нас есть. И я верю, что всё самое хорошее у тебя впереди.

Аня при этих словах прослезилась и стала обнимать маму. По взгляду мамы я понял, что это было лишним. Да и у Веры глаза округлились.

— Ты попал. Она от тебя живьём не отстанет, — прошептала мне Вера на ухо.

Я наблюдал за мамой. Ей вообще вся эта компания не нравилась. Она переживала, что Катя ушла. Ей нравилась Катя. А Аня очень пыталась понравиться маме: то чаю нальёт, то хлеба подаст. И вот сейчас Аня наливала маме третью кружку чая.

— Пейте, Зинаида Степановна, — и она протянула маме чашку с кипятком.

— Спасибо, девочка, но я так скоро лопну.

Агафья подарила мне крутой ежедневник с позолоченным переплётом. Аня связала шарф и варежки. А Вера вручила набор акварельных карандашей какой-то навороченной фирмы.

— Твори и вытворяй, Пётр. Пусть жизнь будет яркой! — И Вера дружески похлопала меня по плечу. — Но основной подарок вы все получите после еды, — загадочно произнесла она.

Застолье длилось недолго: всем было интересно, что же она приготовила.

— Что вы видите за окном? — спросила Вера.

— Небо, — ответила Аня.

— Нет. Ниже.

— Кладбище? — прошептала мама.

Действительно, окна моей квартиры выходили на старинное Егошихинское кладбище. Там давно уже никого не хоронили. За кладбищем ухаживали историки нашего города. Оно было полно красивых уникальных памятников.

— Правильно. Кладбище, — не унималась Вера. — А знаете, что я работаю кладбищенским экскурсоводом в туристическом агентстве «Парма»? И если у вас будет желание, то могу сегодня провести экскурсию.

— Вы в своём уме? Гулять на кладбище в день рождения! — фыркнула добрая Аня.

— А я хочу. Да, хочу погулять на кладбище в день рождения, — сказал я.

— Куда все, туда и мы, — хором согласились мама и Агафья.

Итак, мы натянули куртки, шапки и шарфы и отправились на кладбище.

Я как-то там раньше и не бывал. Катя ходила в церковь — слушать, как поют на клиросе. Ей очень нравилось клиросное пение. Вот ведь! Опять вспомнил Катю.

Мы стояли у храма. Он построен при входе на территорию кладбища.

— Итак, начнём с того, что кладбище основано во второй половине восемнадцатого века. Это старейшее кладбище, сохранившееся до настоящего времени в Перми, — начала свой рассказ Вера. — Оно расположено между рекой Егошихой и её притоком — речкой Стикс. Стикс — это, кстати, официальное название. Площадь кладбища — пятьдесят гектаров. На кладбище расположены две церкви: церковь Успения Божьей матери и храм Всех святых, у которого мы сейчас и находимся.

Я стоял и смотрел на него — на храм Всех святых. Какой он красивый — с колоннами, огромным круглым куполом. Здание светло-голубого цвета, сливающееся с небесной синевой и уносящее мысли куда-то далеко, в небо.

После экскурсии, стуча зубами от холода, мы вернулись пить чай. Посмеялись над моим тортом с надписью «Старость. Склероз. Деменция». И тут в дверь позвонили. Так как ближе всех к выходу сидела Аня, она и пошла открывать. Наверное, соседи пришли ругаться, что мы шумим, подумал я.

Аня вернулась не одна, а с тем самым моим любимым сметанником. Катиным домашним тортом.

Мы с мамой сразу его узнали и в один голос почти закричали: «Катя!..»

— Ну… Она не захотела пройти, — сказала Аня.— Просто передала свои наилучшие пожелания…

Я вышел покурить на кухню. Вообще-то я не курю. Но пачка сигарет у меня припрятана на случай сильного стресса. И этот стресс наступил. Катя… Зачем она приходила? Помириться? И как некстати ей открыла дверь Аня. Катя подумала, наверное, невесть что.

Долго я, видимо, простоял на кухне. Гости тихо меня покинули. Осталась только Аня. Когда я зашёл в комнату, было пусто. Свет выключен, за окнами стемнело. Бесшумно, как кошка, она подошла ко мне и несмело положила руки на мои плечи.

— Аня, перестань, — я отстранил её.

— Пётр Евгеньевич, я ведь четыре года жду, когда вы станете моим. Я знала, что вы расстанетесь с ней — вы не пара друг другу.

— Ну, пара или нет… — Я подошёл к выключателю и резко нажал на клавишу. Комната озарилась светом. Аня стояла совершенно голая…

— Пара или нет… решать это только мне, — промямлил я.

Аня покраснела. Она была оскорблена. Впопыхах она стала одеваться. Я отвернулся.

— Аня, прости. Было бы нечестно обманывать тебя. Я ещё люблю Катю. Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что ты помогла мне, а вместо этого дал ложную надежду.

Аня уже стояла в дверях. Она крикнула в слезах:

— Псих. Неудачник. Всё равно тебя ничего хорошего не ждёт!

На следующий день мы работали с Верой во вторую смену. И я всё ей рассказал. О том, как добрая-предобрая Аня стала ещё и несчастной.

— Ты ещё не всё знаешь, — серьёзно сказала Вера. — Она от тебя утаила кое-что важное. Дело в том, что я сегодня делала рентген лёгких у твоей жены. Погоди, сядь. — Вера силой усадила меня на стул. — Теперь смотри внимательно. — Она подала мне листок, на котором была нарисована Катя с беременным животом. — Ты будешь папой. У твоей Кати живот месяцев на четыре — пять тянет. А Аня вчера это видела и ничего никому не сказала.

Я молчал, я не знал, плакать мне или прыгать от счастья. Я БУДУ ПАПОЙ. Но Катя… Она ведь меня не простит. Смена пролетела как в тумане. Я ждал, когда она закончится.

Я ехал в трамвае к Кате и думал. Я не знаю, что ждёт меня дальше, останется ли со мной Катя. Смогу ли я стать хорошим отцом. Продолжу ли работать в библиотеке, но скажу одно: всё в жизни не просто так. Болезнь тоже не просто так. Она как будто проверяет на прочность тебя и твоих близких. Отпадает всё лишнее, и рядом остаются лишь те, кто тебя по-настоящему ценит.