Как опознать новичка в литературе. Метки дилетантизма

Новичок в литературе опознаётся с первых страниц. Дилетант, решивший осчастливить мир своими скороспелыми произведениями, сам маркирует себя.

Олег Чувакин

Человек. Автор. Редактор. Пишет себе и людям

Литературный новичок и тайна композиции

Все наиболее заметные промахи, которые литературный новичок совершает в своих текстах, сводятся к структурному построению и внутреннему обустройству произведения — к композиции.

Я не стану говорить здесь о стиле, которым так дорожат товарищи начинающие литературы. У новичка стиля нет. Зачастую у него нет и узнаваемой манеры письма, которая хоть как-то выделяла бы его среди миллионов таких же дилетантов. Ему может казаться, что у него есть стиль, и он может благодарить некоего редактора за сохранение авторского стиля, но стиль у него от этого не появится.

Стиль вырабатывается годами и десятилетиями труда за столом и параллельного труда — чтения, которое суть учение. Нельзя сесть за стол и начать писать с первых строк чудесным образным языком, который литературоведы тотчас потащат в школы.

Композицию же можно усвоить относительно быстро.

Бутылочное горлышко и обстриженные развязки у Антона Павловича Чехова — это не стиль, это элементы композиции. Вот о ней я и буду говорить.

Содержание без формы. Беда вечного начинающего

Чехов прожил две литературные жизни. В одной он был новатором формы, в другой — классиком формы.

Нынешние авторы не проживают и одной. Начав писать, они навеки остаются новичками. Так сказать, умирают молодыми.

Неверное устроение произведения моментально открывает глаза читателю на дилетантизм автора. Неряшливый стиль и троечную орфографию с пунктуацией могут прибрать, вычистить и вылизать корректоры и редакторы, однако редко какой редактор возьмётся за перекройку композиции — ибо это означает не просто литературную переработку произведения, чаще всего это означает полное переписывание. Современный редактор — он не Салтыков, он переписывать не умеет, да и ленится.

Дилетантизма накопилось так много, что из его количества выработалось новое качество. Оно стало нормой, и авторы на пару с их редакторами искренне недоумевают: что в тексте не так?

Всё не так. Текст вроде бы есть, но формы у него нет. Художественности нет.

Новичок не нуждается в особо приставленном критике. Он сам маркирует себя, сам выдаёт себя. Он не понимает, что такое строгая литературная форма. Он очень занят содержанием. Увлечён так, что ему не до формы. Тут-то и поджидает его беда: содержания без формы не бывает. Вместо того чтобы набрать воду в кувшин, новичок попусту разливает её.

Как новички маркируют себя. Метки композиции

Метками для читателя служат разрушенные элементы литературной композиции. Всю свою деятельность дилетант невольно направляет на разрушение композиционной поэтики.

Метка красочности. Дилетант не повествует, а пишет объявления

Не умея рассказать, литературный дилетант объявляет либо заявляет. Он не описывает художественно краски осени, заодно прилаживая эти краски к месту действия, времени действия и герою, он просто заявляет: листва была разноцветной. Он ещё два-три раза повторит заявление о разноцветности, подкинет какой-нибудь синоним: листья пёстрые, разные краски разноцветной осени, красивая картина разноцветья и так далее.

Я не выдумал это описание с набором однокоренных слов и синонимов; я вольно пересказал начало самодеятельной книжки, прошедшей корректуру и редактуру и ныне продаваемой.

Не спешите заказать редактуру. Не швыряйтесь деньгами. Сначала покажите свой рассказ или отрывок романа

Кому показать рассказ или роман? Писателю! Проверьте свой литературный талант. Закажите детальный разбор рукописи или её фрагмента.

Покажите

Вместо живой сцены, вместо зримой картины, написанной точными словами, новичок от литературы даёт читателю объявление, которое впору поместить в газету — и взять с подателя деньги.

Композиционные провалы обнажаются у новичков не только в описаниях.

Вместо характерного диалога, проявляющего души и отражающего темпераменты героев, новенький проштампует реплики наречиями и раскрасит абстрактными прилагательными. Герой, одетый «скромно», говорит у автора «злобно», а героиня, которая носит «красивую» причёску и «эффектно» выглядит, говорит у него «насмешливо».

Вместо живой сцены читатель получает всё те же объявления.

Автор-дилетант не знает, как ему устроить сцены, как сформировать эпизоды. Нет у него формы. Он о ней и не думает.

Он как рекламист. Но рекламист — другая профессия. У рекламы иное содержание и иная форма. Рекламные объявления — не рассказы и не романы. Реклама — не проза.

Рекламисту важно что, а романисту — что и как.

Красочные объявления вместо художественного текста лишают повествование поэтичности — зримости. В целом читатель понимает, что хотел сказать автор-новичок; в частностях же не видит ничего. Нет в композиции поэтики.

Метка театральности. Сценарий вместо романа

Другая типичная метка литературного новичка: взявшись за роман, начинающий автор производит сценарий.

Разбирая сочинения начинающих авторов, я постоянно вижу одну и ту же композиционную ошибку. От её повторения, тиражирования я прихожу к мысли о клонировании новичков. По счастью, законы запрещают клонирование человека.

Начиная роман, в первые его главы новенький непременно тащит описание создаваемого мира. Либо сочиняет пролог страниц на пять-десять. Он как будто пишет по заданию какого-то учителя, требующего «проработать мир». В его мире открыли то-то, есть такие-то электронные штучки, в мозги людям вживляется то-то, а на планету такую-то отправлена уже восемнадцатая экспедиция. О своих героях он пока не пишет ничего. Где-то на одиннадцатой странице подробности о «проработанном мире» иссякают, фантазия даёт сбой — и романист выводит наконец главного героя. Но он опоздал; читатель уже взял книгу другого автора.

Следующая композиционная ошибка подобного рода: на первых страницах новичок спешит представить читателю всех персонажей и подсунуть географическую карту, где обозначены места рождения и проживания всей этой братии. Автору невдомёк, что на второй странице читатель забудет имена, перечисленные на первой. Автору невдомёк, что искусство композиции состоит в подаче нового персонажа и обозначении новой местности точно там, где это необходимо. Карта острова понадобилась Стивенсону там, где возник вопрос о сокровищах.

Современные авторы, громоздящие подробности там, где им не место, пишут скорее сценарии, чем романы. Они увлечены скорее кино, чем книгами. Зачем они берутся за романы? Не знаю. При любви к кино логично было бы сочинять сценарии.

Отсюда же, от киношности, и засорение повествования диалогами, которым прямая дорога в сценарии или пьесы. Там, где нужно показать действие, там, где надо развернуть психологизм, у новичка прут диалоги. Даже внутренний мир главного героя передаётся через диалог.

Преступления против литературной формы выдают новичка-литератора с ногами и руками.

Метка недержания. Новенький против чувства меры

Повествование, уложенное в рамки строгой формы, не терпит лишнего. Всё лишнее — опять метки для читателя. Повод закрыть книгу.

Часто встречается лишнее в виде диалогов.

Персонажи, произносящие лишние диалоги, порождают лишние сцены, утомляющие читателя. Это недопустимо.

Каждый диалог служит средством достижения сюжетной цели. Диалог композиционно уместен только там, где не может быть ничего, кроме диалога. Все лишние реплики следует вычищать, зачёркивать.

Однообразная болтовня героинь Донцовой о шопинге в первых её романах композиционно лишняя. Да, можно сказать, что она передаёт характер или привлекает читательниц определённого склада. Но я говорю о другом: 1) болтовня эта лишняя для сюжета, ибо ничего не проясняет; 2) бессодержательные диалоги замедляют темп повествования, порождают композиционное «растяжение».

Натыкаясь на метку речевого недержания, читатель зевает. Скучно!

Чувство меры у новичка развито слабо. Новичок обычно выдаёт читателю черновик. Треть эпизодов там можно смело выкинуть, а остальные перетасовать, как колоду карт. И напечатать в произвольном порядке. Честное слово, читать станет интереснее.

Издателям следовало бы обновить романы Донцовой таким вот способом. Идею дарю.

Метка однообразия. С разводным ключом в литературу

Описание действий — самый сложный в освоении технический инструмент писателя.

Диалог — наоборот, инструмент самый простой.

Но и в диалоги новичок тащит неизбежные объявления, прибавляя к ним объяснения.

Главный герой, врач, прибывший в городок из-за эпидемии странной болезни, начинает многословно объяснять людям, зачем он сюда приехал, кто он такой, почему его сюда послали такие-то начальники и что он намерен предпринять. Целых две главы затопляет его словесный поток, растянувшийся между прошлым и будущим. Заодно автор безо всякой надобности выдаёт читателю часть сюжета, которая у него запланирована на главу двадцать восьмую.

Доктору поставили задачу, остальное — дело его решительности, его характера, знаний и убеждений. И дело сюжета!

Врач — главный герой, а эпидемия — ключевое сюжетное событие. Это значит, что предыстория композиционно важна и её нужно показать в действии.

Затолкать ряд ключевых событий в диалог значит показать читателю вместо литературных сцен метку дилетанта. «Я новичок, я не умею!» — кричит автор.

Спасибо, читатель понял. Книга закрыта.

Метка отсутствия. Автор не заметил героя

Новичок не владеет искусством точки зрения. Нарушения точки зрения — типичная композиционная ошибка, совершаемая всеми дилетантами. Они не знают, что это такое — точка зрения.

Незнание само по себе не страшно. Можно не знать основ литературоведения, но писать зримо и ясно. Разве рассуждал Лев Толстой о точке зрения? Ничего подобного. Но именно из текстов Толстого брал примеры Б. Успенский, работая над «Поэтикой композиции».

Писателю знать теорию необязательно. Писатель не должен работать по учебнику или по какому-то шаблону. Мир прорабатывать, ага. Нет, не должен. Мир вообще прорабатывается лишь постольку, поскольку с ним знакомится главный герой. На описание бытия целой планеты романисту ни знаний, ни воображения, ни жизни не хватит.

Писатель должен уметь другое: быть своим героем. Видеть мир его глазами. Живыми глазами. И описывать мир изнутри героя. Не весь мир, а те кусочки, что нужны для сюжета.

Такое мастерство из мотивирующей книжки для будущих писателей-миллионеров не добудешь. Откуда оно берётся? Чехов поведал о том Бунину: талант, и всё тут.

Искатели же волшебных таблеток всегда натыкаются на кукиш.

Метка равнодушия. Кукла на нитке

Недавно я прочёл пять романов подряд одного автора из первого десятилетия XXI века. Прочёл из любопытства. Я никогда не выношу вердикта по одной книге. И редко по двум. Вот четыре или пять — это достаточно для суждения. Двадцать пять — достаточно для диссертации.

Главные герои всех пяти романов оставили во мне единственное ясное чувство: равнодушие. Автор выполнял коммерческую задачу запихнуть книгу в фантастическую серию, в которой все тома одинаковой толщины. Для достижения целевого показателя требовалось произвести не менее 600 тысяч знаков на роман. Насилуя композицию, автор думал исключительно о себе. Таковы, в сущности, все насильники. Издатель, который насилует таких конвейерных авторов, происходит из той же породы.

В кризисных ситуациях герои романиста шпарят диалогами яко пулемётными очередями: по две, по четыре страницы тянутся их речи, а враги-то наседают. На пласт эпизода налезает пласт другого эпизода. Время автора движется гораздо медленнее времени героя.

Оперируя терминами компьютерной игры, скажу: это уровень вечного новичка. Вечный новичок набьёт руку в производстве серийных «кирпичей», но постичь искусство композиции ему будет некогда. Конвейер не ждёт!

Герой, который не вызывает никаких чувств, герой, которого автор дёргает за нитку, как куклу, — это персонаж компьютерной игры, пустая картинка. Поэтичность же литературы состоит в выведении такого героя, который был бы живее живого, который увлекал, занимал бы так, как не займёт и живой человек.

Лежа на гумне в омёте, долго читал — и вдруг возмутило. Опять с раннего утра читаю, опять с книгой в руках! И так изо дня в день, с самого детства! Полжизни прожил в каком-то несуществующем мире, среди людей, никогда не бывших, выдуманных, волнуясь их судьбами, их радостями и печалями, как своими собственными, до могилы связав себя с Авраамом и Исааком, с пеласгами и этрусками, с Сократом и Юлием Цезарем, Гамлетом и Данте, Гретхен и Чацким, Собакевичем и Офелией, Печориным и Наташей Ростовой! И как теперь разобраться среди действительных и вымышленных спутников моего земного существования? Как разделить их, как определить степени их влияния на меня?

Бунин. Книга (1924)

Восторженного бунинского возмущения производители серийных героев никогда не испытают. Равнодушные к своим героям, они равнодушны и к чужим.

Кресла они пустые.

Как же быть литературному новичку?

Совершенно случайно на этот вопрос ответил Иван Бунин. С той поры век минул.

Живите в несуществующем мире. Волнуйтесь судьбами этого мира.

Любите своих призраков больше, чем любите живых.

Страшно, да? Не хотите так? Неуютно?

Ну тогда тащите коллекцию своих чугунных меток дальше. От этой ноши вас не избавит ни один редактор.