У романа «Прецедент», первой книги дилогии «Контролёры мира», два автора. Роман Шевченко и Олег Чувакин. Позади у них больше года совместной работы.
О романе «Прецедент»
Здесь представлены фрагменты из романа «Прецедент», написанного и отредактированного в 2018—2019 годах. Сейчас соавторы заняты продвижением книги. Это трудно и может оказаться труднее, чем создать рукопись дуэтом.
«Прецедент» адресован тем, кто любит социальную фантастику, любит тот особый жанр, где реалистического больше, нежели фантастического, а действие происходит на родной планете Земля и в узнаваемом обществе, пусть и перенесённом в близкое будущее.
Роман порадует и читателей остросюжетной литературы. Не чужд сюжет и мистики. Впрочем, главное мистическое действо будет разворачиваться в завершающем томе дилогии. Толстом томе. Ждите.
Отрывки из романа «Прецедент»
* * *
Человек за рулём «Инфинити» уловил в зеркале заднего вида чёрный «Мерседес», «кубик» шестьдесят девятой модели. Тот держался на расстоянии полусотни метров, не приближаясь и не отставая. Водитель «Инфинити» прибавил скорости. Чёрный внедорожник не отдалился. На лбу водителя седана проступила испарина, но он по-прежнему без колебаний вёл машину одному ему известным маршрутом. Пассажирка почувствовала надвигающуюся угрозу, однако ни о чём не спросила. Она полностью доверилась водителю.
Автомобиль, преследующий «Инфинити», скрывал троих мужчин, чьи лица совершенно ничего не выражали. Каждый из них напоминал кобру, изготовившуюся к броску. В уши всех троих были вложены микронаушники. На экране GPS-навигатора перемещались два значка: самого внедорожника и несущегося впереди него «Инфинити». В какой-то момент погони пассажир «Мерседеса» скомандовал через микрофон:
— Перекрывайте!
В точке, до которой оставалось четыре километра пути, на проезжую часть вышли люди в форме дорожных рабочих. Они загородили трассу знаками, разрешающими движение только направо.
…«Кубик» вдруг отстал. Водитель седана выдохнул с облегчением. Разглядев препятствие, свернул под стрелку. И вздрогнул! Там, за поворотом, темнели две высокие фигуры с автоматами. Стволы смотрели на «Инфинити». Струи дождя падали из затянутого мглою небосвода на холодный металл оружия и рассыпались брызгами. Водитель понял: он ничего не изменит, слишком поздно! В глазах его мелькнуло отчаяние.
Пламегасители автоматов озарились светом. Пули пробили лобовое стекло седана. Одна из них попала в сердце того, кто сидел за рулём. Он умер мгновенно. Тело безвольно ткнулось в руль, крутанув его влево. Машину резко занесло — перевернувшись несколько раз в воздухе, она приземлилась на крышу.
Тишину на дороге нарушал теперь только шум дождя. Из искорёженного «Инфинити» не доносилось ни звука. Люди с автоматами приблизились к перевёрнутому автомобилю. Сквозь разбитое ветровое стекло безжизненно смотрели глаза девушки. В них застыло недоумение. Убрав за спину автомат, один из стрелков опустился на колени возле мёртвого тела. Ножом проткнул сработавшую подушку, вжавшую тело в кресло. Тело на сиденье дрогнуло, подалось вперёд, будто живое. Короткая усмешка искривила губы убийцы. Разомкнув ремень безопасности, он не спеша обшарил карманы жертвы. Рука в перчатке нашла искомое — маленький кусочек пластика. Стрелок выпрямился, кивнул остальным.
Автоматчики вернулись к чёрному «Мерседесу», ждавшему на обочине. Автомобиль медленно тронулся. Один из мужчин набрал на сотовом телефоне номер. Когда на другом конце сняли трубку, он произнёс одно слово:
— Сделано.
* * *
Придя домой, Настя первым делом включила ноутбук и сунула в гнездо принесённую с работы флэшку. В корневом её каталоге содержался единственный файл — видеозапись. Дата создания записи (восемь месяцев тому назад) кое о чём говорила: в то время нынешнюю Настину должность занимал другой человек.
Анастасия запустила видео. По кадрам было видно, что запись велась с одного ракурса, значит, использовалась скрытая камера. Неужели видео сняла её предшественница? Какая смелая девушка!
Кабинет Иванова. В помещении двое: шеф и тот самый загадочный тип, что коверкает слова. Часы на стене. Время: четверть восьмого. Иванов сидит за своим столом, гость — напротив. Настя различила кольцо с пирамидкой на его мизинце.
— Михаил, время кончается. Нужно придать ускорение. Результат слишком дорого нам обходится. Если что-то пойдёт не так, мы потеряем всё. Вы здесь должны хорошо понимать это. Но я не вижу, что вы понимаете. «Хроногаз» сейчас силён. Никогда прежде корпорация не имела столько power. Ты понимаешь это, мой русский друг? У нас в руках все нити. Чиновники, финансовые потоки, энергия, наконец, foreign policy. Как это выразить по-русски? Мы верховные менеджеры. Мы построили государство внутри государства. Наше — внутри, оно незаметное. Но настоящая сила, power, — у него. Внешнее государство — пустая оболочка. Скорлупа. Киреи, цэзжаи киреи! Это представление чарует, да, господин Иванов?
— Да, да, — поспешил согласиться замдиректора. — Всё так и есть, Джулиан. Сегодня мы управляем значительной частью финансовых потоков государства. Мы, именно мы держим в кармане чиновников высоких рангов. Мы, а не кто-то, влияем на ценообразование. Во внешней политике страна без нас — ничто. Бюджет государства без торговли сырьём менее прочен, чем скорлупа, которую пробует клювом подросший цыплёнок. А гигантская доля энергоресурсов сосредоточена как раз в наших руках.
— Тогда почему? Почему, когда вы столько имеете, вы тянете время? Есть вопросы, но ответов нет. Решайте, господин Иванов. Не тяните кота за хвост. Знаете, я очень опасный кот!
Гость поиграл пальцами. Насте снова бросилось в глаза загадочное кольцо.
— Господин Джулиан, — отвечал тем временем хозяин кабинета, и в голосе его Анастасия уловила знакомое уже заискивание, — вы правы, абсолютно правы. И вместе с тем вы должны признать: нам здесь многого удалось добиться. Power! Но это не значит, что теперь дела идут сами собой. У нас есть враги, сохранившие остаток былого могущества. Мы определённо сильнее, однако действовать открыто опасно. Мы не можем одномоментно устранить всех, кто мешает нашим новым планам. Осторожность и взвешенность! Вот мой девиз. Вы не боитесь пламени революции, Джулиан? Русский народ — вот где истинная мощь и всеохватная сила.
— Активисты? — Джулиан поморщился.
— Да, активисты. Те, кто предпочитает молчанию действие. Эти — самые опасные. Если те, кого сейчас модно называть активистами, разгадают наши истинные намерения, мы сгорим в огне революции.
— Браво, Михаил Васильевич! — Джулиан поаплодировал. — Дцим саботы! Ваши предки не служили в Красной армии? Не боролись с белыми гвардейцами? Не ходили на баррикады? Не стреляли из наганов? Красное знамя, серп и молот, пролетарии, Маркс и Ленин. Эти идеи не в моде. Активисты не делают революций. Делают революции другие люди. — Он наклонился к Иванову через стол. — Мы делаем. Киреи. А эти, там, — он махнул рукою с кольцом к окну, — мясо для пушек. Вы удивлены? Они будут служить нам. Эта роль всегда одна. Известно из истории. Класс менеджеров в той или иной форме и нижний класс. И середина. Она для того, чтобы нам было удобно диктовать низшим. Ённи цикавь! Заинтересуй людей. Идеальная форма всегда проста, господин Иванов.
Иванов тоже посмотрел в окно.
— Некоторые из них чему-то учатся, — заметил он. — Порой успешно. А ещё существует национальная идея. Как мы ни пытаемся её выкорчевать, она возрождается раз за разом, как птица Феникс, снова и снова…
— Time and again.
— Это может показаться чудом.
— Или глупым упрямством.
— Патриоты, настоящие патриоты не вымерли в России.
— Патриоты?
— Не те, что вопят вслух о любви к Родине, а сами покупают гражданство где-нибудь на Мальте. А те, кто готов умереть за свою страну…
— Что такое? — Джулиан отмахнулся от этих слов. — Таких мало, очень мало! И с каждым кризисом их всё меньше. Кризисы — это хорошо, они есть часть нашей strategy, часть нашего большого плана. Когда наступает crisis, человеку приходится много работать, очень много. Он занят, ему некогда думать. Три слагаемых: работа, водка, телевизор. Вот и вся mathematics. Видите, это не теорема Ферма!
Он замолчал.
— Сотни и сотни лет, — сказал он после паузы, и акцент его внезапно исчез, — Россия стояла нам костью поперёк горла. Однако с той поры, когда нам удалось обратить в прах Советский Союз и подчинить своей воле все союзные республики, мы стали близки к главной цели. Остался последний шаг, Иванов! И ты, сидящий здесь, в раззолоченном кабинете, — тот человек, в чьей власти ускорить будущее! Я испытываю настоящее вдохновение, размышляя об этом! Что ты там говорил о революционерах, активистах и патриотах за окошком? Глупцы! Они уничтожат сами себя, не успев этого осознать. Они будут бороться за одно, а мы подсунем им другое. За ним последует третье — и голова толпы не заметит, как сожрёт собственный хвост! Ённи цикавь!
Есть только одно препятствие, Иванов. Время! Ждать больше нельзя. Тебе нельзя. Нам нельзя. И вот вопрос: когда вы сметёте все помехи, когда освободите путь? Когда диссонансы сменятся подлинной гармонией? Сколько тебе надо time, Иванов? — В речи его снова прорезался прежний акцент.
— Около года, господин Джулиан. Вряд ли меньше. Разве это так много? Вы только что говорили о сотнях лет, о веках… Что такое год для мировой истории? На завершающем этапе корпорация подомнёт под себя более девяти десятых энергоресурсов страны. На следующем этапе мы взвинтим цены на топливо — поднимем вдвое цены на бензин, на авиационный керосин, на газ, на всё. Госаппарат в большинстве своём будет на нашей стороне. Малочисленным оппонентам не совладать с теми, кто принимает основные решения. Последуют массовые банкротства, остановятся производства, начнётся биржевая паника. С помощью подконтрольной прессы корпорация распространит свою версию событий, назначит виновников очередного экономического кризиса. Ими станут неугодные нам представители власти.
— Одним бахом двух зайцев убивахом, — вставил Джулиан.
— Махом, — на мгновенье замешкавшись, поправил его Иванов. — Да, одним броском мы достигнем двух важных рубежей: превратим страну в банкрота и избавимся от последних назойливых противников. Правда, — поспешно добавил замдиректора, — я не исключаю на решающем этапе риска гражданской войны.
— That’s very good.
— Для народа — нет, для нас — да. На пике протестов и столкновений мы выйдем на арену в роли великих спасителей. Игра продолжится по нашим правилам.
— Я рассчитываю на это. У вас нет права на ошибку.
— Я делаю всё необходимое, господин Джулиан. Мы впишем наш выход на сцену в календари. Провозгласим день исторической датой. Установим праздник. И выходной день.
— Red! Красный, — заметил собеседник. — Вы, русские, очень любите красный цвет!
— Мы понизим цену на водку. А затем легализуем в стране наркотики.
— Impressive! Я вижу, вы тоже имеете inspiration, вдохновение.
— Несмотря на некоторые отклонения от плана, мы успешно продвигаемся к цели, — заявил Иванов, как бы подводя итог своему короткому спичу и заодно оправдываясь перед гостем.
— Ваши старания будут вознаграждены, — ответил с важным видом посетитель. — Я помню, куда вы метите. — Он почему-то посмотрел на потолок. — Я не забыл о вашем стремлении править Россией.
Настя так и подпрыгнула. Вот так поворот!
На экране шеф вкрадчиво осведомился:
— Но как же Толоконский?
— А что Толоконский? — Собеседник вздёрнул брови, изогнутая форма которых напомнила Насте еловые лапы. — Вы что, слепы? Толоконский уже не тот. Ему не удастся то, чего добьётесь вы.
— Я доведу миссию до конца, верьте мне! — пылко заявил Иванов.
Насте показалось, что сейчас он слезет с кресла и поползёт целовать туфли этому Джулиану!
— Вы сами в этом заинтересованы, — сказал холодновато гость и поднёс к глазам руку с камушком, словно собирался поцеловать пирамидку. — Фигуры, Иванов, фигуры! Вы неважный шахматист. Рубака, а не игрок. Красный армеец! Вы любите лик-ви-ди-ро-вать. — Он произнёс глагол по слогам, и каждый слог отпечатывался в Настином сознании, будто чеканный шаг подкованных сапог по Красной площади. — За последний год вы слишком увлеклись… э-э… лихой рубкой. Of course, этот метод не отвергается! Но где ваше чувство меры? Дцим саботы! Вы имеете лимит. Не увлекайтесь, Иванов.
— Понял, виноват, учту… — забормотал Настин шеф и слегка вжался в кресло.
Потом двое в кабинете пили чай, который хозяин кабинета заварил и подал гостю самостоятельно, без секретарши. Джулиан потребовал, ухмыльнувшись, чтобы Иванов налил ему чай в гранёный стакан, а тот поставил в подстаканник. Они говорили теперь на известные деловые темы: о нестабильных мировых ценах на нефть, колебания которых влияют и на рыночную цену газа, о конкуренции автозаправочных станций в Москве, о курсе рубля относительно доллара. Любой, кто наблюдал бы за этой беседой, ничего бы не заподозрил.
Анастасия ёрзала на стуле, смотрела на экран и не могла поверить, что эта вот парочка, дующая чай по-русски, только что приговорила Россию к политической смерти! И Иванов, её начальник, подающий какому-то иностранцу стакан, собирается пролезть в Кремль и править Россией!
Осознав эту мысль во всей её глубине, Анастасия застыла, будто в трансе. Файл оборвался, когда замдиректора и его таинственный гость допили чай.
Вот, значит, что такое «Хроногаз»! Вот почему Ксения советовала ей держать рот на замке! И вот почему у многих здесь холодные рыбьи глаза!
И она в этом «Хроногазе» работает.
* * *
Стеклянный шар пылился на полке в квартире. Никто не всматривался в его глубину. А между тем внутри шара образовался размытый тёмно-серый сгусток. Он двигался, меняя форму, пытаясь то ли привлечь к себе внимание, то ли выскользнуть наружу…
* * *
Июльский день выдался погожим. Люди шагали по пешеходным дорожкам, одни из них спешили, другие нет. Под голубым небом москвичи открывали банки с кока-колой, пили шипучий разливной лимонад, кофе, угощались в тени уличных шатров пивом. Воздух наполняли гул голосов и резиновый шелест шин. Откуда-то бубнила назойливая шаблонная попса. Её сменила старинная ресторанная песенка Петра Лещенко. «Не уходи, побудь со мной ещё минутку! Не уходи — мне без тебя так будет жутко!..» — печально выводил романтический тенор. Так хотелось жить, наслаждаться жизнью!
Но Руслана словно вырезали из этой мирной картины и вклеили туда, где нарисовано побоище. Незримая граница отделила его от москвичей с их лимонадом и кофе. Скоро здесь, как в печальной песенке, будет жутко: представители иной культуры, культуры тьмы, несущей разрушение, вторгнутся в мирную тишину, нарушаемую лишь гулом большого города, расколют её выстрелами, разорвут рёвом мощного мотора. Руслан ощущал себя единственным противником надвигавшегося чёрного мрака, от которого веяло холодом смерти.
У него не было чудесного порошка, как у охотника Хаджоха. Зато было оружие. Смерти он не боялся. Боялся не довезти Настю.
Постепенно, как в замедленном фильме, посетители кафе повернули головы к «Хонде», замершей поперёк дороги. Пешеходы вынужденно обходили машину, поглядывая на человека в окровавленной белой рубашке и чёрном бронежилете. За колесом «Хонды» сжалась, обхватив руками прижатые к груди колени, девушка, тоже в белом и чёрном. Что это — у Семёновской площади снимается кино? Но где камеры, где режиссёр, где актёры и статисты? И кто играет главную роль? Вот этот парень, взявший в руки автомат?
Руслан разложил приклад, поставил предохранитель в среднее положение. Затвор «канарейки» он передёрнул в тот самый момент, когда угловатый вражеский «Мерседес» вырулил из-за поворота.
«Не уходи!» — пропел, словно на прощанье, тенор, и все звуки для Руслана пропали, словно кто-то выкрутил громкость до нуля. Воздух сгустился почти до воды и как бы катился по лицу, рукам и ногам, а время замедлило течение до той степени, что боец с автоматом ощущал каждое движение по фрагментам. Руслан шёл по середине проезжей части, по трамвайным путям. Палец на спусковом крючке не дрожал.
Стоп! Он развёл пошире ноги и взял на прицел лобовое стекло мощной иномарки. Первым умрёт шофёр.
Мимо проносились машины…
* * *
Огонь! Рыжее пламя вырвалось из ствола, но глушитель погасил звуки выстрелов. Гильзы, подпрыгивая и звонко друг о дружку ударяясь, покатились по асфальту. «Мерседес» вильнул — водителю конец. Но кто-то выровнял машину. Пассажир с переднего сиденья высунул в окно автомат и дал длинную громкую очередь, опустошив полмагазина. Руслану казалось, что он отдельно различает хлопок каждого патрона. У стрелка задрался ствол, часть пуль ушла в небо, а часть прошила кузов «Хонды». В задней двери разлетелось стекло, его осколки посыпались на волосы, на шею Насти. «Он победит, он победит!» — повторяла, как заклинание, девушка. Пешеходы либо разбежались, либо залегли на брусчатке. С другой стороны улицы, там, где стояли летние шатры, неслись голоса:
— Думаешь, боевик снимают?
— Похоже на то…
— А кто снимает-то?
— Сейчас и не увидишь — всё у них скрытое и маленькое. Видишь, у парня рукав красный? Кровь-то не такого цвета.
Автомобили, ехавшие впереди внедорожника-«кубика», прижались к обочине: водители боялись попасть под пули человека в бронежилете. Отчего-то никто из них не находил происходящее съёмками кинофильма.
Короткая глухая, чавкающая очередь. По пассажиру. Палец отпустил спусковой крючок. Автомат стрелка лязгнул об асфальт. Да, бронебойная граната пришлась бы кстати! Похоже, такой ситуации не предусмотрели даже в ФСБ.
Не доехав до Руслана двух десятков метров, неуправляемый «кубик» вильнул влево и завалился. С металлическим скрежетом и визгом покрышек, обдирая и собственный бок, и асфальт, тяжёлая иномарка, когда-то с любовью и точностью собранная в Австрии, долетела до припаркованного в кармане легкового «Ниссана». Легковушку выбросило на тротуар — багажник её смялся о фонарный столб. Теперь уже никто из окружающих не думал о кино и актёрах.
Стрельба стихла, Руслан опустил автомат, однако машины, следовавшие за убитым «шестьдесят девятым», не решались вновь тронуться. Встречное же движение застопорил перевёрнутый внедорожник. И по обе стороны улицы воцарилась вдруг полная тишина. Всё стихло: голоса, музыка, шум машин и даже чириканье вездесущих воробьёв. По телу расползалась боль. Руслан, не выходя из странного замедленного темпа, не спеша сосчитал источники боли: раз, два, три, четыре. Не выпуская автомата, левой рукой провёл по бронежилету. Пальцы наткнулись на три отверстия. Из джинсов вытекла тоненькой струйкой кровь: нога прострелена. Левая, как и рука. «Для симметрии», — усмехнулся Руслан. Он мог стоять, но сможет ли идти?..
Задняя дверь лежащего на боку поверженного чёрного «кубика» открылась. Кадр за кадром: Руслан опускает предохранитель «канарейки» вниз, на одиночный огонь, поднимает оружие, делает шаг за шагом к машине противника, осознаёт, что раненая нога сгибается и слушается, понимает, что человек в автомобиле совершает ошибку, высунув голову прямо под выстрел. Через мгновение голова дёргается, мёртвое тело проваливается в салон.
Поравнявшись с «Мерседесом», Руслан разглядел шевельнувшегося переднего пассажира. Того, что палил в него из автомата. Боец пытался приподнять разбитую голову. Ствол АК в руках Руслана пошёл было вверх, но дрогнул и опустился. Сквозь туман в голове мелькнул обрывок воспоминания, отпечаталась, как на экране монитора, реплика: «Ваша основная задача — не палить направо и налево, кося врагов без промаха и собирая кровавую жатву…»
Столпившиеся у деревьев, спрятавшиеся за фонарными столбами прохожие глазели со страхом на уличное побоище.
— Девяностые годы возвращаются… — проговорил кто-то.
Руслан, ощущая всё то же замедление, повернулся к «Аккорду». Японская машина представляла собою жалкое зрелище: передний бампер разворочен, корпус изрешечён, боковые стёкла осыпались, заднее и лобовое прострелены. И главное: спустило заднее колесо.
Разом вдруг вернулся прежний темп бытия. Руслан покачнулся, прошёл с метр, остановился. Изнутри поднималась горячая волна. Опустив автомат, закашлялся, отплёвываясь красными сгустками, чувствуя, как грудь разрывает изнутри. Автомат выскользнул из пальцев. Руслан опустился на колено. Изо рта на асфальт падали кровавые капли.
Какой-то парень, снимавший кровавую сцену на камеру мобильника, сказал:
— У него, наверное, рёбра переломаны и лёгкие проткнуты. Уже не поднимется!
«Она доедет. Но доедешь ли ты…» — донеслось откуда-то из закоулков памяти.
Автомат. Он подтянул его к себе за глушитель. Упёрся прикладом в асфальт. Когда поднимался, в глазах поплыли красные круги. Нужно на чём-то сосредоточиться. Считать шаги. Один, два… До «Хонды» набралось десять шагов. От них Руслан устал так, будто прошёл десять километров.
Оружие ещё пригодится. Руслан убрал АКС-74У в багажник. Захлопнул крышку. От этого звука Настя вскочила. Увидев Руслана, замерла — казалось, часть его физической боли передалась ей.
— Господи, не забирай моего Хаджоха, — едва слышно прошептала Настя непослушными губами.
