Миражи

 

Текст участвует в конкурсе рассказов «История любви».

Об авторе (от первого лица): «Герасимов Артём Сергеевич 1997 года рождения. Публикуюсь в интернете. Выиграл несколько конкурсов».

---

 

Я вдохнул свежий вечерний воздух. Весенний воздух на вкус сладковатый, будто хороший сорт чая. Разумеется, я тут же достал сигарету, ведь намного приятней дышать горьким дымом. Усмехнулся.

Голова слегка кружилась, но не более: я стал старше и научился пить алкоголь правильно. Сегодня праздник? Мы с друзьями что-то отмечаем. Я не помню. И не потому, что пьян, а потому, что мне всё равно на повод. Новый год, день рождения, поминки — всё равно одно и то же: приходим, пьём, шутим, Боря всё пытается кого-нибудь склеить, Миша отзванивается своей жене и получает порцию шуток про подкаблучника, а Кира напивается и признается всем в вечной любви.

Всё как всегда. А оно и неплохо — мне нравится.

— Вы что, не знаете, что курение убивает? — раздался женский голос.

— Глупости, у меня винстон с витаминками.

Она усмехнулась. На улице стемнело, а вывеска бара уже полгода как не работала, так что различить черты лица девушки было совершенно невозможно. Вроде не толстая и не худая, волосы короткие, кудрявые. Хотя какая разница? Уж чего я в жизни делать не собирался, так это находить девушку. По крайней мере, не в ближайшее время.

— Я не знаю, где я. — Задумчиво, будто ни к кому не обращаясь, сказала незнакомка.

— Земля, Россия, Питер.

— Смешно. Я гуляла и заблудилась.

— По ночам гулять небезопасно.

— Когда я вышла, был день. Просто очень мысли интересные были — вот я и не заметила.

— Ааа, — я затянулся. Видел я таких девчонок: рисуют на стенах, поют на улице и гуляют по ночам. Ветер в голове и ничего больше. — Метро не работает, закажи такси.

— Странный ты. По улицам, где можно в любой момент убежать, идти небезопасно, а вот в машину к незнакомцу, из которой не выбраться, садиться — норм.

Я нахмурился. Вот чёрт, и не поспоришь же ведь.

— Андрей! — я почувствовал толчок в спину. — Андрей, Андрей, Андрей, я хочу гулять.

— Кира, — я безуспешно попытался её оттолкнуть, — пусть за тобой твой парень приезжает и ведёт тебя.

— Мы с ним поссорились, сам же знаешь, — действительно, я ведь знал. Кира частенько меняет парней, но с такой девушкой непросто. Тогда зачем я это сказал? Не для того ли, чтобы моя новая знакомая не подумала, что это моя девушка? Я выругался про себя. — А это кто? Какая красавица!

— Меня зовут Алиса.

— А я — Кира. Будешь дружить?

— Конечно!

Они обнялись.

— Андрей, — требовательным тоном сказала Кира, — пойдём, проводим Алиску, а заодно и я погуляю.

— Пусть Миша тебя провожает, он же собирался.

— Он сказал идти к тебе. И ещё что-то про карты.

— Чёрт с вами, пойдёмте.

***

Светало. Воздух стал немного другим — более свежим: запахло молодыми листьями и травой. А я снова закурил сигарету.

Всё это время я шёл, немного отставая от девчонок, и думал о своём. Они разговаривали без остановки. В основном, конечно, Кира. Время от времени обращались ко мне, а я отвечал — сухо и коротко. Кира заплакала. Не знаю, почему: я не особо вслушивался последнее несколько часов. Она часто плакала: над фильмами, над воспоминаниями и просто так.

Я плакал когда-нибудь? Очень давно, на похоронах отца, а после этого, наверно, и нет. Как бы плохо и грустно не было, я просто не мог. Даже когда ушла Валя. Бил стены, орал, пил как не в себя, выкуривал по пять пачек в день, но не плакал. Наверно, это неправильно. Хотя, кто его знает, что такое правильно.

— Он подъехал за мной, — Кира просто светилась от счастья. — Я покидаю вас, друзья. Алиса, ты просто супер-человек. Андрей! Ты обязан довести её до дома в целости и сохранности.

— Хорошо, хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю. Иди уже.

Она ещё раз обняла Алису и побежала к остановке, где юркнула в чёрную машину.

— Прикольна она, — Алиса улыбнулась. Сейчас, при утреннем свете, я смог её разглядеть. Короткие кудрявые чёрные волосы и розовая прядь. Глаза карие: вроде самые обычные, а вроде и нет. На ней была юбка до колена, которая открывала подкаченные ноги, и мешковатый свитер, который скрывал всё остальное. — Как вы познакомились?

— Давно это было. Боря попытался к ней подкатить и привёл к нам. Мы тогда на море ехали. В итоге отношений у них не вышло, но в компанию влилась.

— А Боря — это кто? Как с ним ты познакомился?

Мы шли иразговаривали. Она расспрашивала о друзьях, родных, работе. Вроде ничего особенного, но через час я понял, что она знает обо мне так много… С ней было легко, так легко мне давно не было.

Я хотел тоже что-нибудь спросить, но тогда это было бы похоже на свидание, а мне этого не хотелось. Хотелось довести её до дома и пойти спать. А потом оставить эту ночь в своей голове как просто интересное воспоминание.

— Мы почти пришли. Дай руку и не отпускай, а то я буду называть тебя неудачником.

Она рассмеялась и до того, как я что-то успел сказать, схватила меня и побежала вперёд. И я поддался порыву. Стоило вырвать руку или остаться на месте, чтобы она комично упала, но я побежал. И бежал быстро, старался сохранить темп. Вскоре устал, начал дышать тяжело, а Алиса лишь смеялась.

Сердце застучало как бешеное, стук отдавался в висках. Я уже не разбирал дороги, глаза слезились. Мы забежали в помещение, по лестнице наверх, выше и выше. Сложно дышать, алкоголь возобновил свою силу — меня подташнивало. Но я всё равно не остановился.

Наконец мой мучитель отпустил руку, и я услышал, как сзади закрылась дверь. Прислонился к стене и сполз на пол. Пытался отдышаться.

— Ну, всё не так плохо, как я думала. Ты молодец, Андрей.

Я хотел послать её куда подальше, но говорить не мог.

Стёр слёзы с глаз. Интересно, это считается? Я заплакал? Наверно, нет.

— Я принесу тебе чаю, — эта чертовка даже не запыхалась!

Я что-то промычал и поднял голову. Алиса успела переобуться и уйти куда-то.

Мы находились не в квартире — на чердаке. На полу обрезки разных ковров, стены деревянные, грязные. Вверху угольная крыша, балки висят низко, и, чтобы ходить, придётся нагибаться. Запах. Здесь чем-то пахло. Травами, ароматическими палочками, деревом и ещё чем-то. Смутно знакомый запах. Я поднялся и побрёл, как собака-ищейка, принюхиваясь.

Картины. Куча картин, разбросанных по полу и приставленных к стенам. Запах масляных красок — вот что это. Мама рисовала ими когда-то, до смерти отца. Я не помнил детства, но запах этот помнил, как ничто другое.

— Любуешься? — Алиса стояла за моей спиной с двумя железными кружками травяного чая. — На, прости, что заставила тебя бежать. На меня иногда находит.

— Где мы?

— Я тут живу. Вообще, это мастерская одного моего друга, он разрешил мне пожить тут, и рисовать, конечно.

— Что за друг?

— Вроде Евгений зовут. Тоже рисовальщик.

— Живёшь у него и не знаешь имени?

Чёрт, почему меня это вообще волнует?

— Ну, как-то вот так. Чего тебя так к краскам потянуло?

— Воспоминания из детства. Ничего особенного.

— Расскажи.

— Мне уже пора идти.

— Да ты же еле ходишь, заночуй у меня, — я слегка замялся. — Только не подумай, сексом с тобой я заниматься не буду.

— Ещё чего удумала! До свадьбы?

Она рассмеялась.

— У меня есть матрас — ляжешь лицом к стене, я лягу к тебе спиной. Повернёшься — получишь.

Я хотел уйти домой, но понял, что действительно слишком устал. Алкоголь, долгая прогулка, да ещё этот чёртов марафон!..

Матрас лежал в углу рядом с кухней. Конечно, это громкое слово для уголка с маленьким холодильником, чайником и микроволновкой, но слова — такой пустяк.

Мы легли так, как она говорила: я смотрел на деревянную стенку, а Алиса лежала спиной ко мне.

— Так странно, — сказал я, — этот вечер нереальный.

— Ты живёшь в привычном мире, где всё расставлено и распланировано, а сейчас с тобой происходит что-то новое необычное. Поэтому тебе некомфортно.

— Думаю, ты права. И это неплохо, мне нравится моя жизнь. Совсем недавно она казалась мне адом, а теперь я вновь обрёл что-то вроде равновесия.

— Ты словно путник, который идёт по прямой дороге, где следующие километры видны и безопасны. А моя дорога извилиста, она проходит через лес или даже джунгли.

— А мне нравится мой путь. Когда-то я бы понял тебя, плевался от осознания, что иду прямо. В детстве я хотел, чтобы жизнь была интересной, наполненной приключениями, но сейчас я повзрослел, и мне нравится эта дорога.

— А что происходит сейчас?

— Это мираж. Мираж на долгой дороге.

— Тебе нравится?

— Не знаю. Я ничего не знаю, Алис. Ничего. А тебе никогда не хотелось пройтись по моей дороге?

Ответом мне было мирное посапывание. Может, она уснула, а может — не хотела отвечать. Какая разница? Завтра я проснусь, и этот мираж растает. Как и положено миражам.

Каждое утро начинается одинаково: я просыпаюсь у себя дома, независимо от погоды и времени года мне очень душно. Окно я боюсь открывать даже летом, потому что меня очень легко продувает. Валя это всегда ненавидела. Забавно, как меняется восприятие другого человека. Сначала все достоинства кажутся такими важными, а недостатки — ерундой, а через полгода достоинства испаряются, будто их и не было, а недостатки видятся огромными. И такими важными. Хотя сейчас, когда всё закончилось, вспоминается только хорошее. Человеческая память — такая мерзкая штука.

Мне не было душно этим утром. Несколько минут я лежал, не открывая глаз, и пытался вспомнить, что мне снилось. Если глаза открыть — чары развеются, реальность вступит в свои права, и видение, которое выдал не так давно уставший мозг, растает. Так было всегда, но не этим утром.

Я помнил лишь обрывки: запах, краску, картины. А потом я открыл глаза и вместо реальности увидел свой сон.

Лишь через несколько минут я сообразил, что происходит. Деревянные стены, запах краски, грязное круглое окошко, в котором виден весенний день. Алисы нигде не было, зато на полу рядом с кроватью стоял, ещё тёплый, чай и лежала записка:

«Доброе утро, прекрасный мучина. амечательный был вечер. Ты сдержлслоо и не приставал ко мне. Эт мой способ скзать спасибо. За это, и в общем за вечер. Выоди через ожарную лестницу»

— Какая безграмотная леди затащила тебя к себе, мой друг, — сказал я зачем-то. Мне стало одновременно смешно и страшно. Даже не знаю почему.

Я сунул записку в карман и поспешил на выход, как и было сказано — через пожарную лестницу. Только когда мои ноги коснулись асфальта, я задумался — что это за здание?

Красивое каменное строение отливало зелёным цветом. Просто краска, но при таком солнце казалось, что это изумруд — не иначе. А Алиса, стало быть, — волшебник Изумрудного города. Ну, или Изумрудного здания. Я потряс головой и поспешил из переулка.

Обошёл строение и на секунду застыл. Это была галерея. Общественное место. Едва ли шибко популярное, но всё же. Скорее всего, заходили мы не через парадные двери, а то нас бы увидели. А тут стоят камеры?

Мне почему-то стало очень жутко. Наверно, даже не от того, что я нарушил закон, а от того, что это совсем не я. Ну не мог тот Андрей, которого я знаю, уснуть на чердаке галереи — это же бред!

Я развернулся и пошёл домой.

Потом я успокоился. Вспомнил, что мне на работу завтра, и что живот требовательно урчит. Зашёл в магазин, купил хлеба, куриную грудку, овощей.

Вошёл домой. Квартира встретила меня белыми пластиковыми стенами и приятным голубым цветом. Странный дизайн, но мне он пришёлся по душе. Вышло всё это в копеечку, но теперь я могу похвастаться квартирой, как в футуристичных фильмах. Правда, раз в неделю приходится всё протирать, включая стены, но с этим я смирился.

Кухня выполнена в том же стиле, но ящики и столы были мягко-зелёного цвета. Мой дизайнер сказал, что это повышает аппетит. Я включил телевизор и принялся готовить.

Всё, вроде, как всегда, но мысль о вчерашнем вечере не давала покоя. Я хотел забыть это. Эту девушку, это место, этот запах…

Почему меня это так пугает? И почему я не могу думать ни о чём другом? Кира давно советовала записаться к психологу. Может, и правда пора бы уже это сделать? Сам я не могу разобраться. Что-то в этой девушке есть такого, от чего хочется бежать, и к чему хочется вернуться…

Она слегка похожа на Валю? Наверно, это именно то, чем Валя хотела быть. Интересная, необычная девушка с интересной жизнью. Она всё хотела чего-то такого. Прогулок по ночному городу, путешествий, волшебства. А я ей этого дать не мог. А сама она этого взять не могла. А вот Алиса может. Именно поэтому меня к ней влечёт?

Я встряхнул головой и понял, что мою посуду. Я так задумался, что не заметил, как съел свой обед и начал прибираться.

«Когда я вышла, был день. Просто очень мысли интересные были — вот я и не заметила».

Чёрт! Я бросил недомытую тарелку в раковину. Что-то здесь не так! Мысли не отпускают, будто бы я всё ещё иду по тёмной улице, и рядом со мной всё ещё Алиса, а я продолжаю ей говорить про себя, рассказывать что-то…

«А ты никогда не хотела пройти по моей дороге?»

Я вышел на балкон. Ночной город встретил меня огнями машин и реклам. Сколько вечеров я выхожу сюда и смотрю на эту дорогу? На эти здания? На лицо девушки с плаката, которая улыбается «белоснежной», мать её, улыбкой? И почему меня вдруг это перестало устраивать?

Я полез в карман за сигаретами и нащупал кусочек бумаги. Записка от Алисы. «Ну как можно сделать столько ошибок?» — подумал я и испытал что-то вроде облегчения. Будто бы уверенность в том, что эта девушка глупая, поможет мне справиться с этим дурацким влечением к ней.

— О чём ты думаешь? Она допустила в четырёх предложениях аж, — я быстро сосчитал, — одиннадцать… ошибок.

Сердце ушло в пятки. Отец очень любил шифры. И приучал к ним меня, зашифровывая всё подряд разными способами. На праздники он дарил мне коробки с кодовыми замками, в которые клал игрушки. А пароли от них нужно было искать.

А когда у меня пошли тройки по русскому языку в школе, начал делать так: писал длинные тексты, намеренно пропускал буквы, и, если сопоставить их с русским алфавитом, получался код, который являлся паролем от компьютера.

Помню это чувство, когда я осознал, что больше мне не придётся отгадывать записки, и понял, что готов отдать всё, что угодно, чтобы сделать это ещё раз.

И вот я держал листок, не веря своим мыслям.

Машинально я нашёл первую «выпавшую» букву. Восемь…

Сердце забилось быстрее. Буквально через минуту у меня был номер, я набрал его на телефоне, и мой палец застыл рядом с кнопкой вызова. Чего ты боишься? Ну зашифровала она свой телефон — и что? Понравился ты ей, наверно. Ты же не урод и не дурак — ты можешь нравиться девушкам. Можешь позвонить, пригласить куда-нибудь. Ну да, ты сейчас не хочешь отношений, отходишь после Вали — это нормально. Но тогда просто удали номер и иди спать. Чего сидеть-то?

Я говорил разумные и логичные вещи, но не слушал себя. Точнее, слушал, но понимал, что вру. Все не так просто, всё вообще не просто. Я боюсь Алису — боюсь влюбиться. Боюсь опять стать уязвимым и опять получить…

Но ещё я ужасно хочу ей позвонить. Хочу побыть с ней рядом… ещё раз почувствовать ту лёгкость и… интерес — когда не знаешь, что будет через минуту.

— Алё?.. — из телефона донесся голос Алисы. Чёрт, я не заметил, как случайно нажал на кнопку! Будь прокляты сенсорные телефоны. — Кто же это? Позвонил и молчит? Неужто маньяк?

Я сбросил. Идиот. Разволновался, как мальчишка, и не знал, что говорить.

Пришла смс:

«Я буду там же в среду. Приходи днём»

Ещё одна:

«Если хочешь»

Я не ответил на смс. Ни в этот день, ни на следующий. Пообещал, что не пойду. Забуду. Но каждый день бросал взгляд на календарь и ждал этой чёртовой среды. Встреч с Валей я так никогда не ждал. В начале отношений мне было страшно. Я точно это помню. Стоишь, ждёшь в метро прекрасную девушку, а чувствуешь себя, будто сейчас из метро выпрыгнет монстр. А потом она приходит, улыбается, машет — и страх проходит. Остаётся лишь тревога, но и она уходит через некоторое время. А потом Валя уходит, мы целуемся на прощание, и я иду домой с блаженной улыбкой. А после встречи стали чем-то обыденным, нормальным. И так получается, я никогда не ждал наших встреч с нетерпением. Значит ли это, что наши отношения были неправильными с самого начала? Или это я неправильный? Я не знаю.

Плевать на всё! Я пойду к Алисе, сяду где-нибудь, выпью чая, буду наслаждаться запахом краски. Просто проведу время с удовольствием. Но не буду в неё влюбляться. Точно не буду!

 

 

* * *

 

Она встретила меня, будто я захожу к ней постоянно. Кивком и улыбкой. Такой обычной и необычной одновременно.

Когда я подошёл к зелёному зданию, было три часа дня. Подумав немного, обошёл вокруг и нашёл давнюю подругу — лестницу. Чувствуя себя преступником, который как минимум собирается обнести Кремль, стал подниматься по ней. Окно было открыто.

Она ведь не знала, что я приду. А всё равно для меня открыла окно? А, может, не для меня — кто её знает, скольких она пригласила в среду?

— Да заходи ты уже! — раздался знакомый голос, одновременно раздраженный и весёлый.

Я залез в окно. Ей-богу, как будто снова в детском лагере. Улыбнулся приятным воспоминаниям.

— Как ты узнала, что я пришёл? — спросил я, разуваясь и ставя свои туфли рядом с потрёпанными кроссовками.

Я не видел хозяйку, но сориентировался и понял, откуда идёт голос. Она сидела в комнате с картинами, может, даже рисовала.

— Ты думал так громко… даже голуби с крыши улетели.

К концу предложения я уже смотрел в довольную мордочку Алисы. Она сидела в позе лотоса в середине комнаты. На ней были широкие штаны и что-то, напоминающее пончо. Кудрявые волосы были спутаны, а лицо испачкано краской.

— Врёшь ты всё. Просто лестница шумит.

— Ну, если ты не хочешь верить в что-то необычное, то и не надо. Пусть будет лестница. Как тебе картина?

Она ткнула на полотно, которое прикрепила в другом конце комнаты. На ней был изображён маленький дом и слишком большой для него человек. Человек пытался войти, но в дверной проём помещалась только его нога. Картина почему-то была перевёрнута.

— Я не разбираюсь в искусстве.

— Отлично. На вопрос «Разбираешься ли ты в искусстве?» ты ответил. А теперь ответь на заданный.

Если бы эту фразу сказал кто угодно другой, я бы как минимум не стал бы с ним больше разговаривать. А может быть, и в морду дал. Но Алиса говорила это так просто, так серьёзно. Без иронии и насмешки.

— Симпатично. Наверно, что-то значит. По крайней мере, так кажется. Только её перевернуть нужно. Вешать картину кверху ногами — попахивает дурновкусием.

— Ты прав, это глупо. Я думала, так будут лучше видны ошибки.

— С какой это стати?

— Это уже другой вопрос. Но я же ничего не потеряла от того, что сделала глупость.

Я сел в угол, прямо на пол. Лет десять так просто не сидел на полу. Если не считать прошлого посещения этого места. Мы замолчали. Знаете, так бывает, когда молчание неловкое. Оно будто бы повисает в воздухе, и ты совсем не знаешь, как его нарушить. Вот это было совсем другое. Комфортное и логичное молчание. Каждый из нас думал о чём-то своём.

— Что ты делаешь? — резко дернулась Алиса. Я непонимающе посмотрел на неё. — Рукой?

Я посмотрел на руки — задумавшись, начал машинально отбивать ритм. Просто стучал пальцами по деревянному полу. Именно это сообщил Алисе.

— Ты умеешь играть на гитаре.

— Почему, если я отбиваю ритм рукой, я обязательно играю на гитаре?

— Не поэтому. У тебя руки музыканта, я просто раньше не замечала.

Я посмотрел на руки, а потом с сомнением на девушку. Руки как руки — самые обычные. Но ведь я действительно играю на гитаре. Пять лет музыкалки. Хотя уже не помню, когда последний раз брал в руки сей дивный инструмент.

— Я не играю на гитаре. Уже очень долго.

Она улыбалась.

— Так ты умеешь играть! Я же говорила: пальцы музыканта.

— Каждый второй умеет играть на гитаре. Тоже мне волшебство…

— Каждый второй умеет, это правда, даже я. Но ты можешь больше, чем другие. Ну-ка, подожди.

Она вскочила и выбежала из комнаты. Вернулась через пару минут, таща по полу комбик. На спине у неё висела старенькая электрогитара.

— Откуда тут гитара?!

Мне было и весело, и грустно. Конечно, сейчас она заставит меня на ней играть, а я не очень-то этого жаждал.

— Да бог его знает. Это же, считай, склад. Тут куча всего. Поэтому мне это место так нравится. Сыграешь мне?

— Я же говорил, что не играю на гитаре. Играл, очень давно. Ничего выдающегося. К тому же, у меня была классика, а это — электрогитара.

— Инструмент есть инструмент! — она топнула ножкой. — Андрей, ты не можешь разжечь моё любопытство, а потом просто сказать «нет». У тебя есть вообще честь?

— Ты будешь разочарована. Подключай эту фигню.

Она победно улыбнулась.

Спустя пару минут у меня руках уже была гитара, а я сидел на полу в позе лотоса, что было совершенно неправильно, и медленно перебирал струны.

Навык потерян, к тому же гитара совершенно другая. И всё же пальцы ходили по струнам нежно и уверенно. Ничего особенного, так — пара упражнений, но я почувствовал, как у меня внутри что-то подпрыгивает, когда я извлекаю очередную ноту.

Я ожидал, что Алиса будет смотреть на меня, но через несколько минут она отвернулась и начала рисовать. Вначале я почувствовал укол разочарования, но потом я понял кое-что важное. Я не хочу играть для неё, я в кои-то веки хочу играть для себя.

Я ведь все время играл для кого-то. Сначала для родителей, потом — для друзей, затем — для Вали. Хотя на неё это быстро перестало производить впечатление. Через несколько месяцев отношений восторг в глазах и улыбка сменились на «опять ты бренчишь». Я и тогда уже мало играл, а после неё совсем забил.

И только сейчас понял, что мне, в общем-то, нравится играть на гитаре.

Я закончил с упражнениями, начал вспоминать любимые мелодии. девушка с волосами цвета льна, как давно я её играл? Тратил часы и дни, читал ноты, которые отвратительно мне давались, но так и не смог выучить её идеально — слишком сложно.

А теперь я и не хотел играть её идеально, даже хорошо не обязательно. Просто играл и улыбался. Потом дальше и дальше. Плевать, как звучит, плевать, что спотыкаюсь, плевать, что не помню половину нот!

Я почувствовал боль. Прервался и посмотрел на свои пальцы. Подушечки красные. Потом осознал, что больно было почти всё время, просто только сейчас она стала невыносимой.

— Я знала, — просто сказала Алиса. И эти слова были приятней любых комплиментов. Впрочем, я этого не показывал.

— Что ты нарисовала?

— Кое-что странное. Я не уверена, что ты в полной мере осознаешь увиденное. Но я нарисовала картину.

— Очень смешно, покажи.

На картине был изображен монстр, держащий в руках ребёнка. Держащий ласково и аккуратно. Ребёнок кричал, а монстр смотрел на него со слезами и грустью в глазах.

— Что думаешь?

— Красиво, и немного пугает. Что это значит? Какая-то метафора?

— Вот так я тебе взяла и рассказала — прям всё. Если что-то надо объяснять, то не надо объяснять.

В этот раз я не ночевал у неё, ушёл к вечеру и направился домой лёгким шагом. Кажется, впервые за несколько лет я был расслаблен. Будто всё время на моих плечах лежал тяжёлый камень, а теперь его нет. И вот я иду по площади и знаю, что Алиса сидит у себя на чердаке. А всё равно высматриваю её в прохожих девушках. И это теперь меня не пугает. К чёрту страх, и к чёрту боль! Жизнь прекрасна и восхитительна. Я рассмеялся.

Конечно, это настроение прошло. Как всегда проходят любые эмоции. На следующий день я встал в шесть утра и пошёл на работу. И вновь началась рутина: приятная, успокаивающая и скучная. Будто и не было ничего, а всё же кое-что внутри поменялось. Как-то всё немного приятней стало.

— Как думаешь, почему? — спросил я как-то Киру.

— Влюбился.

— Как-то ты сердито это говоришь.

Кира зевнула. Она никогда не высыпалась, и вообще, в полдень эта девушка была эдакой мрачной бизнес-леди. Раз в неделю наши обеденные перерывы совпадали, и мы наслаждались вкуснейшими блинами в милой кафешке. Впрочем, сегодня я не ел, только пил кофе. Весы показывали пару лишних килограммов.

— Ты еле оправился от прошлого разрыва и теперь ищешь новый объект. Ты всегда очень быстро влюблялся. И потом тебе опять станет хуже — я тебя знаю.

— Ты же сама говорила найти кого-нибудь.

— Ну не такую же. Она не может в серьёзные отношения — это же видно. А ты ведь хочешь сразу и навсегда. Свадьба, дети — всё такое. Твоя проблема в том, что ты не умеешь разделять чувства и секс.

— Тоже мне психолог.

— Знаешь ведь, что я права. Послушай, Андрей. Хочешь с ней сидеть — сиди, играй на гитаре, худей. Я только за. Но ради всего святого — не спи с ней. Хорошо?

— Я и не собирался. Мне кажется, что она даже не думает об этом, так что можешь не переживать.

— Будто разберёшь, о чем она думает.

Если подумать, то она права. Я вроде как понимаю, что думают люди. Не точно, конечно, но примерно. А что в голове у этой девушки, я не знаю. И не хочу знать — так мне нравится больше. А хочу я с ней спать? Даже не знаю. Секс давно перестал быть для меня чем-то особенным. Это не такая уж и весёлая штука, когда этого много. Или хотя бы достаточно. Конечно, организм просит, это нормально. Но это ведь не только физическое желание.

И вот я снова у неё, на том же месте, с той же гитарой. Она не рисует: просто слушает, лёжа на полу.

— Андрей. А ты любишь цветы?

Я задумался. Вспомнил букеты, которые дарил Вале. Она это любила. Не цветы, а сам факт, что я их ей дарил. И все эти букеты были какими-то пошлыми. Слишком яркие цвета, слишком сложное узоры. Даже не знаю — есть в цветах какая-то высокомерность.

— Ромашки люблю. Отличные цветы.

— Скучные ведь.

— Сама скучная. Ромашки красивые и вкусно пахнут. И они не выпендриваются.

— А остальные цветы прямо выпендриваются?

— Все как один!

Мы рассмеялись.

 

 

* * *

 

— Так что, ты типа с ней встречаешься?

Боря подал мне бутылку. «Типа»… ну и фразы. Сколько знаю этого персонажа — всегда он разговаривал как подросток. Тридцать пять мужику, престижная серьёзная работа, дом в центре и костюм, который даже для меня дороговат. Но заканчивая рабочий день, он приезжает на своём дорогущем авто домой, переодевается в одну из дурацких футболок и приезжает на метро пить с нами пиво и клеить молоденьких девушек. Впрочем, чем я лучше? Состоятельный мужчина, руководящая должность, а по вечерам сижу у какой-то девчонки и мечтаю о любви, в которую пора уже перестать верить. Наверно, поэтому мы и держимся нашей компанией так долго. Мы до сих пор дети.

— Я «типа» с ней не встречаюсь. Мы просто общаемся.

Миша отошёл утешить Киру, у которой в очередной раз что-то случилось, и мы с Борей остались вдвоём за столиком. В такие моменты всегда идут личные разговоры, ну как-то нельзя по-другому.

— Просто общаетесь? Уже несколько месяцев? О чем, интересно, вы разговариваете?

— Не знаю. Просто разговариваем. Если так подумать — не знаю, о чем. О работе ни разу не заикался. Да и она про свою деятельность ни слова не говорила. Ну, вот в последний раз про цветы говорили.

Я закурил сигарету. Дым медленно поднимался от середины круглого столика вверх и исчезал в темноте быстрее, чем успевал раствориться. В этом углу темно и тихо, будто его специально для нас поставили. Хочешь — пройди пять шагов и вливайся в компанию людей у бара, а хочешь — сиди себе в тёмном уголке, наслаждайся еле слышной музыкой и кури сигареты. Наверно, единственный бар, в котором можно курить.

— Про цветы?

— Ну да. Чем не тема?

— Что-то странное творится с тобой, дружище, ох, что-то странное. Не нравится мне всё это. Ты, скорее всего влюбился, и влюбился конкретно. А она не лучший вариант для этого.

— Кира мне тоже самое сказала.

— Правильно сказала, она баба умная, — он обернулся. — Ну, по крайней мере, когда водку с текилой не мешает. Со всеми её словами согласен. Впрочем…

Он замолчал. Как-то неловко улыбнулся и отвёл взгляд.

— Что?

— Это, может, прозвучит как-то странно…

— Да говори уже.

— После всего, что было, я рад видеть тебя счастливым.

— Спасибо, наверно.

— Вот я же говорил, странно будет звучать, — Боря поёжился и рассмеялся. — Срочно нужно пойти и склеить какую-нибудь девчушку. А то ты сейчас в меня влюбишься.

— Иди-иди, котик. Я же знаю, к кому ты потом вернёшься.

Я послал ему воздушный поцелуй. Он показал мне средний палец, но улыбку сдержать не смог.

Затушил сигарету. Счастье… Наверно, он прав. Наверно, я сейчас счастлив. Впрочем, я думаю, что счастье не бывает в настоящем. Оно всегда в прошлом. Вот вспоминаешь момент и знаешь, что был тогда счастлив. А когда этот самый момент сейчас, вот прямо сию секунду — как-то непонятно.

— Андрей. У меня самая бедовая из всех возможных бед.

Алиса стояла на руках, опираясь ногами на стену. Я пил травяной чай и внимательно рассматривал свои руки, потому что единственной альтернативой был живот Алисы, вид на который, вопреки обычному, был приоткрыт.

— У тебя бывают беды?

— У всех бывают беды. Даже у бед бывают беды. Как и обед, это я ещё в детстве осознала. И у бед бывают беды и у бед обед бывает. Между бедами беда на обеде отдыхает.

— Кто это? Есенин? Лермонтов? Неужели, Евтушенко?

— Это беда. Странный ты.

— Тут не поспоришь. Так что случилось?

— У меня кончились деньги.

Я рассмеялся, причём искренне.

— Всего ожидал. Атаку инопланетян, вознесение на новый этап эволюции, воспоминания о прошлой жизни. Но не такого. Ты не пробовала устроиться на работу?

— Хватит шутки шутить. Лучше скажи, что делать.

Ну да… Алиса, да работать где-то? Сложно представить. Хотя, она могла бы быть фитнес-инструктором.

— Как насчёт продать какую-нибудь картину?

Она резко вскочила на ноги, чуть качнулась и радостно подпрыгнула.

— Андрей! Андрей, ты гений! Я слышала, на этом поднимают огромные деньги.

— Ну, огромных денег я тебе не обещаю. Но что-нибудь, может быть, заработаешь. Я поспрашиваю у Миши.

 

 

* * *

 

— Ну и что там за история? — спросил я у Миши.

Солнце спускалось к закату. Раньше мы с Мишей часто гуляли по вечерам, пили пиво. Помню, как он ныл про первую любовь. А я плакался ему про то, что ничего не получается, и реализоваться я не смогу. Помню, как начали встречаться с девушками и рассказывали друг другу о том, как гуляли с ними и какие невероятные вещи придумывали. Потом — про семейную жизнь. А когда Валя ушла, больше молчали, и всё равно иногда выбирались.

Вот и сегодня я пришёл к нему, поздоровался с Крис, пару минут поиграл с Катей, пока папа одевается, и мы вышли. Пиво сменилось на чай из термоса, но вечер остался такой же.

— Помнишь, ты спрашивал, где можно картины продать, для девчонки своей?

— Ну, ты меня с Кириллом свёл.

— Да, он скупщик. Перепродает потом заграницу. Так это действенней, главное — историю придумать. Ну, не мне тебе рассказывать, как продавать хлам.

— Ну. Так в чём история? Она не продала картину?

— Почему же? Продала конечно. Картины не самые плохие, я видел фотки. Фишка в том, что она тут же купила другую. Сказала, что уйти без неё не может и всё отдаст. Ну, он с неё содрал все, что она заработала, и ещё сверху, — я рассмеялся. Очень в её духе. — Она тебе не рассказывала, что ли?

— Мы с ней с тех пор не виделись.

— Странно, мне казалось, вы много общаетесь.

— Я прихожу к ней два раза в неделю.

— Это у вас расписание такое? А телефон или интернет?

— Как-то вот никогда ей не звонил. Мне и так всего хватает.

Миша покачал головой. Он никогда не говорил фраз вроде «ты делаешь неправильно» или «так поступать нельзя», но по нему всегда видно, когда он хочет так сказать. Или я сам себе хотел это сказать?

 

 

* * *

 

Ночной город, огни, машины, девушка с белоснежной улыбкой. В одной руке сигарета, в другой — телефон. И чего я так робею? Домой к ней приходить мне нормально, а звонить — страшно. Я закурил и набрал номер.

— О, мистер маньяк.

— И тебе привет, Алиса, — я улыбнулся. Такой приятный и искрений голос. — Мне сегодня рассказали про картину.

— Решил посмеяться надо мной по телефону.

— Я посмеюсь над тобой всеми возможными способами. Что хоть за картина? С чего ты в неё так влюбилась?

— Не влюблялась я. Любви нету, Андрей.

Вот от кого угодно эту фразу готов был услышать, но не от неё.

— Глупость. Любовь есть.

— Это тебе люди навязали. Своими стихами, книгами и фильмами. Там всё красивое и интересное. А на самом деле — это пустое.

— Тогда и счастья нет.

— Счастье — это скорее состояние, это от человека зависит. Вот я иду по улице, а там дождь идёт и солнце светит. И я счастлива. А люди, люди они так не умеют. Им для счастья повод нужен, весомый. Вот они и ищут любовь, думая, что она сделает их счастливыми. А любви нет.

— Значит, все люди — дураки?

— Значит так.

— Ну и я тогда дурак. И лучше останусь дураком, чем буду думать так, как ты.

Я сбросил. Да что случилось?! С чего вдруг ты так разозлился, Андрей? Сейчас же перезвони ей и скажи, что связь прервалась!

Я кинул телефон с балкона. Если что — скажу, что уронил.

Я чувствовал себя идиотом. Очень уставшим идиотом. Думать не хотелось, копаться в себе не хотелось. Было больно и страшно. Я вернулся в комнату, включил музыку погромче. И сел на диван. Включил музыку. Думать не хотелось, но не думать не получалось. Каждый раз, когда я возвращался к разговору, меня будто откидывало куда-нибудь. Я начинал вспоминать рабочие моменты, прошлое, Валю. Но рано или поздно опять возвращался к разговору, и меня опять откидывало. Сколько прошло времени я понял, только когда в дверь забарабанили. Уже двенадцать, а музыка как на дискотеке. Я заспешил к двери, придумывая внятные извинения, распахнул их и уткнулся носом в лоб Алисы.

Она была вся мокрая. По шее бежали мурашки. Видимо, на улице шёл дождь. И глаза тоже были мокрыми, и красными. В руке она держала букет сорванных ромашек.

Я хотел что-то сказать, но не знал что. Хотел пригласить войти, но слова будто исчезли. Я хотел взять её за руку, но вместо этого схватил за талию.

Не прошло и секунды, как она повисла у меня на руках, а наши губы соприкоснулись.

 

 

* * *

 

На улице уже светало. А я, вопреки всем правилам пожарной безопасности, закурил в постели.

— Я даже не думала, что ты так много всего знаешь.

— Я все-таки взрослый состоятельный мужчина.

— А я не зря отметила пальцы музыканта.

— Не пошли. Ты почти ребёнок.

Она ткнула меня ногтем в бок.

— Да как ты смеешь после такого…

Я перебил её смехом.

— Я всё думаю: где ты ромашек среди ночи взяла?

— Я давно одну клумбу приметила, — Алиса зевнула, — а тут повод появился.

— Не было повода. Я просто телефон уронил.

— Ну да, конечно. Накричал на меня, не дав объяснить суть. Я хотела сказать, что если ты умеешь быть счастливым, то ты и умеешь любить. Просто ты любишь всех и всё. Вот и всё.

— Ну, ты немного про другую любовь говоришь.

— Любовь, она одна, — сонно пролопотала она. — Одна на всех. А ты говоришь про другое.

— И всё же. В мою версию любви ты веришь?

Ответом мне было мирное посапывание.

 

 

* * *

 

Следующая неделя прошла странно. Всё было как раньше, но как-то по-другому. Алиса меньше говорила и рисовала, и всё чаще лежала, смотря в одну точку и думая о своём. А я играл на гитаре или пил чай и думал о ней.

И вот она позвонила и сказала, что хочет зайти. Голос был странным, каким-то пустым.

— Привет, — она стояла на пороге и улыбалась. Совсем не по-настоящему, стараясь изо всех сил. — Я не просто так, я с подарком. Это картина, которую я купила у того парня, которого ты мне посоветовал.

На ней были потёртые джинсы, рубашка со множеством карманов и кепка. Не то чтобы походная одежда, но, думаю, наиболее подходящее, что у неё было.

Я стоял и серьёзно смотрел на неё, понимая всё.

— Ты уезжаешь, ведь так?

Улыбка ушла с её лица. Она уставилась в пол, будто нашкодивший ребёнок.

— Прости, что говорю только сейчас. Я знаю, что так не совсем правильно поступать, учитывая, что между нами произошло…

Я сел спиной к ней и уставился в окно. По стеклу побежали капельки. Я знал, что это произойдёт, готовил себя к такому исходу. Только так это и могло закончиться. Да только, кажется, к такому не подготовишься.

— Если ты не хочешь со мной разговаривать — я пойму.

Я не хотел с ней разговаривать. Даже смотреть на неё не хотел. И слышать. Хотел чтобы она ушла уже поскорее. Я не ответил ей.

— Просто… я хотела сказать тебе, что очень благодарна. С тобой было очень хорошо.

Она развернулась, чтобы выйти и уехать навсегда.

Я хотел крикнуть ей, чтобы не уходила. Хотел упасть на пол и кричать, как сильно я её люблю. Хотел молить, чтобы осталась. У меня есть, где жить, есть деньги, я могу дать ей всё!

Вот только я не мог дать ей того, что ей нужно было. Её дороги, где я был лишь оазисом, а она была всего лишь миражом.

Я слышал, как открывается дверь. И пробежал до двери за секунду. Она даже не успела обернуться на звук. Так я её и обнял. Прислонив к себе спиной и положив голову на её кудрявую макушку.

— Прощай, милый мой человек, — сказал я, улыбаясь. — Удачи тебе, и спасибо за всё, — я взял куртку с вешалки и одел на неё. — Там холодно.

Она посмотрела на меня и из глаз у неё полились слёзы.

Я знал, что люблю её. И знал, что никак не смогу удержать. И не хотел этого: она не такой человек, и это было ясно сразу. Единственное, что я мог сделать — это напялить на её плечи свою куртку и пожелать удачи.

— Прощай.

Я закрыл за ней дверь и вернулся в комнату. Картина стояла там, а рядом с ней записка.

«Она пахнет красками, очень сильно».

Я коснулся пальцами щеки и улыбнулся. Всё-таки заплакал.

 

 

* * *

 

Вывеска над баром всё ещё не работала. Я стоял на том же месте и курил сигарету, смотря в пустое, тёмное небо.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Алиса уехала. С того времени много всего случилось, и не случилось ничего. Много прогулок в одиночестве, много душевных разговоров, много странных мыслей.

Первое время я не верил в то, что всё закончилось. Искал её лицо среди прохожих девиц и постоянно смотрел в телефон. Но это прошло. Не сразу, но прошло. И всё как-то вернулось на круги своя.

Снова работа, снова бар и друзья. Хорошие друзья, просто отличные. И моя жизнь такая же, как и была.

Я выбросил сигарету и зашёл обратно в бар. Друзья и немногочисленные посетители встретили меня аплодисментами. Я улыбнулся и прошёл к своей импровизированной сцене: длинному барному стулу с подставкой для ноги и гитарой, ожидающей меня.

— Я сыграл всё, что было в моей программе.

— Не всё, — сказала девушка за баром. Она была одета в деловой костюм. У неё были короткие чёрные волосы и небольшой шрам в уголке рта. Она курила тонкую сигарету, сквозь дым которой серьёзно смотрела на меня зелёными глазами. — Есть ещё одна песня.

Я хмыкнул. Кажется, играл я тут её только раз, и кроме моих друзей в баре никого не было. Видимо, не заметил её.

Нет, моя жизнь изменилась — это уж точно. Я уверен, что никогда больше не увижу Алису — почему-то знаю это. Но со мной остался её облик. Где-то в очередном городе, может, даже не в этой стране. Одинокая мечтательница сидит на очередном чердаке и рисует что-нибудь масляными красками и пьёт травяной чай. И это прекрасно.

— Ну, раз уж пойман с поличным — ничего не поделать, — я провёл рукой по струнам. — Песенка называется… «Миражи».

 

© Артём Герасимов