Огоньки

Бывают на белом свете люди, которые побуждают нас на самые лучшие свершения. Давайте называть их Огоньками. Они не делают ничего сверхъестественного: всего-навсего ходят каждый день на работу, в школу или в детский сад, на обед пьют компот из сухофруктов, иногда рисуют рожицы на полях тетради, носят цветные майки, любят гулять. Но почему-то, повстречавшись с такими Огоньками, мы обязательно чувствуем себя счастливыми и хотим есть мороженое, танцевать ночами, слушать шум морского прибоя, сочинять стихи, строить машины и летать в космос.

Я недоумевал: кто эти люди и почему они так светятся, донося до нас крошки-искры? Поэтому я бродил по улицам и спрашивал у встречных людей, видели ли они Огоньков. Они качали головами и устремлялись в душные автобусы, исчезали между торговыми рядами, прятались за широкими спинами прохожих, укрытыми в пальто до земли. Быть может, я прослыл местным сумасшедшим, но я уверен: Огоньки точно существуют!

Когда мне было девять лет, я был знаком с одним таким Огоньком. Наша встреча была абсолютной случайностью. В детские годы я приезжал на лето в маленькую деревню на берегу Белого моря, где жили мои бабушка с дедушкой. Там я и встретил первого Огонька в своей жизни.

Я познакомился с ним на второй день моего пребывания в деревне, занимаясь с бабушкой арифметикой. Учёба тогда давалась мне с трудом. Я давился смесью цифр и букв, как обычно все дети давятся манной кашей: числа не складывались, слова не строились в ряды красивых предложений. Всё, что удавалось запихнуть в голову, норовило выбраться наружу.

В день нашего знакомства с моим другом я сидел на кухне за широким столом, накрытым накрахмаленной до скрипа скатертью, и с особой неохотой выводил буквы, с тоской поглядывая на улицу. Солнце заливало теплом дорогу, пучки зелёной травы, крыши домов. Летали бабочки-капустницы, у соседки кудахтали куры, где-то далеко раздавался детский смех, лёгкий ветерок приносил запах скошенной травы.

Вдруг я заметил у нашего забора мальчишку. Он шёл один. В его руке был тонкий прутик, он размахивал им и, судя по шевелению его губ, напевал какую-то весёлую песню. Мальчик шёл босиком, а его волосы развевались на ветру. У него были очень красивые волосы: густые, цвета молока. Я никогда не видел таких волос. Мальчик будто сбежал из книжек про вольных пастухов.

Я качнул головой и продолжил вырисовывать буквы в тетрадке. И я писал тщательно. Дописывая последнюю строку, я всегда предвкушал запах улицы, выводил самые красивые буквы и наконец-то убегал гулять.

Закончив предложение, я вновь выглянул в окно, чтобы найти глазами удивительного мальчика. Он остановился неподалёку от соседского дома и рисовал что-то прутиком на пыльной дороге.

Бабушка тоже посмотрела в окно:

— Ну что там, Серёжка?

Я помотал головой, и бабушка продолжила:

— Это мальчишка с соседней улицы. У него имя такое чудное, я всё никак не запомню. Родители у него незнамо где, а он с дедом да бабкой живёт. Они-то весной переехали, живут у Никоновых. Нелюдимые такие. Знаю только, что из Сибири к нам приехали.

Мой папа тоже был в Сибири и рассказывал мне о своём путешествии. «Холодно и красиво», — говорил он мне. Папа всегда говорил просто, коротко. А я представлял заснеженные ели, бескрайнюю тайгу, маленькие деревушки и дым из труб.

Я представил себе этого мальчишку среди снегов. Его волосы почти сливались с пейзажами.

Бабушка отвернулась от окна.

— Ладно, иди-ка погуляй. Только смотри, к обеду приходи.

Я улыбнулся, кивнул в ответ и поспешил на улицу, за этим мальчиком. Как его зовут? Почему он ходит один? Почему у него такие молочные волосы?

Наспех надев сандалии, я выбежал на крыльцо, громко хлопнув входной дверью. Перепрыгивая ступени и спотыкаясь, я вышел во двор и поспешил к калитке. Но ступить по улице я не смог ни шагу. Прямо возле нашей калитки красовался рисунок. Большой заяц с длинными ушами смотрел на меня и улыбался. Я тоже улыбнулся ему в ответ и отыскал взглядом мальчика. Он стоял у соседней калитки и рисовал. Я окликнул его:

— Это ты нарисовал зайца?

Мальчик оглянулся. Он улыбался точно так же, как заяц на пыльной дороге.

— Да. Тебе нравится?

— Очень нравится. Мне даже не хочется на него наступать.

Мальчик подбежал ко мне и стёр босой ногой рисунок:

— Проходи!

Я опешил.

— Что ты сделал?

— Всего-навсего стёр зайца. Если хочешь, я тебе ещё одного нарисую.

— Он же был такой красивый…

— Ничего страшного, я красивее тебе нарисую. На бумаге нарисую, чтобы никто его не стёр.

Я успокоился и кивнул.

— Ну ладно. — Я оглядывал мальчика от босых ног и до белобрысой макушки. — А зачем ты рисуешь у калиток?

Мальчик оглядел все свои рисунки — у каждого дома красовались разные звери. Он снова улыбнулся.

— Знаешь, как здорово выйти из дома и увидеть лесного зверя? Я как-то раз вышел погулять и увидел лису. Прямо у дома, представляешь?

Я представил. Наверное, я бы тоже радовался, увидев лису у дома. Мальчик быстро посмотрел мне в глаза и протянул руку:

— Меня зовут Бен.

Я охотно пожал её:

— Меня зовут Серёжа. А почему у тебя такое странное имя?

— Это сокращённое.

Он засунул руки в карманы длинных коричневых штанов и тряхнул волосами.

С тех пор мы стали друзьями на целое лето.

Мне всегда твердили, что для того, чтобы зваться чьим-то другом и называть своим другом кого-нибудь, нужно побывать с человеком и в беде, и в радости. С Беном мы успели побывать там в один день, который наступил вскоре после нашего с ним знакомства.

Он спросил у меня:

— А ты видел здесь одно дерево?

Я не понял его. Деревьев в округе много. Наверное, я хоть раз видел то дерево, о котором он говорит, ведь я каждый год гуляю по всей деревне и исходил её от и до. Бен понял, что я не смогу дать ему тот ответ, которого он ждёт, и пояснил:

— Тут недалеко есть дерево, на которое очень удобно забираться. Если бы я придумывал деревья, я бы все деревья сделал такими.

— Пойдём. Ты там уже был?

— Мимо проходил.

Оказалось, что идти до него довольно долго. Оно вообще находилось за деревней, на опушке леса. Я не гулял без бабушки или дедушки вне деревни. Они не обрадовались бы, узнав о нашей прогулке.

Этим деревом был высокий дуб с необычайно раскидистыми ветвями и густой листвой.

Бен подпрыгнул и ухватился обеими руками за широкую, шершавую ветку. Он упёрся правой ногой в ствол, подтянулся и полез выше, освобождая нижнюю ветвь мне. Я был выше Бена, и прыгать не пришлось, но я уступал ему в силе, поэтому мне потребовалось куда больше времени, чтобы оказаться на дереве. Бен улыбнулся:

— Давай заберёмся выше!

Пусть даже я лез не так быстро, мне тоже очень хотелось оказаться на самой макушке дерева и увидеть что-то такое, чего не увидишь с земли. Бен будто прочитал мои мысли:

— А вдруг там видны звёзды? И они там большие, как трактор! Или как дом!

Я представил себе такие звёзды и рассмеялся. Если бы они были большими, они бы не смогли летать в небе. Бен улыбнулся:

— Я очень люблю звёзды. Мы с папой и мамой однажды смотрели на них. Это было, когда мы жили на юге. Там звёзд больше, чем на севере. Наверное, потому, что на севере белые ночи и никому не страшно потому, что светло. А там, где ночью темно, кому-то может быть очень страшно. Вот звёзды и светят для того, кто боится темноты. Звёзды нужнее там, где темно.

Мы с Беном лезли всё выше и выше. Если бы я посмотрел вниз, мне бы стало страшно, поэтому я смотрел только на Бена, как на звезды смотрят те, кто боятся темноты.

— А мы с родителями не смотрели на звёзды. Это потому, что я их редко вижу.

Бен промолчал и предложил:

— Давай играть в обезьян! Ты обезьяна и я обезьяна!

Я согласился. Бен и правда был похож на обезьяну — ловкий и цепкий. Он отважно карабкался по стволу и хватался за ветки. Я отставал от него, но мне нравилось играть с ним в обезьян. Мы смеялись и лезли всё выше и выше, глядя друг на друга.

Я нашёл толстую ветку и лёг на неё животом, обхватив её руками, а ногой упёрся в ветку пониже.

— Всё, я на ночлег!

Бен кивнул:

— Тогда я тоже на ночлег. Вот сюда…

Он протиснулся между двумя ветками и закрыл глаза.

— Спи, чтобы ночью посмотреть на звёзды. Настоящие обезьяны спят на деревьях, чтобы, если проснуться ночью, сразу можно было увидеть небо очень близко.

Я тоже закрыл глаза и представил, как обезьяны смотрят на небо ночью и усердно ищут маленьких серебристых мушек-звездочек.

Вдруг я услышал хруст ветки под моей ногой. Я потерял опору и, скорее всего, от страха, сорвался и повис на одних руках.

— Бен, что мне делать? — закричал я, видя краем глаза, как мой товарищ уже ползёт по ветвям на помощь.

— Не отпускай руки! И не бойся, я тебе помогу!

Бен оказался прямо надо мной и сжал своей рукой мою, не позволяя ей соскользнуть.

— Теперь попробуй закинуть ногу на ветку. Только ничего не бойся, я тебя держу!

Сейчас, вспоминая Бена, я могу сказать, что вряд ли этот низкорослый и худой мальчик удержал бы меня. Но когда Бен был рядом, мне будто бы были не страшны любые преграды.

Тогда я, слушая советы Бена, смог слезть с дерева. Мы долгое время сидели, прислонившись к стволу. Я дрожал после пережитого, мои зубы выстукивали ритм, а Бен сидел рядом и утешал меня как умел:

— Серёжа, прости, что я повёл тебя сюда. Если хочешь, мы больше не залезем ни на одно дерево, ну или будем лазать не так высоко.

Я отвернулся от него. Бен сильный и смелый, он не сорвался, ещё и меня спас. А я повис как дурак.

Вскоре мы пошли домой. После того, как мы перешли мостик через речку, я улыбнулся Бену:

— Давай теперь это будет наше дерево-база!

— Давай. Только чур никому о нем не рассказывать! Это секретная база.

Мы с Беном часто бродили по лесам в поисках таких «секретов». Так он мог прозвать любую вещь, которая встречается нам на пути. А иногда даже мелкий дождик при согревающем медово-янтарном солнце, журчание ручейка в лесу или скрип сосен. Ещё секретом Бен называл свою любовь к прогулкам по лесу.

Дедушка всегда говорил мне, что лес кого-то любит, а кого-то отторгает. Лес всячески старался упрятать меня, болезненного и слабого городского мальчика, от своих загадочных полян и тайных троп. А Бена лес любил. Он сливался воедино с журчащими ручейками, сочной травой и высокими соснами. Знал каждую поющую поутру птичку, каждое ягодное место.

Когда мы с Беном гуляли в лесу, он часто снимал кеды и шёл босым.

— Я люблю ощущать землю. Это мой секрет. Я так чувствую себя здесь своим, — объяснял он мне.

Тогда и я сбрасывал обувку и брёл рядом с моим другом.

У Бена был ещё один секрет — море. Он страстно любил его волны, стремящиеся подружиться с песчаным берегом, покачивающиеся экспедиционные или грузовые корабли, звёзды, которые открывались с суши ночью. Все его рисунки были про то, чем он восхищается. А он очень любил рисовать. Не только зайцев на дорожной пыли, но и зелёные оттенки лесного берега и краски морей.

Однажды мы вволю набегались в воде и лежали на мокром прибрежном песке и смотрели на хмурые облака. Ветер трепал наши волосы и подолы маек, песок прилипал к коже. Я приподнял голову и увидел такое родное лицо моего нового друга, но что-то в нём было не так. Я пригляделся: всё те же угловатые уши, нос запятой, большие шоколадные глаза. Вот только губы не расползались в привычной постоянной улыбке.

— Ого, значит, ты всё-таки не всегда улыбаешься?

— Я улыбаюсь, когда захочу. Сейчас мне не хочется улыбаться.

— А чего тебе прямо сейчас хочется?

— Ничего, разве что только карандашей и листа, чтобы нарисовать море.

— А мне малины с молоком. Моя бабушка сделает нам две тарелки, хочешь?

— Хочу. А твоя бабушка любит море?

— Думаю, что да, раз они с дедушкой тут живут.

— Тогда я нарисую им море за малину с молоком.

Он был удивительным Огоньком. Истошно сияющим и до боли в груди искренним. Бен мог радоваться самым простым вещам. Там, где все пройдут мимо, он остановится и улыбнётся. Наверное, это потому, что у него было много простых мечт, которые легко исполнялись. Но, кроме незамысловатых желаний, он мечтал о невозможном. К примеру, увидеть звёзды в белую ночь.

Как-то раз он сидел на старенькой табуретке с облупившейся обивкой, обхватив острые коленки руками. Повсюду кружила мошкара, но он закутался в москитной сетке от молочных прядей до сбитых стоп. Ему не страшны никакие насекомые и никакие звери, даже медведи, хоть дед рассказывал множество страшных историй о несчастных путниках, заблудившихся в лесу. Несмотря на вечернее время, небо было такое голубое, что почти сливалось с домом напротив. Пришла пора белых ночей. На фоне небесной тверди мошки становились похожими на тысячи маленьких звёзд. Дед говорил, что мечты сбываются. Так вот, мечта Бена сбылась, он увидел звёзды в белые ночи.

Нет, пожалуй, его мечты были не такими простыми. Просто он умел исполнять их сам для себя.

Наши ноги целиком обволакивала трава, густая, как кисель. Кажется, можно было утонуть в этой зелени осоки и клевера. Мы с Беном сидели под деревом, набегавшись по тёплым летним лесным дебрям. После прогулок нам нравилось отдыхать в тени деревьев.

Мы много о чём говорили в такие минуты, я часто рассказывал ему о своих родителях. О том, что папа работает учителем математики, а мама врач. Папа серьёзный, чинный и высокий, как шифоньер, а мама знает ответы на все вопросы мира и очень любит носить брюки со стрелками. Бен много знал о моих родителях, а я ничего не слышал о его семье и всегда задавался вопросом, почему он не говорит мне о своих. Я догадался спросить у него о них напрямую только сегодня. Бен с заметным удовольствием принялся рассказывать мне:

— Мои родители сейчас находятся в Хибинах. Я могу показать тебе на карте, где это. Они ходят в горы, живут в палатках, готовят еду на костре и изучают драгоценные камни. У меня очень хорошие родители, они не могут всегда быть со мной рядом, но присылают письма, подарки и фотографии. Последний раз мы получили от них посылку на прошлой неделе.

Мне даже стало чуть обидно за то, что я не знаю об этом. Наверное, это было видно по моему лицу, поэтому Бен поспешил меня успокоить:

— Ты же знаешь, я люблю секреты. Это был мой секрет, а я был его хранителем. Теперь ты тоже его хранитель, мы вместе должны молчать. Это как игра, я называю её игрой в секреты.

— Но зачем делать секрет из того, что не было секретом?

Бен помолчал, глядя в зеркало водного потока, а затем медленно, словно раздумывая над каждым словом, произнёс:

— Мой папа говорил, что счастье любит тишину. Когда я был совсем маленьким, я не понимал, что это значит. Но теперь я понял, что чем меньше я говорю и чем больше слушаю, тем приятней мне становится на душе.

Я был вовсе не маленьким, но всё ещё не понимал, что значит любимая фраза папы Бена. Но раз Бену приятно, когда он хранит секреты, я готов хранить их ради него. Мне кажется, чтобы быть хорошим другом, не всегда нужно понимать, но принимать обязательно.

— Расскажи ещё о своих маме и папе, пожалуйста, — сказал я и, чуть помедлив, прибавил: — Если тебе хочется о них говорить.

Бен кивнул.

— Они редко бывают дома, поэтому я живу с бабушкой и дедушкой. Когда они приезжают, в доме праздник. Дедушка готовит пирог, бабушка играет на фортепиано, а я украшаю весь дом своими картинами.

Бен улыбался, а я представлял в голове, как его бабушка смахивает пыль с инструмента и начинает играть задорную мелодию, его дедушка замешивает тесто и громко смеётся, а Бен развешивает картины и улыбается по-особенному, как сейчас. Мой друг вышел из раздумий и окликнул меня:

— Серёжа, хочешь я расскажу тебе ещё один секрет?

Я кивнул и с нетерпением замер. Если Бен сам предлагает что-то рассказать, нужно слушать очень внимательно.

— Мои родители приедут в сентябре, и мы вместе поедем далеко-далеко, туда, где находится большая гора Эльбрус. Там я пойду в первый класс, а мама с папой отправятся в горы. Ты хочешь приехать ко мне в гости следующим летом? Я бы очень хотел, чтобы ты приехал. Я бы познакомил тебя с мамой и папой, мы бы пожили с ними в палатках, а может, даже вместе отправились бы проводить исследование!

В ту секунду передо мной промелькнули киноплёнкой все мечты о экспедициях. Мне хотелось отправиться с Беном куда угодно и преодолеть любые вершины.

Мы оба до жути любили играть в походы и мечтать о походах настоящих. Мы набивали рюкзаки едой, брали компас, спички и верёвку дедушки Бена и отправлялись бродить по лесу. Мы долго и бесцельно шли и распевали песни. В нашем «походе» на пути обязательно были трудности. Их нам придумывал Бен. У нас могла закончиться вода, и мы умирали от жажды, мы могли провалиться в болото и вытягивать друг друга по очереди, на нас нападали разбойники, с которыми мы отважно сражались шпагами.

Я каждый раз думал, что, будь я без Бена, мне было бы очень страшно. Но когда рядом есть друг, любая беда становится нипочём. Наверное, мы спасались от напастей каждый раз только потому, что были вместе, потому, что чувствовали в своей руке руку друга. Нам было за что биться с врагом. За то, чтобы спеть ещё одну песню, взяться за руки, вдохнуть запах леса после дождя и пробежаться босиком по траве.

Как и положено честным воинам-походникам-искателям, однажды, победив всех разбойников, мы открыли прямой путь к морю.

В тот день мы с Беном с дикими воплями настоящих индейцев побежали к морю. Я бежал позади и видел его загорелые ноги, семенящие по тёплой и пахучей земле, по скользким мхам, по твёрдым и прохладным глыбам. Они были угрожающе бледно-зелёные из-за лишайника. Бен пренебрегал всеми правилами безопасности и бежал бесстрашно и быстро. Может быть, его родители не говорили о безопасности?

Когда я оступался и чуть не падал, Бен, будто чувствуя прервавшийся ритм моего бега, останавливался и протягивал руку. Сам он, наверное, так часто бегал по лесу, что ему было совсем нетрудно держаться на ногах даже в самых труднопроходимых местах.

Мы взбирались на очередной холм, сбивая дыхание и стирая босые ступни. Бен лез чуть выше почти на четвереньках, хватался руками за траву, оставляя на ладонях порезы. Вдруг он остановился. Я тоже замер и коснулся плечом его ноги.

— Что там?

Там могли быть пираты, разбойники, караван верблюдов, другие путешественники. Я уже схватил палку, думая об очередном нашем сражении бок о бок, но Бен улыбнулся.

— Море, Серёжа! Там море, ура! Мы дошли.

Я залез повыше, чтобы тоже видеть чернично-синюю полосу воды. И правда, мы видели море.

— Бен, побежали туда. Мы будем купаться?

Бен кивнул и, потянув меня за руку, потащил за собой вниз по склону.

— Серёжа, а давай пойдём сюда ночью с моим дедушкой и будем смотреть на корабли!

Я улыбнулся, представив, как мы сидим на прохладном берегу, пьём кислый брусничный компот, едим калитки и поём. Дедушка и Бен всегда пели на разные голоса, а я пел с Беном в унисон, поэтому получалось очень красиво.

Не снимая одежду, Бен подбежал к морю, зачерпнул в руки солоноватую воду и расплескал над собой, приговаривая:

— Море моё синее, спасибо тебе за воду!

Я подошёл к морю и намочил ладонь. Мы с морем не перешли на «ты», но я уже любил его, а оно любило меня. Пока мы немного боялись любить друг друга: море не накрывало мои стопы волнами, а я не баламутил его глубокие воды. Я лизнул свою ладошку и почти шёпотом первый раз поздоровался:

— Привет, море!

Бен улыбнулся и снял футболку.

— Пойдём купаться, Серёжа. Мы добрались, пора бы усталым путникам окунуться!

Я кивнул и принялся стягивать штаны.

— Да, после честного боя я устал. А ещё, Бен! Я теперь тоже с морем здороваться буду. Как ты и как твой дедушка.

Бен кивнул:

— Ну да, молодец. Дедушка говорит, что всё живое и неживое надо любить, тогда и тебя любить будут.

Всё когда-нибудь закончится. И плохое, и хорошее. Поэтому плохое я переживу, а хорошее сохраню в памяти. Тому лету тоже было суждено завершиться. Я так и не поехал в горы с Беном и больше не встретил его никогда. Но, когда мы прощались, нам казалось, что мы никогда не распрощаемся навсегда. Наверное, никто не может сказать наверняка, увидит ли он когда-нибудь ещё своего друга. Но ведь мы всегда говорим: до встречи.

Когда мы прощались, Бен стоял, опустив лицо в пол. Он плакал. В слезах его глаза были такими необычными. Бен крепко обнял меня.

— А у меня слезы солёные!

Я рассмеялся.

— Они у всех солёные. Хочешь, лизни щёку.

Бен лизнул мою щеку и кивнул.

— Ты прав. Если хочешь, можешь попробовать мои слёзы тоже.

Я лизнул его щёку, и он залился звонким смехом, самым заразительным, который я слышал. Мы долго смотрели друг на друга и смеялись. Напоследок он протянул мне сложенный вдвое листок.

Уже в городе я развернул листок. С него на меня глядел заяц, сидящий между сосен и подмигивающий мне своим красным глазом. Я потерял рисунок, но в точности воссоздал его в мыслях и нарисовал сам. Получилось, конечно, не так красиво, как у Бена, но я хотел оставить память о первом Огоньке в моей жизни.

Если вы когда-нибудь увидите Огонька в толпе, остановите его и спросите имя. Если вам повезло и вы встретили Бена, передайте ему привет от меня, а если это был не он, я буду рад за вас, ведь вы встретили Огонька. Может быть, если вам удастся подружиться, этот Огонёк покажет то, что не видно обычным людям.

Я долго думал над Огоньками. Почему они появляются среди нас, чем живут и как им удаётся светить в пыльной и замшелой серости дней?

Однажды я брёл по пустой улице и понял. В каждом прохожем есть маленький Огонёк. Любящий танцевать, пить газировку, ходить на руках, читать приключенческие романы, играть в компьютерные игры, стискивать между зубов апельсиновую жвачку, носить кепку козырьком назад. Я понял: все Огоньки разные, но все светятся.