Многие авторы верят в методы литературного производства, в «писательские методики» и «техники». Им кажется, что написанные по верным схемам романы непременно обретут статус великих, а их сочинители завоюют не только бумагу, но и телевизор.
Вера в существование чудо-методов распространилась повсеместно. Кто-то должен возразить общему течению, пойти навстречу прущей воде. Кто-то должен проявить атеизм, выловить и высушить нового бога.
Вере вопреки
Писательских методов, годных для всех, нет и быть не может. Кто-то укладывает вас, автора, творца, в прокрустово ложе подобной теории? Знайте: вас будут учить писать так, как прежде учили тысячу или десять тысяч человек. У вас отрежут оригинальность.
Думать, будто готовая теория, некая методическая разработка, взятая на вооружение, сделает из начинающего автора писателя, есть опасное заблуждение.
Желание поскорее отыскать внешние схемы создания литературного произведения и без возражений принять их означает обычно либо отсутствие способностей к письменной речи, либо обыкновенную лень. Литературная работа — нелёгкий труд, и обладание клавиатурой и компьютером не делает из человека писателя точно так же, как обладание скальпелем не делает из человека хирурга. Требуется ещё умение. Умение писать или умение точно резать и зашивать. Почему бы вам не пойти в космонавты?
Я уже писал о способах достижения писателями сияющего литературного успеха. В частности, рассказывал о подходе Клиффорда Саймака, назвать каковой «техникой» или подобным словом язык не поворачивается. У американского фантаста не было ни «методики», ни писательских «блоков», ни даже картотеки. Он не использовал метод «снежинки», не развешивал рисунки со стрелками на стенах; он не составлял черновой план, не расписывал заранее в деталях развязку. Его герои сами сочиняли текст, сами продвигали действие. Именно так Саймак объяснял свой подход к делу. Работая за письменным словом, К. С. имел в голове контуры действия страниц примерно на сорок, а дальше персонажи творили сами.
Примерно так же работал с крупной формой Владимир Солоухин, прозаик совершенно иного рода, фантастике чуждый. Написание романа он сравнивал с ездой на автомобиле по ночной незнакомой дороге. Фары выхватывают метров сто, затем — мрак и неизвестность. Писатель видит развитие сюжета страниц на двадцать вперёд, а далее — только «в общих чертах, с ощущением основных пунктов» (цитирую по «Камешкам на ладони»). Когда двадцать страниц останутся позади, тогда прояснится следующий отрезок.
Вы видите здесь писательские методы?
Не имея никакого особого метода, писал Уильям Сомерсет Моэм. Спустя десятилетия он переписал наново, перекроил и сократил свой самый известный роман, тот, что в России знают под названием «Бремя страстей человеческих».
А вот у Джека Лондона было колесо сюжетов. Однако лучшие книги он написал… без него!
Достаточно головы
Голова предпочтительнее жёсткого диска компьютера. Голова лучше даже SSD. И бумажка с карандашной записью зачастую приносит куда большую пользу, нежели план, аккуратно свёрстанный в текстовом редакторе, а то и в программе, специально разработанной для писателей.
Не вставляйте чужие запчасти в свою голову!
Изложенное выше не есть взгляд ретрограда или деревенского дурачка. Записи на бумажках, сделанные ночью, заключают в себе итог деятельности подсознания, итог, вырвавшийся вспышкой света в сознание. Такие записи, бывает, противоречат заготовленному плану. А часто вовсе ломают его и дают новый поворот сюжету, новую кульминацию и другую развязку. Красиво свёрстанный план летит ко всем чертям.
Кому показать рассказ или роман? Писателю! Проверьте свой литературный талант. Закажите детальный разбор рукописи или её фрагмента.
Вы представляете? Рассказ или роман могут кончиться совсем не так, как задумывалось!
Вот вам и повод отказаться от плана или иной схемы, иной «писательской техники». И вообще от любой заготовки.
Сюжет надо прожить. Содержание художественного произведения гораздо богаче самых сложных шаблонов и техник, а мозг гораздо умнее электронных железок. Опытный писатель никогда не променяет родную голову на чужую программу. Оригинальный автор никогда не станет следовать чужому трафарету. Ему незачем.
Никаких общих писательских методов нет. Качество стиля, умение сотворить сюжет и проработать характеры героев никогда не укладывались в схему. Как не укладывалась в неё сама жизнь.
Собственный подход вырабатывает тот, кто прекрасно владеет языком, пишет точно, детально, выразительно, кто понимает, что форма зависит от содержания, а не наоборот, что характеры будут тем живее, чем меньше в них схематичности и чем больше авторского жизненного опыта, соединённого с воображением. Такой подход не построен на «писательской методике», но отражает талант автора, его характер, его знания, его начитанность, его чувство юмора и способность учиться у писателей прошлого и настоящего, а не следовать мёртвым схемам.
Проявление
Вспышка. Так я называю собственный способ решать литературные задачи.
Я не могу знать, насколько он похож на «методы» каких-либо прозаиков. Меня это нисколько не заботит. Я не теоретик, а практик; способы работы за столом разных авторов пусть обобщают и представляют публике литературоведы. Это их хлеб.
«Вспышка» — не метод и таковым быть не может. Причина очевидна: никто не повторит в своём подсознании то, что происходит в моём. То же касается и сознания. И то же — способностей. Таланта. Способности к сотворению текста и применению фантазии у людей сильно отличаются. У некоторых именитых прозаиков воображение совсем слабое (ранее упомянутые Солоухин и Моэм тому примеры, но это отнюдь не означает, что они литературные бездари).
Слово «вспышка» не имеет отношения к тому, что многие люди с древности называют вдохновением. Платон допускал, что поэты, впадающие в исступление, вдохновлены богами. Я от подобных мыслей далёк. Правда, я и не поэт.
Вспышка — лишь точное существительное для выражения моего личного озарения, мгновенья, когда подсознательное выскакивает в сознательное, и я заполняю быстрым карандашом бумажные обрывки. Такой способ сочинять нельзя облечь в сухую одежду удобной теории.
После вспышки проявляются часть сюжета и скрытая прежде сторона характеров героев. Будто несколько кадров на фотоплёнке.
Вспышка случается вне плана. Уловив её, я пишу середину рассказа, его конец или начальный фрагмент. Закрепляю проявленное.
Так я пишу по сей день. Кусками, фрагментами, частями, сценами и диалогами. Мало какие рассказы и повести я написал с начала. Вот передо мною мой недописанный рассказ. Середина и финал завершены. Начала нет.
Чужого нам не надо
Я не раз удивлял авторов, интересовавшихся моей литературной работой. Я заявлял, что пишу рассказы то с середины, то с конца, с развязки или кульминации, или пишу их отдельные эпизоды, которые склеиваю спустя годы. Один товарищ, окончивший целый литературный институт, скептически отнёсся к такому подходу, сообщив мне назидательным тоном, что текст следует начинать с начала. На то, мол, оно и начало.
Ну уж дудки. Я не могу отложить то, что вспыхнуло, разом сложилось в моей голове — сложилось без изъяна и сияет чистым светом. В этот момент я должен писать именно то, что освещено. Для понимания этого не нужно учиться в литинституте.
Разумеется, другие могут писать с начала. Это их личное дело. Получается с начала? Отлично! Но если кто-то учит тому, что вот так писать правильно, а вот так нет, — это нехорошо, ибо ломает нечто, устроенное в голове автора.
Писательских методов и литературных шаблонов не существует. Не верьте тому, кто им учит. Лучше поройтесь в собственной голове. Там всё своё. И чужое там не приживётся.
Всего один урок. С вашим текстом. Вы и писатель. Больше никого. За 120 минут вы научитесь избавляться от типичных ошибок в сюжете, композиции и стиле. Закрепив полученные навыки, вы сможете обходиться без редактора.
© Олег Чувакин, 8 сентября 2020
2 отзыва
Олег, ты положил на лопатки всех литучителей. Они ведь не только в литературе. Они везде. Раньше были — средняя школа, ВУЗ, дальше производство (в самом широком смысле этого слова), либо аспирантура-профессура. Теперь же каких школ, институтов, центров обучения только нет. На любой вкус, цвет и кошелёк. Тебя научат, чему душа пожелает. От умения понимать язык собак до способности переходить в восьмое измерение, собирая попутно с «необученных» ротозеев мешки купюр. Учитель уже чуть-ли не каждый второй. Толком не умеющий даже гвоздя забить. И не понимающий простых вопросов, выходящих за границы его «несравненного» ни с чем учения. Самые ловкие и продвинутые учителя учат других учителей.
Наверное, скоро «учительское дело» введут в обязательную программу в школах. Каждый должен иметь возможность стать учителем!
Учат других учителей — о да! Но и это не предел карьеры.
Закон Х. Л. Менкена: «Кто может — делает. Кто не может — учит».
Дополнение Мартина: «Кто не может учить — управляет».
(Из книжки «Все законы Мерфи».)