Час отбытия (рассказ)

Час отбытия

Рассказ Олега Чувакина

— Я заснул? Сплю? Вроде бы нет… Кто ты? На ночь глядя всякое мерещится… Откуда ты взялась?

— С неба. С планеты, чьё имя нельзя назвать, зато можно внушить. Впрочем, это отняло бы слишком много времени.

— Сомкну-ка я губы покрепче… Я не говорю, не произношу слов, а ты мне отвечаешь. Я выдумал тебя?.. Я всегда мечтал встретиться с инопланетянкой. И влюбиться. Только поздно мне теперь влюбляться…

— Не заснул. Не выдумал. Мы с тобой не говорим, а обмениваемся мыслями. Ты думаешь, я улавливаю. Читаю. Впитываю… После языка образов трудно приспособиться к языку слов.

— Значит, ты телепатка. Образная… Но я-то не телепат. Как же я читаю тебя?

— Свои образы я перестраиваю в понятные тебе слова и транслирую усилием воли. Мы можем внушать. При желании.

— Откуда у вас этот дар? Был изначально?

— Понятие «дар» весьма приблизительно. Оно отвечает личным способностям, а не общим. Хорошо, пусть будет оно. Дар у нас не один. Мы телепаты. Вдобавок мы провидцы. Мы предвидим грядущее, его ветвление. И третий дар, главный, ведущий: мы испытываем мыслеощущения. Они источник и средоточие всего прочего. Наш способ существования вырабатывался миллионы лет. Это эволюционное приобретение.

— Ух ты! Способ… Не ждёт ли и нас, землян, чудо эволюции? Мутация. Миллион-другой лет, и…

— Нет, не ждёт. И это не чудо. Заслуга — вот более подходящее слово. Наша биологическая и социальная эволюция строилась на сближении, ваша — на отдалении. Вы пропустили поворот.

— Вон оно как…

— Стены и границы, оружие и войны, тяга к обособлению, стремление отнять, желание покорить, гонка крикливых мнений, соревнование в навязывании идеалов, постоянный страх — вот как вы выглядите со стороны. Ваш вздыбленный ужас поднимается выше атмосферы и расползается за пределы Солнечной системы. Он улавливается на нашей родине и дымит дальше. Шансов перемениться у вас уже нет.

— Ясно. Мы фоним на весь космос. Воняем страхом. Картина исчерпывающая.

— Нет. Иначе я не была бы здесь.

— Кажется, я понял, почему инопланетяне не испускают радиосигналов. К чему тихоходное радио, когда действует мгновенная мысль? А ловить, принимать мысли мы не умеем: наша эволюционная тачанка промчалась по прямой. Разве что вы пожелали бы применить дар внушения, передать нам себя… Скажи, у вас есть друзья среди звёзд?

— Мало. Очень мало.

— Живёте по Аристотелю.

— Кажется, есть надежда на время. Ещё миллион-другой лет… Друзья подрастут…

— Что такое миллион лет для слушателя Вселенной!.. Кстати, сколько вы живёте?

— Примерно с ваш век.

— И научились ждать миллионы лет?

— Чувство времени — общая часть нас.

— Общее ощущение времени? Не представляю.

— Что-то вроде протяжённого чувства истории. Мыслеощущения предков доступны потомкам в натуральном виде. Незамутнённом. Чистом. Это наша литература правды. Читаешь личность за личностью, разум за разумом. Бесконечная живая библиотека. Словно проживаешь жизнь за жизнью. Отсюда и выросла способность заглядывать в будущее.

— Вот это да… Чувствую себя ничтожной пылинкой. Что против этого мои пятьдесят три года? С половинкой. И без общей части…

— Зря ты выводишь себе минус, ввергаешь себя в искусственное страдание. Неумение вглядеться в себя, прочитать себя, отыскать своё главное, открыть личный смысл — тоже крупная ваша недостача.

— Заговорила как аудитор.

— Я и есть в некотором роде аудитор. Ты много оставил… оставляешь.

— Утешаешь?

— Мы видели тех, кто брал твоё. Кто принимал твоё. Восприятие — величайшая ценность.

— Ух ты…

— Я сама наблюдала твоих воспринимавших.

— Подглядывала?

— Улавливала. Очень сильное чувство. Мимо него не пройдёшь.

— Дальше не говори.

— Понимаю.

— Значит, такова твоя звёздная работа.

— Да, моя профессия — собиратель.

— Сколько вас, собирателей?

— Численность сообщества колеблется. От ста тысяч до миллиона участников. Иные начинающие собиратели берут себе одну задачу. Другие увлекаются и посвящают исследованиям всю жизнь.

— Сколько вас, образных?

— Больше триллиона. Мы живём на тридцати двух планетах в восьми галактиках.

— Вот это да… С детства мечтал побывать в космосе. Согреться у белых и жёлтых звёзд, побродить по манящим далёким планетам, узнать чужую счастливую жизнь, подружиться да поучиться… Образная! Мы едва познакомились, а я уже зачислил тебя в друзья. Пожалуй, ты мой единственный друг. Подруга — какое вдохновляющее слово! Редкое. Не для спекуляции… Друзья мои все куда-то подевались. Телефон молчит. Почтовый ящик пуст. Слова перевелись.

— Нехорошо, когда так. Ещё и поэтому я здесь.

— Вон оно что… Собиратели приходят ко всем? Нет, не может быть… Маловато вас для такой миссии… И тогда б люди о приходящих знали. Кто-нибудь поделился бы, рассказал… Не удержался бы, расхвастался, отправил бы в соцсеть… Вон и сеть с подходящим названием имеется: «В контакте»!

— Не отправил бы. Не может. Не ко всем. Мы приходим к тем, кто даёт, кто оставляет. Приходим к тем, у кого берём. Наследие — ты употребил бы это слово. Нельзя, чтобы оно погибло: сгорело в огне страха, утонуло в воде отчаяния.

— Говоришь знакомым стилем.

— Твоим.

— Как же вы переводите? Тут даже не китайский и не хинди для русского. Иная цивилизация… Как доносите наше до своих?

— Раскрываем и переводим через мыслеощущение. Погружение в глубины, узнавание смыслов, любование завершённым образом — таково простое словесное описание сотворённого. Описание сухо, оно как техническая инструкция… Оно не передаёт всего, что надо бы передать. Причина не в краткости. И многотомного собрания сочинений было бы недостаточно! Каждое слово в контексте рождает у нас особое мыслеощущение. Сотворяет особый крохотный мир чувств. В другом контексте краски и звучание будут иными. Целое же произведение — неповторимая лента миров. Ты сравнил бы эту ленту, этот поток с заполненным нотным станом, с течением музыкальной гармонии. И у каждой души своё исполнение! И всегда, каждый раз оно иное, новое. Как рассказать о льющемся адажио Аранхуэсского концерта, о буре и празднике Девятой симфонии? У тебя всякий раз обнаруживался избыток слов. Ещё слова и ещё, снова и снова… Ноль повторов.

— Верно ли я понял тебя? У нас искусств много…

— …а у нас — одно. Мыслеобразы.

— Ты такая зелёная, травяная. Мой любимый цвет. Цвет нарастающей весны, цвет пылкого лета.

— Древний цвет добра и мира, творения и созидания.

— У египтян. Знаю. Глубоко же ты заглянула в земное прошлое… Дай мне руку. Нет, обними мою руку. Обхвати пальцами.

— Так хорошо?

— Когда ты держишь мою руку, боли совсем нет, тела совсем нет.

— Я и держу, и не держу. Это внушение.

— Вон оно что… Стало быть, ты далеко.

— Жаль, но это так.

— И жаль, и не жаль! Касание через космос. Внушение, добежавшее через звёзды. Сердечные парсеки.

— Нет летающих тарелок. Нет небесного грохота, сожжённых берёзок и гуманоидов в скафандрах, спускающихся по трапу. Нет нужды строить космические корабли и поколениями путешествовать через пространства. Довольно осёдланной мысли.

— Вот о каком полёте следовало нам, землянам, думать.

— Лучшие из вас и думали.

— Ты заглядываешь в будущее, а говоришь в прошедшем времени.

— Будущее хранится в прошлом.

— Не могу поверить, что твоя рука не здесь: так натурально!

— Мысль натуральна. Мысль есть плоть.

— Доктор в онкоцентре сказал: ложись в хоспис, бесплатно, дам направление. А я не захотел. Квартира эта старая, от родителей мне досталась, — тут хочу уйти. Меня младенцем сюда из роддома привезли. Я это вроде бы помню… Фантазия, конечно… И всё равно что-то этакое прорисовывается… Хорошо, значит, что я не лёг в хоспис. Там люди, ты бы там не появилась.

— Появилась бы. Другие меня не видят и не ведают. Только оставляющему я отдаюсь.

— Вон оно как! А я тут о соцсетях…

— Я бы позвала тебя в гости.

— Мою мысль.

— Да.

— При тебе боли нет. Ни чуточки. Или… Я, в общем, привык, притерпелся… Живот раздуло… Водянка. С ней как-то легче… Из воды вышел, в воду и уйду. Эволюция… Рак поджелудочной, последняя стадия. Онколог говорит мне: ну а что вы хотели, рак поджелудочной железы диагностировать трудно. Забавно: терапевт меня от гастрита лечил… В поликлинике районной… Недавно правительственный чиновник по телевизору медицину нахваливал. Мол, лучшая она у нас. Лучшая в мире. Ранняя диагностика, своевременное лечение, тра-та-та. Гладкий, румяный, как школьник… Такому как не поверишь? А как там у вас — есть власть?

— Нет.

— Как же у вас общество устроено? Законы? Управление?

— Социальная самоорганизация. Взаимное чтение мыслей. При проблеме принимается очевидное решение.

— Большинством голосов?

— Ни большинством, ни меньшинством в виде какого-нибудь органа, подобного вашим госсоветам, политбюро и кабминам. Берётся предложение индивидуума, представившего наиболее рациональный вариант решения.

— Каковы энциклопедисты!.. Как же вы вычисляете рациональный исход? Кто знает точно, как решение отзовётся в будущем, каким эхом откликнется, в какие затянет повороты?

— Мы знаем. Все. Любой из нас. Потому решение и очевидное. Мы же предвидим. Заглядываем вперёд. Смотрим, листаем.

— Эдак не спеша…

— Мы предвидим лишь близкое будущее. Зато с ветками развития.

— Мы бы тоже могли, наверное. Заглянуть на огонёк в будущее… На денёк-другой вперёд… Чего проще: всмотреться в завтра! Ведь сегодняшнее решение набрасывает контуры грядущего дня.

— Недостижимая простота. Вы не видите и настоящего.

— Не таи. Скажи: сколько мне осталось? Неделя? Дня три?

— Когда я перед тобой появилась, оставался час.

— Час!.. Вон оно как… Тогда… Мне надо…

— Так будет только хуже. Лежи.

— Хочу предупредить соседей. Неудобно, когда…

— Это лишнее. Планета Земля не доживёт и до полудня по твоему часовому поясу. Иная ветка событий ещё короче: финал на рассвете, в пять утра. Лежи.

— Вот тебе и будущее!.. Я умру вместе с планетой. Час, один час…

— Уже меньше, намного меньше.

— Тик-так… Приготовила название для последнего часа?

— Час отбытия. Так его назвал бы ты.

— Ты женщина. Треугольники глаз, пуговка носа, длинный рот, зелёная кожа — ты прекрасна. Можно ли влюбиться за час? Как тебя зовут?

— Имён у нас нет, как нет и названий. Потребовалось бы множество слов, чтобы выразить душу и описать ощущение от встречи. Мы передаём чувство. Сейчас… Вот так… И ещё так… И наконец…

— Поцелуй сквозь звёзды.

— Я унесу и переведу это.

— Это моё последнее, так?

— Так.

— Не для Земли.

— Нет.

— Не для Земли!.. Не для Земли!.. Ничего не ощущаю. Я всегда запаздывал с реакцией. Не умел почувствовать смерть отца, в неё не верил. Смерть матери осознал спустя несколько дней. Обе жены меня бросили — однако я какое-то время словно продолжал с ними жить. Я оглядывался на прошлое, но считал его будущим. Где-то я слышал это раньше… Другие на кладбищах плачут, падают в истериках, а я недоумевал. Тугодум, да и только.

— Зато потом плачешь годами.

— Не говори моим стилем. Я будто с памятником общаюсь.

— Прости. Трудно приспособиться к языку, столь зависимому от слов.

— И ты прости. Похоже, я тебя обидел.

— Ничуть не похоже.

— Ты тоже в меня влюбилась.

— Собиратели влюбчивы.

— Какова!.. Возьму и приревную! Только к кому? Нет, нет, молчи… Значит, час отбытия. Значит, звёздный поцелуй. Я ведь и в свой конец, пожалуй, не верю. Я… Что? Я плохо тебя слышу… Я не чувствую твоих пальцев. И своих. Это словно…