Рубрика: 2017. Художественное слово

Все ее тело было опутано тонкими серебристыми мерцающими нитями. Ее темные спутанные волосы развевались, хотя ветра совсем не было. Она молчала. Только смотрела.

Может ли женщина быть настоящим писателем? Мария часто задумывалась об этом, читала биографии женщин-писателей. Есть же, в конце концов, Франсуаза Саган, Жорж Санд и Вирджиния Вульф.

Великолепный песочный замок был не тронут приливом, вопреки всем законам природы, — и воткнутый в крышу самодельный флажок развевался победно.

Уже на третий день после завершения моего участия в этом проекте, который так и не стал менее загадочным, я вдруг захотела что-то написать. Нашла в интернете первые попавшиеся литературные конкурсы и начала писать для них.

Но Шершнёв как-то отрешённо и совершенно спокойно смотрел прямо перед собой и глаза его отражали только напряжённую работу мысли. Фонарёву показалось, что писатель смотрит на него так, как смотрят на пустое место.

Тоша, любуясь природой, разглядывая растения и цветы, слушая пение птиц, различные шорохи и шёпот листвы, шёл своей тропой, разговаривал с лесом и мечтал.

От участника конкурса Рината Мусина поступило предложение публиковать обзоры представленных на суд жюри рассказов. Попробую эту хорошую идею реализовать.

Когда Шен услышала звонок, проснулась, закрыла тетрадь и вспомнила: мальчику всё время попадали волосы в уши, маленькие серебряные пауки.

Но в комнате я совсем не один. Он не стоит, а сидит, в кресле напротив, с напряженным выражением лица, седобородый, мудрый как океан, и с плохо скрываемой тревогой смотрит прямо на меня.

Его романы отличались исключительной точностью данных, что ценилось среди людей и даже среди его автоматизированных коллег. Он удовлетворял человеческие потребности в знаниях, осыпая электронные страницы фактами, которые тяжело было найти человеку.

Много чего Он думал бессонными ночами, ибо поверил в то, что нет радости в жизни, не пробиться к жизни светлой и не плыть по волнам ее, а быть в колесе убивающем и скорбеть душой о невозвратном.

Позади него горел хлев. Душераздирающий крик резал его, подобно ножу. Громкий, просящий помощи и к концу совсем сиплый голос мальчишки, наверно, лет восьми.

Тренер взял Николая под руки и помог перебраться на скамейку. Спортсмены освободили штангу от дисков и подали гриф в его руки.

Это была не презентация — светопреставление. В худобный городишко Льгов прикатил сам губернатор со своей свитой. И было открытие монументального памятника воеводе Пожарскому, переименование улиц, деревень.

Есть в этом мире одно чудное место, не ищите его на картах, интернет и навигатор тоже не помогут. Называется оно таверной вечных странников. Владелец таверны не менее чудный человек, имя которого Влади Каховский.

— Она прекрасна, — бормотал магазин. — Притягательна, как шоколадная обертка, недоступна, как консервы, чиста, как полиэтиленовый пакет, я имею в виду тот, в который еще не сунули грязную морковку…

Дерево-великан возле ворот по-прежнему простиралось ветвями до небес, с легким шорохом с него срывались листья, один за другим.

«Продержаться бы до Нового года, три дня осталось» — подумал он подходя к окну. За стеклом летел снег, нежные густые хлопья падали на темную, влажно поблескивающую в свете фонарей дорогу…

— Ох, подожди секундочку, Саяпов, подожди, — зашептала Синичкина и быстренько протёрла зеркало. — Смотри на меня, любимый, смотри!

— А так мы, получается, побочные. — Всё это время она ходила по комнате, бросая в меня слова, будто тяжелые предметы. Я чувствовал её обиду, гнев, возможно, даже разочарование.

События воскресного сна перевернули мою действительность. А что, если героиня из сна — это я? Я, которая перестала слышать себя. Я, которая предала свою мечту.

Там, впереди, в удивительно розовом акварельном небе высились башни громадного замка, видимые не чётко, а слегка размыто. Замок как будто дрожал и плавился в горячем воздухе, какой бывает над костром, хотя на самом деле утро было холодным.

На дворе стоял апрель. По воздуху витали свежие нотки весенних цветов, а золотые кудри солнца стали окутывать своим теплом кучерявые кроны незамысловатых дерев.

Бледно-розовые лепестки медленно кружились, словно в танце, падая в неспешно текущую реку с чистой водой, играющей бликами в лунном свете, и плыли по ней, будто маленькие лодочки. И через эту реку был перекинут каменный мостик.