Книги для начинающих писателей. Вдохновляющие и отрезвляющие

Нет книг для начинающих писателей, которые превратили бы человека в литератора. Зато есть книги, которые открывают литературному мечтателю и труженику скрипучие врата в мир выдумки.

Список книг для начинающих писателей. Рекомендует Олег Чувакин

Эти книги я предлагаю прочесть каждому начинающему автору. Прочесть не спеша и с карандашиком.

К толстым романам, трактатам и монографиям, к пухлым сборникам и тоненьким эссе, включённым в этот список, я обращался не раз. Я до сих пор учусь слову. До сих пор не верю в чистовики. До сих пор я поверяю силу своего слова силой слова тех, кто был до меня.

Нора Галь. Слово живое и мёртвое

Вы начинающий автор. А может быть, продолжающий. Вы пишете рассказы и романы на языке телевизора, а вдохновение подспудно получаете от средств массовой информации. Вы больны канцеляритом, но сами о том не подозреваете.

Нора Галь поставит вам точный диагноз.

«Слово живое и мёртвое» подтолкнёт вас к титаническому труду — очищению языка через отказ от потребления СМИ, блогов, соцсетей, телевидения и прочих мусорных источников.

Вы замените плохое хорошим: приметесь читать классическую литературу. Спустя два-три года непрерывного чтения ваша речь обогатится, вы изживёте в себе канцелярит.

Вот тогда-то вы и начнёте путь к неповторимому литературному стилю. Не раньше.

Борис Успенский. Поэтика композиции

Если сюжет — это «что» в повествовании, то композиция — это «как».

Согласно Успенскому, автор использует несколько композиционных подходов: берёт свою точку зрения; занимает позицию наблюдателя, в действии не участвующего; описывает действующее лицо с позиции иного действующего лица.

Книга Бориса Успенского «Поэтика композиции» даст вам, о начинающий писатель, исчерпывающее представление об искусстве точки зрения.

Константин Паустовский. Золотая роза

В «Золотой розе» вы прочтёте, помимо прочего, рассказ о старом корректоре. Без добавления и удаления слов, одной только расстановкой знаков препинания и абзацев, он превратил неряшливый рассказ в литературное произведение.

Превратил таким образом, что автор, увидев свой рассказ в обновлённом виде, почувствовал себя преступником по отношению к прежним своим вещам.

Владимир Солоухин. Камешки на ладони

Коллекцию записок под общим названием «Камешки на ладони» Солоухин собирал десятилетиями. Первая редакция этой книги называлась «Осенние листья».

В «Камешках» вы, начинающий литератор, найдёте полезные заметки на все случаи творческой жизни.

Не стремись стать Шекспиром; стремись стать богом, тогда станешь хотя бы Шекспиром.

Талант от литературы не отпугнёшь, его можно лишь разозлить.

Наука — память ума, искусство — память чувств.

Об этом расскажет вам Солоухин.

Наука может уничтожить гору Эверест или даже ликвидировать Луну. Но она не может сделать хоть чуточку добрее человеческое сердце. Здесь начинается роль искусства.

А ещё Солоухин расскажет о том, как писатель может потратить день на то, чтобы зачеркнуть написанное вчера.

Коллектив авторов. Как мы пишем

«Как мы пишем» — коллективный труд советских писателей. Материалы в сборник дали Евгений Замятин, Алексей Толстой, Константин Федин, Вячеслав Шишков, Виктор Шкловский и другие.

Целью сборника, впервые изданного в 1930 году (на моей полке хранится переиздание 1989 года), было описание организации труда писателя и технологии литературного мастерства.

«Как мы пишем» — весьма поучительное чтение для начинающих писателей, верящих в общие методы и трафаретные способы сочинения романов и повестей.

Методов, годных для всех, нет, и сборник прекрасно доказывает это на частных примерах.

Больше того, часть авторов, написавших «технологические» эссе, утверждает, что их герои протестуют против заготовленных изначально сюжетных планов.

Вот два примера из книги.

Герои Шишкова ссорятся и спорят с автором. Искры таких конфликтов освещают путь к истине. Столкновения между холодным рассудком и творческой сферой дают внезапное озарение. Открывшийся путь в корне отличается от задуманного по плану. Впрочем, Шишков писал и вовсе без плана.

Шкловский доводит свою творческую технологию до конспекта будущих глав. Однако в процессе дальнейшей работы план и даже сама тема изменяются. Смысл труда, таким образом, не предначертан. Развалины будущей работы дают писателю вдохновение — ощущение алгебраического стягивания материала подсознательным.

Любопытно, кстати, что книга «Как мы пишем» построена по чёткому плану. И нельзя сказать, что участники сборника от плана отклонялись.

Николай Никонов. В поисках вечных истин

Эта книга зародилась у будущего автора вместе с осознанием себя — себя живого.

На её страницах вы прочтёте о главном.

О крике душе, об исповедальной литературе: лучших книгах, которые читались и будут читаться, — и о повальном ханжестве, ложных ценностях, нудятине, жизнеподобии и театральной ненатуральности в литературе.

О точном знании в тексте — и о нарочитом мудровании.

О Пушкине, Тургеневе, Толстом, Бунине — и об «обоймах» писателей, о зелёном светофоре: брехне, замешенной на императиве непререкаемости.

О времени и подлинных классиках — и о ряженых, о лжеклассиках.

О «Трёх мушкетёрах» в школьной программе вместо романа «Мать». И об «Острове сокровищ» вместо «Вишнёвого сада».

О реализме — и о лицедействе.

О книге, идущей от «я» автора, — и о союзе с дьяволом.

…литература удивительно напоминает космос в любом его проявлении и понимании, она и есть космос, живущий по своим строгим законам, которые мы воспринимаем пока как хаос, в ней, согласитесь, есть и галактики, и лишь положительно, отрицательно ли заряженные частицы, есть переменные звёзды, как цефеиды, то разгорающиеся, то затухающие, чтоб заблистать снова, и есть звёзды, неумолимо угасающие, как угасает практически всё, теряя ту энергию, какую индийцы именовали праной, по закону всевластия хроноса. Реализм, в сущности, всегда космичен.

Николай Никонов ответит и на вопрос, терзающий каждого начинающего автора, желающего поскорее забраться в литературный космос. Как научиться писать, какой учитель научит? Никонов напомнит, что учителя, ведущие за руку в литературу, «были всегда у посредственностей и сами вряд ли входили в разряд гениев». Литература потому и ставится особо от прочего творчества, что включает в себя, подобно жизни, всё.

Ян Парандовский. Алхимия слова

Из книги Яна Парандовского «Алхимия слова» вы, начинающий писатель, узнаете немало о царствах, создаваемых при помощи пера.

В самом деле, чем перо не скипетр? И разве Бальзак, сочиняя том за томом, не построил собственного государства?

Говорит Парандовский и о работе писателя. В творческую эйфорию он не верит, ссылаясь на рукописи, черновики и посмертные бумаги авторов. Шедевры есть плоды дисциплины, труда и терпения.

Сколько есть писателей, столько есть и методов; суть в самой работе, в творческих усилиях, невидимых читателю.

Эти усилия, увы, невидимы и начинающему писателю. Молодые воображают, что писательство «соткано из голубых мгновений». Скоро придёт разочарование — и вынудит слабых сдаться.

Молодой Мопассан подсмотрел однажды Флобера за работой, и это зрелище явилось для него поучительным уроком. Он видел лицо, багровое от притока крови, видел мрачный взгляд, устремленный на рукопись; казалось, этот напряжённый взгляд перебирает слова и фразы с настороженностью охотника, притаившегося в засаде, задерживаясь на каждой букве, будто исследуя её форму, её очертания. А затем видел, как рука берётся за перо и начинает писать — очень медленно. Флобер то и дело останавливался, зачёркивал, вписывал, вновь зачёркивал и вновь вписывал: сверху, сбоку, поперёк. Сопел, как дровосек…

Ну как, господин начинающий автор, хватит ли вам сил удержать перо?

Доротея Бранд. Как стать писателем

Доротея Бранд не очень-то верила в то, что человека можно научить литературно излагать мысли.

Взяться за перо несложно, но вскоре наступит фаза уныния: начинающий писатель поймёт, что создание литературного произведения есть упорный труд. От незрелости своего творчества автор приходит в ужас. Возникает страх перед читателями.

Бранд говорит, что писателю требуются сила воли, воображение и чистый язык, свободный от рекламных штампов. Писателю нужно уметь читать книги по-писательски, следя за темпом, стилем, точками зрения и контрастными приёмами в повествовании. А ещё писатель должен держать на ночной тумбочке блокнот с карандашом.

Книгу Доротеи Бранд следует изучить уже потому, что её труд ценил Рэй Брэдбери. Не просто ценил: он кое-что почерпнул оттуда.

Рэй Брэдбери. Дзен в искусстве написания книг

Сборник эссе Рэя Брэдбери в оригинале называется «Zen in the Art of Writing». И это название вполне можно было перевести на русский так: «Дзен в писательском искусстве». Но нет, вместо красоты читатели получили деревянный канцелярит с двойным родительным падежом: «Дзен в искусстве написания книг».

И всё же «Дзен» стоит читать.

Брэдбери заразит вас своею верою в персонажей. Он убедит вас в воле ваших героев, живущих не ради ваших прибылей. Когда вы отстранитесь от устремлений к литературной коммерции, когда ваши чувства проснутся, тогда и придёт время ваших героев — и они напишут истории за вас.

Не вы мчитесь по сюжету — бегут к своим целям они.

Уильям Зинсер. Как писать хорошо

Зинсер — на самом деле Цинссер (Zinsser), ибо по происхождению немец.

Пособие его адресовано не романистам и рассказчикам, а авторам нехудожественной литературы. Однако нет лучше книги (за исключением, пожалуй, «Алхимии» Парандовского), где с такой живой убедительностью показан мучительный труд писателя.

Книгу «Как писать хорошо» я рекомендую начинающим авторам, которые находят писательский труд чем-то лёгким, даже поверхностным.

У. Зинсер обнажает одну за другой безжалостные истины. Истин три штуки:

1. Главное — не написать, а переписать.
2. Писательство — мучительный труд, а не развлечение.
3. Научить писать нельзя, зато можно научиться.

В переписывании, говорит Уильям Зинсер, заключается суть писательства; в нём кроется причина успеха или провала. «Я не люблю писать; я люблю, когда всё уже написано, — делится с читателями Зинсер. — Но переписывать я люблю».

Третья истина откроет глаза тем, кто верит в различные курсы писательского мастерства и марафоны романистов.

Две первые истины, как я надеюсь, отвернут от писательства тех, кому в литературе делать нечего.

Томас Карлейль. Герои, почитание героев и героическое в истории

Томас Карлейль расскажет вам о проявлении дара.

Дар раскрывается тогда, когда его обладатель видит в предмете главное и отбрасывает несущественное. Острое поэтическое видение предмета тесно связано с симпатией к предмету. Типичное в предмете открывается лишь тому творцу, каковой прикован к исследуемому предмету неподдельным интересом.

Путь к слову лежит через мудрость писательского зрения. «Прозревающий глаз» — ведущий инструмент творца. При помощи распознавания сути вещей и их гармонии добываются верные слова и рождаются удивительные живые образы.

Автор, не имеющий врождённой способности вглядываться и потому смотреть не умеющий, занимается не своим делом и производит пустоту.

Формальное, поверхностное описание ничтожно. Формальное выражение образов, спешка в труде, следование фальшивой цели обесценивают слово.

Дано ли вам, о писатель, увидеть души и предметы в их полноте, как будто бы неуловимой? Дано ли описать эти предметы и души неповторимо и оригинально, передать их через внутреннее зрение художника?

Кому дано, тот бог поющий, верит Карлейль.

Джон Рёскин. Радость навеки и её рыночная цена

В курс лекций, посвящённый политэкономии искусства, Джон Рёскин поместил истины, которые, пожалуй, никогда не устареют, ибо человечество ничему не учится у истории.

Рёскин страстно объясняет, отчего «никогда ещё в мире не была сделана хорошая работа за деньги и никогда мысль о деньгах не влияла благотворно на душу художника». Джон Рёскин настаивает: следует почитать живых творцов, а не умерших. «Я разумею то, — говорит он, — что вы должны передавать вашу плату в руки живых людей, а не класть в их гроба».

Бенедикт Спиноза. Этика

Философ Спиноза отучит вас болеть надеждой.

«Этику» любил и перечитывал Уильям Сомерсет Моэм. Человек, всю жизнь хотевший быть писателем, но ставший врачом. Прозаик, слава к которому пришла уже тогда, когда ему было за сорок. Что ж, он не спешил. Он писал — и переписывал.

Спиноза отучил его от аффекта надежды.

Держите «Этику» под рукой. Трактат этот написан в те далёкие времена, когда о психологах и не слыхивали.

Джек Лондон. Мартин Иден

Книга для тех людей XXI века, кто верит в светлое писательское будущее, жирные гонорары, толпы читателей и прижизненную славу. Книга для тех людей XXI века, кто считает, что успех — синоним денег.

Книга для простаков, уверенных в том, что сделаться писателем может каждый.

Роман «Мартин Иден» написан в 1907—1908 годах. А кажется, что вчера.

Из одного отверстия выскакивают чеки на гонорар, из другого — письма с отказом. До сих пор он всё время попадал во второе отверстие.

Пресловутые письма дополняли сходство с машиной. Это были стандартные печатные бланки, на которых проставлялись только имена и названия. Мартин их получил уже сотни — штук по десяти на каждую рукопись. Если бы он получил хоть одну живую строчку, написанную от руки, обращённую лично к нему, он был бы счастлив. Но ни один редактор не подавал признаков жизни. Оставалось только предположить, что никаких живых редакторов на свете не бывает, а есть только хорошо смазанные и исправно действующие автоматы.

В книге два писателя: прозаик и поэт. Присмотритесь и ко второму, Бриссендену.

Джек Лондон. О писательской философии жизни

Эту статью Джек Лондон адресовал не борзописцам, не литературным ремесленникам, поставляющим халтуру. Об этом автор сообщил читателю в первых же предложениях.

«Философия» обращена к писателям с идеалами. К писателям, которых мучит вопрос оригинальности. Как же стать оригинальным автором?

Ответы отыскиваются в истории литературы. У Вальтера Скотта и Диккенса. У Эдгара По и Стивенсона. У Шекспира, Гёте, Бальзака. И у других писателей, добившихся оригинальности.

Вот их секрет, один на всех: они не уподобились флюгеру, совершающему повороты при малейшем ветре. Они не довольствовались вторсырьём, а черпали из первоисточника. Они не доверяли готовым чужим выводам и мнениям авторитетов. Печать личности важнее знака авторского права.

Если молодой писатель мыслит ясно, поясняет Джек Лондон, то он и писать станет ясно; при ценности мысли будет ценным и сочинение. Верно и обратное: при скудости и спутанности мысли изложение окажется неинтересным — ведь неинтересен, скучен, ограничен сам автор.

Без прочной основы из хаоса не сделать порядок. Без рабочей философии нельзя быть самим собой, то есть быть оригинальным.

Джордж Оруэлл. Да здравствует фикус!

Занятие поэзией приведёт вас на койку с матрасом, населённым клопами. Впрочем, именно на этой койке вы овладеете женщиной, которую давно любите. Овладев ею, вы променяете рифмованные строчки на рекламные слоганы и денежное деревце — фикус.

Позднее Оруэлл стеснялся этой своей книги.

Стесняться было ни к чему. Другой именитый англичанин, Хаксли, сказал вот что: «Гораздо легче создать десяток берущих за душу романтических сонетов, чем написать одну-единственную эффективную рекламу».

Марк Твен. Путешествие капитана Стормфилда в рай

На тему земли и неба, на тему вечности, на тему справедливости и признания написано немало художественных произведений. Одно из лучших — «Путешествие капитана Стормфилда в рай» Марка Твена. Это неоконченная повесть — всего несколько главок, этакий рассказ с панорамой образов.

Отнюдь не Шекспиру и прочим именитым литераторам, чествуемым на земле, воздают почести в раю. Об этом поведал новому постояльцу небес капитану Стормфилду ангел по имени Сэнди Мак-Вильямс.

Шекспир и остальные уступают дорогу Биллингсу, портному из Теннесси. Он сочинял такие стихи, какие Шекспиру с Гомером и не снились. Над бедолагой Биллингсом все потешались, стихи его не издавали, он голодал. Вознёсшись в рай, он познал удивление.

«Если вы будете работать для настоящего, — записал Чехов в блокноте, — то ваша работа выйдет ничтожной; надо работать, имея в виду только будущее».

Марк Твен выразил эту мысль художественно.

Марк Твен. Дилетанты в литературе

Эссе «Дилетанты в литературе» (название дано издателем) входит в «Автобиографию».

Марк Твен рассказывает, как сочинители, не имеющие никакого литературного опыта, осаждают издателей и писателей, веря, что их любительские рукописи достойны публикаций и читателей. Не поносив погон рядового, эти люди претендуют на роли литературных генералов.

Почему бы им не спеть в опере? Отчего бы не испытать себя на хирургическом поприще?

Ги де Мопассан. О романе

Эссе «О романе» предваряет повесть «Пьер и Жан».

Начав спорить с критиками, Мопассан увлёкся и рассказал о том, чему научился у Флобера. Он поведал о том, как велика сила верно подобранных слов; о том, какими трудами вырабатывается писательская оригинальность.

Установив далее ту истину, что во всём свете не сыщешь двух песчинок, двух мух, двух рук или двух носов, которые были бы абсолютно одинаковы, Флобер заставлял меня описать несколькими фразами какое-нибудь живое существо или предмет, и притом так, чтобы чётко определить его своеобразие, чтобы выделить его из всех других живых существ и всех других предметов той же породы или того же вида.

Для описания предмета, учил Флобер, следует искать единственные подходящие существительные, глаголы и прилагательные; нельзя удовлетворяться подделкой и фокусничать с языком.

Точные слова дадут бесплотную простоту в описаниях. Достижение её требует большого труда. Талант выражается в длительном терпении.

Герберт Уэллс. О современном романе

Статья Уэллса «О современном романе» устремит ваш взгляд, о начинающий творец, на историческое и социальное назначение романа.

Герберт Уэллс возражает теории, согласно которой за романом признаётся единственное назначение — развлекать читателей.

Теория Усталого Гиганта рисует образ обременённого заботами читателя. Для этого утомлённого бытием человека книга представляет собой средство для заполнения досуга. Усталому Гиганту не нужны от книги мысли, факты, проблемы; он желает развлечься, унестись в мир, полный красочных видений.

На самом деле, полагает Уэллс, роман никогда не ограничивался подобной ролью безобидного дурмана. Роман есть искусство создания образов. Именно потому любой роман Диккенса кажется слишком коротким.

Выступая за свободное развитие формы и устремлений романа и против всего, что для романа пагубно, Герберт Уэллс отмечает, что роман, выросший когда-то из сказочных историй, не может быть только развлечением.

Роман — нечто большее. Чем убедительнее мастерство романиста, тем большую пищу для размышлений автор даёт читателю. Роман есть не только изложение событий, но и авторская их оценка, что превращает повествование в нравственное орудие.

В просвещении и объединении людей именно роману дано многое наметить и свершить, говорит Уэллс. Роман — проводник идей взаимопонимания, творец добрых обычаев.

Олег Чувакин, а у вас есть книги для начинающих авторов?

Да, я тоже писал эссе на темы литературного творчества. Сами посудите: как же не присмотреть местечко рядом с Марком Твеном и Уэллсом?

Двадцать эссе, которые я сочинял на протяжении трёх лет, неожиданно для меня сложились в тематическую книгу «Мотив для писателя».

Кроме того, я почти три года выступал в роли эксперта в сервисе «Яндекс Кью» и ответил на многие вопросы начинающих авторов. Избранные ответы я объединил в книгу «Писательство в вопросах и ответах».

Есть у меня и другие задумки, однако о них я скажу в своё время.