Маленькое предисловие
Это любовный (а заодно чуточку юмористический) роман я написал на спор с самим собою. Написал в подражание романчикам, издаваемым в своё время «Панорамой»: книжечкам в мягких обложках с именами «американских» писательниц. Серийные эти книжечки имели объём ровно в шесть авторских листов (240 тысяч знаков).
Коснитесь карандашика: он живой! Олег Чувакин выправит, обработает, допишет ваши рассказы, сказки, повести, романы; робкие наброски превратит в совершенный текст. 29 лет практики (с 1994). Олег разберёт ваши ошибки, промахи и недочёты, даст полезные советы и научит им следовать. Поднять слабый черновик до подлинно литературного уровня? Будет сделано!
На самом деле ареал авторов этого издательства простирался примерно от г. Рязани до Прибалтики. С иными сочинительницами я был знаком. Кое-кто из них хвастался: мол, пять или семь дней — и розовый романчик готов. В один прекрасный день я подумал: а я что, не накатаю за неделю розовый текст? Кто сказал, что розовое чтиво — удел женщин? Никакого сексизма, дамы и господа!
И я сел за стол и накатал американский женский роман о любви и счастье. За 52 часа! Говорят, мне скоро выделят местечко в Книге рекордов Гиннесса. Я даже псевдоним себе придумал. Женский, разумеется. Впрочем, его не использовал.
52 часа. Попробуйте и вы.
Тех, кто ждёт от романа «Близкое счастье» выдающегося текста (примерно такого, на какой рассчитывают мои читатели в нынешнюю пору), я должен разочаровать: за 52 часа нельзя написать хороший роман. Можно только поставить рекорд в скорописи и сюжетостроении. Ежели возьмётесь читать сей текст, отнеситесь к нему (и к автору) с известным снисхождением. И, конечно, с юмором. Юмор в романе присутствует. А ещё в нём присутствует хэппи-энд. По канонам жанра.
Олег Чувакин, 10 марта 2018
1
Трудно сказать, что движет людьми в иных случаях. Поиск выгоды? Упрямый характер? Привычка лгать? Или стремление к самому обыкновенному счастью — которое мы от себя скрываем и от которого словно бежим?
Знай я ответ на этот вопрос, подумала Кэтрин, убирая помаду в сумочку, я бы была замужем — лет пять, по меньшей мере, — и имела бы двоих детей.
Она всегда мечтала о двоих. О девочке и мальчике. Один ребёнок вырос бы эгоистом. Она-то знала это. Она была одним ребёнком в семье. Да ещё поздним: когда она родилась, папе было сорок шесть, а маме исполнилось тридцать восемь. Они баловали её (особенно папа). Называли самой красивой, самой умной, самой замечательной на свете. Дарили всё, что она ни просила. Поддакивали, когда она презрительно надувала губки и дурно отзывалась о сверстницах (а она любила дурно о них отзываться). Она была лучше всех. Это внушали ей мама и папа в Канзас-Сити. Она и уехала от них лишь потому, что ей надоело быть лучше всех в родном городе. А вот в Нью-Йорке за десятилетие жизни — несмотря на то, что она хотела сделать нечто такое, за что её бы похвалили заслуженно, а не просто потому, что она папина или мамина дочка, — жизнь Кэтрин не баловала. Счастливой она себя не чувствовала. Насколько она помнила, никогда.
— Сама виновата, — сказала Кэтрин, застёгивая сумочку.
Кому-то кажется, что он достоин любви и счастья, а вот она, похоже, как раз недостойна. Она, Кэтрин Даймонд, 29, Нью-Йорк, не замужем, похоже, делает всё, чтобы отвергнуть от себя то самое, что большинство людей старается к себе притянуть. Людей, желающих быть несчастными, не существует, не так ли?
— Мэри Рэймондс, кажется, нравилось быть несчастной. При чём здесь Мэри Рэймондс?
Кэтрин поднялась с кресла. Хватит торчать в этом дурацком синем холле. Верно говорит Сара: от этого их синего цвета голова кружится. Словно синькой всё окатили. Сейчас она поднимется на одиннадцатый этаж и всё-всё скажет этому надменному Смиту. Которому из двух? Какая разница? Этот Смит или тот Смит долго с ней валандаться не станут. Мило улыбнутся — и отправят прямиком к креаторам. Боссы любят подписывать контракты, а решение проблем — задача подчинённых.
Она встала у лифта. Розовое ковровое покрытие под ногами явно было пыльным. Она обернулась на лёгкий шипящий звук пульверизатора. В холле мужчина с седым затылком опрыскивал чем-то — наверное, просто водой, — королевские монстеры, футов десять-двенадцать высотой, с трёхфутовыми дырчатыми листьями. Опрыскал бы заодно и ковёр!.. Створки лифта открылись. Кэтрин увидела, как тени от монстер, вытянувшиеся у её туфель, исчезли в полосе света, упавшей из кабины. На левой туфле Кэтрин заметила длинную царапинку.
Кто там должен был делать макеты для ромашковой серии? Почему она так плохо помнит имена? А потому, что никогда ни с кем не дружила. Всегда считала себя выше всех. Замечательная, лучшая, самая умная, самая красивая. Вот же дрянь! Не дружишь ни с кем — и имена тебе не нужны. «По-моему, — подумала она, нажимая на кнопку «11», — макет должен был делать Доббинс. Или Диккенс? Что-то говорила ей Сара, но она отмахнулась. «Как всегда, на месте разберёшься, — усмехнулась Сара. — Не подведи меня, Кэти. И не надо давить на ребят: они нам ещё пригодятся». — «Сара, — сказала Кэтрин, — ты платишь им за то, что они портят тебе бизнес». — «Что ж, — ответила Сара, — акула бизнеса из меня не получилась. Зубки не выросли».
33-летняя Сара Брэдли была её директором. Хорошим директором. Хорошим именно потому, что вместо того, чтобы рассердиться, умела улыбнуться. Как-то печально она улыбалась: точно чувствовала вину перед Кэтрин. Но вины-то не было. Никто никогда не улыбался Кэтрин. Вообще странно, что Сара взяла её к себе. Впрочем, не странно; Сара — как мать Тереза. Ей надо кого-то любить и лелеять. И чтобы любить трудно. Её, Кэтрин Даймонд, любить трудно. О, она не даётся, она противится, — она делает всё, чтобы не подпустить к себе на расстояние любви. Так ей сказала в откровенном разговоре Сара (и Кэтрин стерпела). Кстати, мальчиков из рекламного бюро «Смит, Смит и Доггерти» любить тоже трудно. Пожалуй, ещё труднее, чем её, Кэтрин Даймонд. Эти парни и рады бы сделать заказ хорошо, да не могут. Ну, ничего, сейчас она им покажет. Кэтрин объяснит им, и их боссам Смитам, этим не близнецам, не братьям и не родственникам в одинаковых костюмах, за что им деньги платят, и деньги немаленькие.
На одиннадцатом этаже стены были жёлтыми. Лимонными. И потолок, и плинтусы, и двери тоже были жёлтыми (но темнее лимонных стен). Только дорожка под ногами была розовая — как в холле. Компания «Смит, Смит и Доггерти» арендовала целый этаж. Их дизайнеры сами выкрасили тут всё так, как хотели. Когда Кэтрин оказалась тут впервые (с претензией), она спросила у какого-то из Смитов: «Почему жёлтый?», а тот ответил: «Жёлтый — цвет будущего». — «Будете так относиться к заказчикам, — съязвила Кэтрин, — у вашего бюро останется только прошлое». — «Мы всё исправим, — не моргнув глазом, ответил Смит. — Мы перепутали ваши пакеты. Пакет Олсома и ваш. С кем не бывает?» — «Со мной не бывает», — отрезала Кэтрин. — «Счастливый вы человек», — вздохнул какой-то из Смитов и потоптался на ковре. На жёлтом ковре. И она не нашлась тогда, что ответить.
И вот теперь Смиты — или их менеджеры, креаторы, дизайнеры — пусть сами ищут виноватых и штрафуют или увольняют, — снова допустили промах. Кэтрин считала, что нельзя в профессии рекламиста быть невнимательным. Это же просто смешно и нелепо, в конце концов. И это уже не рядовая ошибка, а ошибка, возведённая в степень. В систему. И почему Сара не обратится в другое бюро? В пору экономического кризиса можно найти с десяток контор, которые за полцены сделают то же, что и прославленные «Смиты», — но без ошибок. И ей, сердитой Кэтрин Даймонд, не нужно будет тащиться через весь Манхэттен, чтобы не давить на ребят.
— Ой, не шути так, Сэм… — раздался громкий голос за одной из жёлтых дверей. — Что, если за дверью находится какая-нибудь застенчивая мисс?
— Это какая же такая мисс? — Это было сказано раскатистым и в то же время мягким, вкрадчивым баритоном. Где-то Кэтрин слышала этот приятный баритон. Да тут, наверное, и слышала. Когда приходила в прошлый раз и выговаривала Смиту. Одному из Смитов. Кэтрин остановилась у двери с короткой табличкой: «Creators». Оглянулась. Она одна стояла в этом коридоре. Ей надо было идти прямо, в конец коридора, к кабинету Смитов (кабинет с приёмной, референткой и двумя просторными комнатами, один Смит налево, второй — направо). Где заседал Доггерти, Кэтрин понятия не имела. Может, не было здесь никакого Доггерти.
— Порядочная мисс, — сказал баритон, — не станет стоять за дверью и подслушивать. Но вот если мисс непорядочная, эта шутка в самый раз для неё.
Кэтрин быстро поборола в себе искушение распахнуть жёлтую дверь и прошла прямо к Смитам.
Выбирать из Смитов ей не пришлось.
Коснитесь рожицы: она живая! Научитесь править свои рассказы у редактора. Обучение только на ваших текстах. Никаких теоретических лекций и курсов. Чистая практика. Уроки правки с пояснениями, указаниями и образцами. Олег Чувакин подскажет, как развить ваши задумки. Он зарядит сюжетные ружья, а вы пальнёте!
— Мистер Оливер Смит, — прощебетала юная референтка (стрижка «каре», волосы не вьющиеся, а как солома, и цветом как солома, глаза серые, рот маленький, — что-то было в ней от девочки-школьницы. Как её зовут, Кэтрин не помнила), — улетел в Вашингтон, а мистер Джошуа Смит примет вас с удовольствием. Не желаете ли выпить чашечку кофе?
— Милая, я не пью кофе, — сказала Кэтрин. — Кофе вреден для печени. Мистер Джошуа Смит, может, и пьёт кофе, но я не то же самое, что он.
— Не то же самое… — повторила, глядя в компьютерный монитор, словно ища там подсказку, «девочка-школьница».
— Рад вас видеть, мисс Даймонд. — Внутренняя дверь (естественно, тёмно-жёлтая) распахнулась. На пороге комнаты слева возник мистер Джошуа Смит. Странно, что лицо его не было жёлтым. — Я Джошуа Смит.
— Я догадалась, — сказала Кэтрин.
Джошуа Смит посторонился.
Референтка делала вид, что смотрит в монитор, а сама, как заметила Кэтрин, наблюдала за нею.
— Кофе? — спросил Смит, входя в кабинет за нею и оставляя дверь открытой. Они тут любят открытые двери.
— Я не пью кофе, мистер Смит.
— Просто Джошуа.
— Вы ведь уже встречались со мной. Вы невнимательны. — Кэтрин не думала о том, что говорила. Слова сами срывались с её языка. В таких случаях, как этот, говорилось ей всегда легко. Она села в чёрное кресло у стола, поправила брючину. Кресло показалось ей неудобным. Ей захотелось закинуть ногу на ногу, но кресло стояло слишком близко к столу и не оставляло места для манёвра. Вышло бы так, будто она решила пнуть мистера Смита. Почему бы и не пнуть?
Джошуа Смит сел за стол напротив Кэтрин. Взял со стола жёлтую ручку, повертел, положил. Взглянул на Кэтрин.
— Простите, мисс Даймонд, но я с вами не встречался.
Наверное, она встречалась с другим Смитом. И что? Это ничего не меняет.
— Это ничего не меняет. Ваша референтка, — Кэтрин припомнила, как та наблюдала за ней, — могла бы запомнить, что предпочитают и чего не любят постоянные клиенты.
— Да, конечно. Рози запомнит.
— Сколько лет «Sarah Bradley’s scented soap» обслуживается в вашем бюро?
Мистер Смит снова взял ручку и снова положил её. И снова уставился на Кэтрин. Они тут все как дети, подумала Кэтрин. Им надо объяснять, в чём их вина.
— Если я ничего не путаю, то около семи лет.
— «Если я ничего не путаю»… — повторила за ним Кэтрин. — По-моему, вы тут только и делаете, что путаете.
— Сэм Биллингс… — начал мистер Смит.
— Это он выполнял наш последний заказ? — прервала его Кэтрин.
— Нет, но…
— Какое «но»?
— Видите ли, мисс Даймонд… Можно называть вас просто Кэтрин?
— Это ни к чему.
— Видите ли, мисс Даймонд, у Майкла Диккенса заболела жена.
— Кто такой Майкл Диккенс?
— Это креатор, работавший над вашим заказом.
— Человек, не отличающий мыла от губной помады? Объясните мне, мистер Смит, зачем вы держите таких людей в бюро?
— У него заболела жена, — тупо, глядя в окно, повторил Смит. — А потом она умерла. Ему было плохо. Вы понимаете, что значит, когда человеку плохо? Или… — Он не договорил, встал из-за стола, прошёл к окну. Встал к Кэтрин спиной. Она терпеть не могла, когда к ней поворачивались спиной.
— Есть тут у вас кто-то, мистер Смит, кому хорошо?
— Я уже сказал. Сэм Биллингс. Теперь он будет работать над вашим рекламным пакетом. Я собирался вам его представить.
— А вы не собирались узнать, предполагает ли «Душистое мыло Сары Брэдли» и дальше у вас обслуживаться?
— Нет, мисс Даймонд. — Смит по-прежнему стоял спиной к ней. Каков нахал! И знает ведь, что не она главная. А Сара слишком мягка с этими рекламистами. Креаторами и их боссами.
«Пользуетесь тем, что Сара…» — хотела было сказать Кэтрин, но почему-то промолчала. Язвить и спорить больше не хотелось. Как отрубило. Она вспомнила голос за дверью «Creators». Мягкий, вкрадчивый, — и в то же время настолько мужской… Она почувствовала, как её руки вцепились в ручки сумочки. Как Смит сказал, зовут этого креатора? Сэм? «Ой, не шути так, Сэм… Что, если за дверью находится какая-нибудь застенчивая мисс?» Ей представилось, как большая, широкая и сухая ладонь Сэма накрывает её вытянутую ладошку. Как пальцы его складываются вокруг её пальцев, как её ладонь исчезает под его ладонью. Сэм в её воображении предстал высоким парнем, ростом под шесть футов, с большим ртом и высоким лбом. Брюнет с тёплыми карими глазами. Умный. И такой же послушный, как… как её отец. У папы скоро юбилей, вспомнилось ей.
— …Вы жестокосердое существо, мисс Даймонд.
Он что-то ещё сказал до этого, но Кэтрин не слышала.
— Да, — неожиданно для себя согласилась она и поднялась с кресла. — Да, я знаю.
(Конец отрывка.)
© Олег Чувакин, 2010
Скачать бесплатно сентиментальный роман «Близкое счастье» в форматах PDF и FB2 и посмотреть другие романы Олега Чувакина: ссылка.
Чувакин Олег Анатольевич — автор рассказов, сказок, повестей, романов, эссе. Публиковался в журналах и альманахах: «Юность», «Литературная учёба», «Врата Сибири», «Полдень. XXI век» и других.
Номинант международного конкурса В. П. Крапивина (2006, Тюмень, диплом за книгу рассказов «Вторая премия»).
Лауреат конкурса «Литературная критика» (2009, Москва, первое место за статью «Талантам надо помогать»).
Победитель конкурса «Такая разная любовь» (2011, «Самиздат», первое место за рассказ «Чёрные снежинки, лиловые волосы»).
Лонг-листер конкурса «Книгуру» (2011, Москва, детская повесть «Котёнок с сиреневыми глазами»).
Призёр VII конкурса имени Короленко (2019, Санкт-Петербург, рассказ «Красный тоннель»).
По его эссе «Выбора нет» выпускники российских школ пишут сочинения о счастье.
Олег Чувакин. Прозаик. Редактор. Литературный обработчик. Вдохновитель
Садишься за письменный стол с намерением сочинять? Намерение похвальное! Писать книги — верная дорога к богатству и славе.
Не можешь заставить себя писать каждый день? Литературная совесть ест тебя поедом? Не огорчайся! Знай: есть пять способов решить мучительный вопрос.
Творческий метод писателя. От Чехова до Вудхауза, от Сименона до Саймака. Расскажите и вы о своём подходе!
Экономика рассказа. Как продать рассказ и кому? Сколько за это заплатят? Выгодно ли производить литературу?
Как узнать, имеет ли человек писательский талант? Есть ли точный ответ на этот вопрос? Да, есть.
Писать книги. Легко ли это? Сел за стол, открыл ноутбук, набарабанил сколько-то тысяч знаков — рассказ готов, опубликовать его! Так можно? Нет. Но все думают, что можно.
Как создать увлекательный сюжет? Как вывести книжного героя, которого непременно полюбит публика? Как написать захватывающую историю и искупаться в лучах славы?
Единственная причина, по которой тебе следует написать роман, — необходимость сказать что-то людям. Ты должен это сказать. Ты садишься за стол и пишешь.
Как становятся писателями? Никак. Ими рождаются. У вас нет ни слуха, ни гибкости пальцев? Оставьте в покое скрипку. Нет тяги к литературе и отсутствует «ген грамотности»? Сожгите свою писанину.
Полезные советы начинающим писателям. Как приучить себя к систематическому литературному труду и добиться красоты слога. Как перестать мучиться и начать творить.
Научиться писать свои истории несложно. Усаживаетесь в кресло, заносите пальчики над клавиатурой… Уже слышали такие советы? Над вами подшутили! Есть правила, без которых историю не написать.
Неверно заданный темп повествования приведёт к ямам в композиции, ломаному ритму и в итоге к полному авторскому провалу. Литературное произведение не состоится.
